Зарянку ощутимо потрясывает — Зайцелов чувствует это, приблизившись, и на мгновение холодный страх сковывает у него все внутри; он успевает испугаться, что навредил, открыв своим рассказом рану, что пуще прежней, но ученица вдруг утыкается лбом в его шею, и выдох ее, дрожащий от подступающих слез, теплом ложится на его шерсть. Воитель молча, насколько может дотянуться, трется щекой о ее затылок.

— Спасибо тебе, — отстранившись, роняет Зарянка, и Зайцелов улыбается — надеется, что ободряюще, — Ты самый лучший кот, — она фыркает, добавляя со смехом: — После Фазана, конечно.

Зайцелов кивает, схмурив морду поддельно-серьезную. Он даже не против закрыть глаза на ставшие странными в последнее время поползновения его ученицы в отношении, простите Звезды, Фазана — опять же, есть дела понасущнее.

— Конечно. Как же я мог забыть.

Также, как загорается, Зарянка очень резко вдруг гаснет — вопреки своему имени в честь рассвета, теперь она напомнила Зайцелову последний отблеск вечернего солнца в момент перед тем, как оно закатывается за горизонт (сравнение получается грустным, и он тут же ругает себя за него). Она пытается улыбнуться опять, но не получается; Зайцелов хочет, чтобы она перестала играть, перестала храбриться и доверила ему всю ту боль, которую он видит яснее ясного за прозрачным янтарем ее глаз, но он не может требовать подобного вслух, а потому лишь ждет смиренно ее следующих слов.

Зарянка уводит взгляд в сторону.

— Я не знаю, что делать. Жизнь течёт, и смерть — неотъемлемая часть жизни, но мне очень тяжело осознавать, что я больше не смогу быть такой, как прежде.

Зайцелов хорошо понимает, что она имеет в виду. Когда умерла его мать, он оплакивал себя вместе с ней — с ее оборвавшейся жизнью он потерял свои невинность и детство; до такой степени, что утратил даже наладившуюся связь с Тучегоном, к которой и без того они шли по кочкам и через колючие тернии. Он не знает, кем был бы без этой трагедии — какие его части принадлежат ему самому, а какие выросли из выложенной вереском родительской могилы? Какое в нем соотношение боли, насколько он из нее состоит? Вопросы эти режут до первобытного ужаса где-то на самой подкорке, так что большую часть времени Зайцелов ими не задается. Тем более, что если найдет ответы, то легче ему явно не станет, а изменить все равно ничего не дано.

— Я чувствую себя неуместной и лишней, словно… Словно все от меня отвернутся. И даже ты…

На этот раз Зайцелов не дожидается продолжения реплики: ему не нужно, чтобы знать, что сказать.

— Не отвернусь, — он ловит взгляд Коршуна поверх макушки Зарянки, развернувшейся и резко засобиравшейся прочь, однако остановившейся прежде, чем Зайцелову пришлось бы самому ее звать обратно. В глазах отца ученицы он видит отражение собственных мыслей и чувств, и кивает уважительно, когда воитель решает не приближаться — признавая, по-видимому, право наставника справиться без родительского вмешательства; на данный момент. "Я справлюсь. Не переживай," — Но ты не увидишь этого, если первая развернешься ко мне спиной.

Что он имеет в виду — не закрывайся от меня, от других. Позволь им тебе помогать. Потому что, проводя параллели, представляет, как Зарянка и ее сестры (особенно Крапинка, которая очень уж заботилась о благополучии бедной Лютик) застревают в своих собственных головах по мере взросления, позабыв о поддержке, которую могут представлять друг для друга, и это не то, чего он хочет для своей ученицы; это не то, чего он хотел для себя, но его уже поздно спасать, и дружбу с Тучегоном ему не вернуть, и Молния никогда не станет для него лучшим наставником. А Зарянка... у нее еще может все это быть. Если он не даст ей сейчас заползти в скорлупку и вариться там в собственных мыслях, в собственной боли, до тех пор, пока кроме них ничего не останется.

— А насчет прочего... Иногда меня спасает мысль о том, что ничего не случается просто так. Как бы ужасно ни было то, что произошло с Лютик... если это провидение Звездного племени, мы ничего не смогли бы поделать, — Зайцелов мрачно кривит губами, — Да, я знаю, как это звучит. Но это, по крайней мере, помогает мне спать по ночам. Весь наш путь предначертан, с момента рождения и до смерти, так что нет смысла переживать и лить слезы из-за того, что тебе неподвластно. Хотя сказать, конечно, гораздо проще, чем сделать.

Он выпускает из груди вздох — и, вдохнув воздух обратно, чувствует на языке железно-теплый запах пойманной дичи и вернувшейся в лагерь Хорёк. Та, сопровождаемая Куницей (завещанному ныне Форели, как он вспоминает), скрывается в стороне предводительской палатки, не сделав даже паузы, чтобы положить в кучу с добычей пойманного ими с учеником кролика. Зайцелов прослеживает их путь с интересом, но после его внимание вновь целиком возвращается к его ученице.

— Знаю, я сказал, что тренировки у нас завтра не будет... Но если ты почувствуешь, что тебе это нужно — чтобы отвлечься и размять лапы — ты знаешь, где меня можно найти, — следующую фразу он говорит словно бы неохотно, не верящий сам до конца, что признает благоприятное влияние на него методов воспитания Молнии. Хорошо, по крайней мере, что последнего не наблюдается где-то поблизости — иначе Зайцелов в жизни бы не раскрыл рта, чтобы это сказать, — В свое время мне это помогло.

Он очень не хочет оставлять Зарянку одну — даже понимая головой, что ее, вероятнее всего, ждет отец, готовый оказать поддержку с секунды на секунду — но все-таки делает над собой усилие, чтобы встать; ибо превращаться в наседку тоже не звучит привлекательно. По крайней мере, он может сказать, что сделал для Зарянки все, что в его силах, и как смог донес до нее, что он здесь, и что он готов выслушать. А вот остальное зависит уже от нее, и, как бы Зайцелов не хотел, но над чужой головой он не властен, и все, что ему остается — это доверить благополучие ученицы ее собственным лапам, а также, что уже легче — лапам ее семьи. Коршуну и ее сестрам.

— Кажется, Коршун хочет тебе что-то сказать, — Зайцелов ободряюще бодает Зарянку в плечо, как котенка, и улыбается уголком губ, оглядываясь вокруг, — Ты иди, поговори с ним, а у меня пока... о.

Он замирает на полуслове, наблюдая как раз выскакивающую из пещеры Звездной Сойки очень взвинченную Хорёк; следом за ней, как и был, Куница, заметно поникнувший. Недовольство старшей соплеменницы исходит от нее столь очевидными волнами, что Зайцелов чувствует их на собственной шкуре, вынуждая все мышцы напрячься.

"Что еще за беда?"

Хорек с учеником направляются к палатке старейшин, и Зайцелов смотрит через плечо на Зарянку, пока еще не ушедшую.

— У кого-то день уже не задается, как я погляжу, — задумчиво хмыкает он. Разминает плечи, затекшие еще за время прощания с Лютик, и потягивается дальше всем телом; дает о себе знать прошедшая без секунды сна ночь, вытягивая из горла пространный зевок.

Ему, признаться, очень уж интересно, что так взбеленило Хорёк, раз уж она вышла от предводительницы, как укушенная оводом в круп — первая мысль, пришедшая в голову, почему-то отдает Тучегоном: "Неужто напоролась не вовремя на любовную сцену?". Винса он не видел с тех пор, как тот скрылся в палатке вслед за Звездной Сойкой после собрания — и хотя он не то чтобы верит, что за ее доверием по отношению к нему стоит что-то, кроме... он понятия не имеет, чего, но явно не ищущего им всем на пользу, слушки внутри племени Ветра ходят различные. И Зайцелов не уверен даже, какое предположение хуже: что Звездной Сойке затуманили голову чувства к случайному одиночке, либо что она просто ни с того ни с сего помешалась. Как бы то ни было, а легкого выхода он не видит ни при одном, ни при втором варианте.

Как будто прочитав его мысли и проявив благосклонность его любопытству, Хорёк спустя какое-то время вновь появляется на поляне — и, выглядя уже явно чуть менее расстроенной, направляется прямиком к ним с Зарянкой. Зайцелов кивает им с Куницей еще издалека, признавая присутствие.

— Не хотите разделить с нами кролика?

Зайцелов на мгновение прислушивается к себе, понимая, что действительно голоден — он пропустил вечерний прием пищи в угоду прощания с Лютик, и теперь, улавливая носом запах еще мягкого мяса, чувствует, как от нетерпения скручивает живот. Воитель тактично игнорирует тот факт, что едва ли зверек был пойман в пресловутых туннелях, чего требует от них ныне Звездная Сойка, и кивает еще раз, глазами подзывая Зарянку.

— Спасибо, Хорёк. Мы с большим удовольствием.

Ученицу свою о желании поесть он не спрашивает: как только кролик оказывается удобно уложен в центр круга собравшихся котов (среди которых и Хорёк с Куницей, и Коршун, и Ветролапая), кладёт у нее перед носом самый аппетитный кусок, какой только смог оторвать. Говорит, предупреждая отнекивания:

— Ешь, — и сам с едва скрываемым удовольствием вгрызается в свежее мясо, щедро переданное ему самой же Хорёк. После того, как в пустующую яму желудка приземляется пища жить становится немножечко легче, — Это ты его поймал, Куница? Отличная работа.

Какое-то время они трапезничают в уютном молчании. Зайцелов поглядывает из угла глаза, чтобы Зарянка ела со всеми — хотя у него присутствуют отголоски надежды, что она, как он в свое время, не станет морить себя голодом после недавно увиденного — и время от времени касается ее хвоста своим собственным, не давая затеряться в мрачных, зыбучих мыслях, которые (по его опыту) всегда атакуют, стоит тишине воцариться. Хорёк подает голос резко и неожиданно, хотя он не может сказать, что не предвидел этого с того самого момента, как старшая воительница окликнула их с Зарянкой по именам; а потому заинтересованно поворачивает одно большое ухо в сторону говорящей, давая понять, что внимательно слушает. 

— Мы были у Звёздной Сойки, — Хорёк плохо удается скрыть гнев, от которого практически вслух потрескивают шерстинки — если у нее в намерении вообще было его скрывать, — Просили её оставить нас оруженосцем и наставником. Но «решение уже принято», — Зайцелов наблюдает, уважительно перестав есть, как кошка возмущенно скребет под собой землю когтями, и отчего-то чувствует себя понятым как никогда, — Почему я должна отказываться от Куницы, с которым мы сроднились, из-за случайной фразы, о которой он сам жалеет? Мы прошли посвящение перед ликом предков! Столького достигли! И теперь всё это... под землю.

"Под землю..."

— Смею предположить, что она понадеялась, что ты пойдешь на попятную — и согласишься на охоту в туннелях, как только поймешь, что иначе у тебя отнимут Куницу.

Скорее всего, так и было, но Зайцелов все же пытается придать этому высказыванию осторожность.

— Разделить нас на воинов и норников, — близкая, по ощущениям, к бешенству продолжает Хорёк, — А затем ещё и разлучить оруженосцев с наставниками. И всё это в сезон Голых деревьев, под угрозой нападения Речного племени.

Она вскидывает голову к небу, вызывающе схмурив брови, и Зайцелов зеркалит невольно само выражение ее морды; стоит только представить, что у него отнимут Зарянку, чтобы дать ей наставника, угодного для Звездной Сойки с ее ребяческими идеями, и загнать обратно под своды туннелей, где уже чуть не погибла ее сестра, до сих пор пребывающая после этого в палатке Дурмана.

Одна только мысль об этом пробуждает скользкую змею в животе, норовящую прямо сейчас свернуться внутри Зайцелова в тугой, холодный клубок.

Его собственная злость бурлит под кожей уже долгое время, но он так и не решался обсуждать ее с кем-либо вслух — даже с Кожаном, которого после случившегося с ними в туннелях хотелось волновать как можно меньше; даже с Ясколкой, которой он думал, что готов доверить все что угодно. Теперь, впрочем, когда высказалась Хорёк, не стесняясь своего возмущения по причине его искренней праведности, собственные долго сдерживаемые тревоги рвутся из горла с настойчивостью, с которой не совладать — и Зайцелов говорит:

— Она помешалась.

Слова приземляются между соплеменниками холодно и неуютно, но он не позволяет себе этого испугаться; не теперь, когда уверен наверняка, что на его стороне как минимум Хорёк и бывший наставник, и они также злы, как он сам — злы по своему законному праву, не без причины. Зайцелов высказывает все накипевшее, тоном, тем не менее, намного более ровным, чем у Хорёк — с губ его не слышно шипения, лишь голос вздрагивает тонко от возмущения, да сзади нервно дергается кончик хвоста.

— Зарянка чуть не потеряла сестру в этих туннелях — Коршун мог бы потерять дочь. Мой собственный брат едва не умер там, — он не хочет даже думать о том, что было бы, если бы они не успели — их спасли лишь расторопность Зарянки и благосклонность Звездного племени (мастерство Дурмана он не считает, как вещь саму собой разумеющуюся), — Какая разница, что мы получим так называемое боевое преимущество, если платить за это будем своими жизнями в мирное время?

Воитель смотрит вниз на почти доеденного им с соплеменниками кролика и чувствует, что у него вдруг резко пропал аппетит. Рядом с ними, тем временем, вырастает фигура Молнии, также пахнущего свежей добычей — помянешь Звездоцапа, он и появится, думает Зайцелов, поворачиваясь на звук его приближения и ловя знакомый взгляд, сдобренный глубоким душевным неудовольствием. Бывшему наставнику явно есть, что сказать, а ждать себя он никогда не заставлял, и, похоже, не планирует начинать сейчас.

— Речное племя объявило войну, по пустошам шарятся одиночки, — роняет он невпечатленно, — Мы теряем свои границы, а Звездная Сойка играет в норки и в дружбу с бродягами. Продолжайте прислушиваться к словам предводительницы, мои хорошие. Смотрите только, как бы не стало слишком поздно что-либо менять.

Несмотря на подчеркнуто сухой тон и относительно ровное выражение, Зайцелов чувствует это за милю, как ученик своего учителя: Молния прямо сейчас упивается своей правотой. Изначально — там, на собрании — радовавшийся, что разделяет с ним мнение, Зайцелов теперь понимает, что злится почти по-ребячески. И он почти говорит что-то вроде: "Ну так возьми да поменяй что-нибудь, раз уж ты столь дальновидный и умный," но вовремя себя останавливает.

Потому что с Молнии станется что-то подобное сделать, особенно, если бросить открытый вызов.

Вместо этого, Зайцелов отзывается столь же ровно, сохранив в голосе налет показного уважения:

— Ее выбрало Звездное племя. Сами предки указали нам на нее, ветром занеся в наш новый лагерь голубое перо, — воитель поджимает губы в смятении, самому себе вдруг напомнив об этом, — Можно ли теперь винить нас в том, что мы надеялись до последнего, изо всех сил?

— Конечно. Как же я мог забыть, — отзывается с улыбкой в голосе Зайцелов, и его ученица в это странное время ловит себя на болезненной мысли, что ранее никогда не интересовалась этим глубоким котом в плане его истории. Пусть они много общались и каждый день проводили время вместе как наставник и ученица, Зарянка никогда ещё не смотрела на учителя такими глазами. Глазами, полными абсолютного интереса и раскаянья к воину как к личности, историю которого необходимо было знать для собственного морального роста. На самом деле кошка только сейчас понимала, как она была слепа и наивна всегда, смотря на каждого со стороны «здесь и сейчас», а не со стороны истории формирования как раз этого «сейчас» в жизни каждого. Будущая воительница пообещала себе, что с этого дня будет присматривать за наставником, чтобы лучше его понять и, возможно, перенять в нём светлые приятные черты.

— Не отвернусь, — убедительно, но добрым спокойным тоном говорит наставник, когда Зарянка на эмоциях пытается сбежать. В этом был весь Зайцелов — несмотря на его внутренние страхи и пережива-ния, он мог, когда было нужно ученице, быть твёрдым и стойким.  Наверное, такой хотела бы быть полосатая кошка. Такой же сильной.  Такой же способной лечить словами или хотя бы заглядывать в израненную жизнью душу. Жаль только она не представляла, как можно было б поправить изломы своей души, чтобы снова правильно улыбаться. Словно бы ей нужно было здесь и сейчас измениться, пережить, сохранив в себе все те детские наивные черты, что так грели раньше.  —  Но ты не увидишь этого, если первая развернёшься ко мне спиной.

Зарянка поверила ему.

— Я никогда от тебя не отвернусь... И всегда буду рядом, если ты этого захочешь... — прошелестел рядом отец, смотря на Зарянку печальными глазами, которые говорили о том, что ему плохо оттого, что плохо ей. Возможно, он видел даже куда больше наставника, потому что с детства был рядом и всегда присматривал за своими тревожными девочками. На фоне контраста с Форелью он был прирождённым отцом, а потому его слова заставили Зарянку всё же выпустить слезу признательности. Кошка была так сильно переполнена эмоциями, что не смогла даже ничего ответить, лишь на мгновение уткнулась в щёку отцу носом, а затем отстранилась, позволяя тому отойти прочь, чтобы наставник смог продолжить вносить свою лепту в существование ученицы. 

Она обернулась, кивнув, позволяя себе не сбегать и бороться с собой до конца. До самого конца. Зайцелов, должно быть, увидел нерешительность ученицы, а потому продолжил, затрагивая тему пред-определённости и того, что всё было ясно до них. Зарянка снова кивает. Она была согласна с этим. Верила в это тоже. Но это не уменьшало её страданий, её стыда. Напротив, напоминание Зайцелова погрузило её в тьму тяжёлых выносящих мыслей. Если Звёздные Предки знали, что так будет, то неужели она заранее была той, кто поможет бедной Лютик умереть? Неужели Предкам хорошо спится, зная, что они создали повод для долгих и ужасных страданий Зарянки? Не было ничего проще перекладывания своей душащей вины на других, но если Звёзды всё знали и за всем наблюдали так пристально, то так ли они были хороши? Ученица с трудом сдержала внутреннюю ненависть.

Кошка не смогла поделиться своими сомнениями в Звёздных Предках, потому что испугалась неодобрения Зайцелова. Да, он завоевал её доверие, да, заставил верить себе, но Зарянка была так сильно не уверена в себе, что ей было страшно сделать заведомо неправильное нечто. Казалось, что в любой момент её могут осудить. И не потому, что Зайцелов в принципе мог в её глазах кого-то осудить, нет. Потому что она сама себя осуждала.

— Ты прав, спасибо, — мяукает задумчиво Зарянка, делая вид, что усиленно переваривает слова воина. Но в душе всё горело огнём гнева и ненависти — неужели всё действительно так, как ей кажется? Неужели у Предков нет ни капли совести, чтобы не допускать такого? Сколько котов гибнут, а они позволяют этому случиться? Ученица не успевает подумать о том, что, возможно, для проницательного Зайцелова всё ясно как белый день — в голове юной кошки родилось нечто страшное. И она отчаянно это скрывала за своей пустой мордой.

Оба они смотрят на то, как вернувшиеся Хорёк с Куницей «ха, мать потеряла своего ученика!», и оба также хмурят морды, когда наставница Сухолапки пробует вернуть всё так, как было, скрываясь в палатке предводительницы. Зарянка не без усмешки на губах решила, что вряд ли Звёздная Сойка, которая последние дни, по ощущениям полосатой, витает мыслями в одиночке и в тошнотворных туннелях, будет готова вообще что-либо обсуждать. Ученица вообще чувствовала неприкрытую личную обиду на главу племени, которая, казалось, совершенно не интересовалась теперь делами племени. Зарянка была уверена, что она смогла бы лучше. Да каждый смог бы. Даже Сухолапка, честное слово. Поэтому, когда Зарянка поймала взгляд наставника, она состроила недовольную морду, дескать, гиблое дело идти выяснять что-то с предводительницей.

— Знаю, я сказал, что тренировки у нас завтра не будет... Но если ты почувствуешь, что тебе это нужно — чтобы отвлечься и размять лапы — ты знаешь, где меня можно найти. В своё время мне это помогло, — говорит Зайцелов, давая ученице необходимый выбор. Она кивает, заранее зная, что завтра точно поднимется на тренировку и точно попробует выпустить все эмоции через бег или сражение. Иногда это и правда помогало, и Зарянка была уверена, что сможет в этот раз немногим облегчить свою ношу физической нагрузкой.

— Спасибо. Думаю, что я бы и правда хотела погрузиться скорее в дела, в тренировки. Я жду, когда с пустошами всё решится, чтобы я могла обогнать тебя и доказать, что я уже совершенно точно готова стать воительницей, — мяукнула с улыбкой взрослая ученица, думая, что ей бы и правда хотелось бы поскорее начать новый этап жизни, чтобы забыть все неприятности в ученичестве. Хотя, оглядываясь на прошлые луны, Зарянка точно могла сказать, что это было не ужасное время. И всё же было невозможно справиться с навязчивой тёмной тьмой, сжимающей периодически лёгкие в самый неподходящий момент.

— Кажется, Коршун хочет тебе что-то сказать, — наставник бодает в плечо, и Зарянка тыкается ему в ответ в грудь лбом, поворачивая голову на старшего воина, её любимого отца.  — Ты иди, поговори с ним, а у меня пока...

Ученица оборачивается на шум, наблюдая, как Хорёк вместе с Куницей возвращаются на поляну. Зарянка с интересом разглядывает раздражённую и злую Хорёк, понимая, что меланхолия Звёздной Сойки слишком глубока, чтобы можно было достучаться. Полосатой кошке казалось, что даже если всё племя окружит ту и будет в один голос кричать о том, как всё неправильно она делает, то та максимум молча скроется в палатке. Это казалось невыносимым, и ещё ужаснее было то, что всем было всё равно. Всё равно на Звёздную Сойку и на то, что она делает. Быть может, ей нужна была помочь или что-то в этом роде, но ни она, ни сама Зарянка, по мнению Зарянки, конечно же, не заслуживали у подстилки понимающих глаз и больших ушей Зайцелова. Поэтому желтоглазая потупилась, понимая, что слишком сильно злится, но ничего уже не может с этим сделать. Словно глыба камней, что вереницей катится с горы без надежды на остановку.

— У кого-то день уже не задаётся, как я погляжу, — комментирует Зайцелов, и его ученица не сдерживается, чтобы в сердцах не высказаться:

— Когда же она очнётся от всего этого! — полосатая хлестнула себя хвостом по боку, показывая своё недовольство. Говорила она, конечно же, о Звёздной Сойке. И тут не сказать, что ты была объективно плохой, нет. Но Зарянка искренне закипала с каждого действия предводительницы, будучи в полной убеждённости, что той уже всё равно на племя.

— Не хотите разделить с нами кролика? — спрашивает Хорёк у присутствующей кучки на поляне, и Зарянка кивает в знак приветствия, а не потому, что готова есть. Волнение в целом сильно нарастало в племени, и, пусть даже казалось, что всем наплевать, когда-нибудь оно должно было вспыхнуть пожаром на выжженном равнодушием поле.

— Спасибо, Хорёк. Мы с большим удовольствием, — между делом отвечает Зайцелов, решая за ученицу. Та бы пихнула бы его недовольно в бок, если бы не отстранённый Коршун. Когда Хорёк созывает и остальных присутствующих на поляне, ученица старшая нетерпеливо вскакивает на привычный свой манер, взмахивает хвостом и кивает отцу на место рядом с собой, чтобы он как минимум почувствовал себя нужным и необходимым, а желательно — был счастлив от осознания, что никто не собирается его забывать, даже если теперь они всё реже общались по разным неудобным неправильным причинам. Коршун точно должен был знать, что он всегда будет частью своей дочери. Зарянка переключает временно внимание на юного Куницу, приветливо изгибая хвост.

— Как тебе под началом Форели? Вы разделились, потому что ещё слишком непривычно так? — в лоб спросила Зарянка, обращаясь исключительно к рыжеватому котику. Почему-то именно сейчас ей захотелось обсудить именно неудачные решения Звёздной Сойки и то, как невыносима Форель в своём существовании. Кошка уже знала, что ответ на всё будет не очень радужным, а потому была готова поддержать любой начавшийся пожар, чтобы всё горело так, как горела её душа после того, как на сердце образовалось нестираемое клеймо убийцы.

— Мы были у Звёздной Сойки, — мяукнула Хорёк после некоторого молчания, где Зарянке всё же пришлось проглотить некоторую пищу, демонстрируя Зайцелову, когда он поднимал взгляд на неё, что она отчаянно жуёт или раздирает кусочек мяса.  Зарянка спокойно слушала воительницу, понимая, что всё идёт так, как и должно быть — шкура у Хорёк словно бы горела несогласием. Ученица, наблюдая за чужим недовольством, смогла на время отпустить своё собственное несчастье, поэтому с большим интересом слушала в беседу старших воинов.

— Смею предположить, что она понадеялась, что ты пойдёшь на попятную — и согласишься на охоту в туннелях, как только поймёшь, что иначе у тебя отнимут Куницу, — высказал Зайцелов, соглашаясь с реакцией Хорёк. Зарянка тоже кивнула где-то между речью воинов. Сама же она не чувствовала, что может вставлять свои реплики, поэтому ждала удобного момента, чтобы высказаться тоже. Зарянка вообще полагала, что, будь она на месте Звёздной Сойки, то, несомненно, советовалась бы с воинами, принимала бы коллективные решения и только если вдруг коты разделились на несколько лагерей с равными количествами душ, то она бы принимала решения сама. Но выдавать указания на основе слов одиночки? Зарянка этого не понимала. Она была уверена, что именно этот бродяга нашёптывает бедной предводительнице такие губительные решения.

— А что будет завтра? Чей-нибудь ученик скажет, что хочет быть глашатаем, и Звёздная Сойка поменяет его местами с Сохатым? — возмущалась воительница, придавая уверенности Зарянке в том, что всё и правда обстоит странно. Если раньше ученица думала, что только она питает негативные мысли к предводительнице, то тут же было понятно, что её решения были далеко не теми, которые шли на благо племени сейчас. Интересно, попроси Зарянка сделать её глашатой, та бы согласилась? Но ученица такого себе не хотела — в делах бы серьёзных она бы не смогла простить свой мучительный поступок, который даже сейчас назойливой блохой впивался в шерсть.

— Я. Я это сделаю, — важно произнёс Куница. — И тогда я стану глашатаем, и буду почти равен Звёздной Сойке. И буду патрули высылать. И патрули будут ходить куда хотят: и в тоннели, и не в тоннели, и на границы: везде. И мы найдём пропитание. И отобьём всякую опасность. И никакие Осозвёзды не достанут племя Ветра! — заявил он, и Зарянка весело хихикая, представила как совсем юный невысокий котик (ведь с высоты её лун он казался ей совсем крохой, пусть и разница была невеликой), важно и воинственно отдаёт приказы взрослым воинам, находит пропитание и делает племя Ветра самым сильным и великим за всю историю.

— И земли завоюем тогда все, до которых дотянутся наши лапы! Не будет нужды каждый день охотиться, потому что добыча будет сама прыгать нам в лапы, — хихикнула ученица, чувствуя некое раскрепощение после того, как Куница высказался. Помечтать о чём-то забавном было и правда неплохой идеей. Кошка представила, что через много лун она будет вспоминать это время с содроганием, и ей стало легче хотя бы от осознания, что впереди ждёт их только лучшее. Потому что она была уверена, что они как-то решат этот вопрос. Что они справятся.

«Если же нет, то я самолично выгоню этого одиночку и расскажу, как правильно надо править племенем!»

Хотя будущая воительница не знала, как это — управлять племенем и решать сложные проблемы. 

— Зарянка чуть не потеряла сестру в этих туннелях — Коршун мог бы потерять дочь. Мой собственный брат едва не умер там. Какая разница, что мы получим так называемое боевое преимущество, если платить за это будем своими жизнями в мирное время?

— Да! — мяукнула Зарянка, с силой стукая лапой по снежной земле. Она до сих пор хорошо помнила эти ужасные ощущения полной тьмы и ужаса и оттого, что над головой не было неба. Вокруг была ужасная тьма, и было бы чудом вообще хоть когда-нибудь научиться жить в туннелях.  Ученица явно избегала с тех пор туннелей, предпочитая всегда пустоши или тренировки и, пусть даже сейчас они были запрещены, Зарянка предпочла бы лунами менять подстилки до тех пор, пока на пустошах не станет спокойнее. Кошка не могла поверить, что кто-то вообще согласился с тем, чтобы добровольно спускаться под землю.

«Зато хоронить недолго — завалило землёй и ладно…»

Тело Лютик отчётливо появилось перед глазами, и ученица сбито задышала. Но постаралась не привлекать внимание чужих. Тех, кто не знает, как тяжело она это перенесла.

—  Речное племя объявило войну, по пустошам шарятся одиночки. Мы теряем свои границы, а Звездная Сойка играет в норки и в дружбу с бродягами. Продолжайте прислушиваться к словам предводительницы, мои хорошие. Смотрите только, как бы ни стало слишком поздно что-либо менять, — сурово мяукнул Молния, говоря, по сути, верные слова, но вызывая у Зарянки вздыбленную шерсть на загривке от его присутствия. Как же ей хотелось сказать, что, несмотря на её жажду напихать в его подстилку колючек, она согласна с ним!

— Её выбрало Звёздное племя. Сами предки указали нам на неё, ветром занеся в наш новый лагерь голубое перо, — Зайцелов с некоторым напряжением от присутствия Молнии пожимает губы, говорит почти, как кажется Зарянке, не своим голосом. И та его прекрасно понимает. Противостоять такому тяжёлому (не от полёвок) коту было почти невозможно. Им повезло, что Молния не стал Звездой Молний или кем-то в этом роде и не сошёл с ума, иначе его было бы не остановить. Звёздная Сойка хотя бы… казалась мягче. Словно далёкое облако, до которого никогда не дотянешься, как бы ни бежал.  — Можно ли теперь винить нас в том, что мы надеялись до последнего, изо всех сил?

«Звёздное племя не всегда делает лучший выбор», — вздохнула Зарянка, считая себя незаслуженно избранной ими для столь жестоких испытаний.

— Она не пойдёт против всего племени, в любом случае. Если дело дойдёт до изгнания за «непослушание» — ей придётся изгнать многих, — ученик взглянул на наставницу. Между ними была почти такая же крепкая связь, как у Зарянки с Зайцеловом. Кошка мягко улыбнулась этому, чувствуя, что ей приятно видеть подобное… тепло и товарищество. — А в самом деле, Хорёк? Что сделает предводительница, если мы пойдём против её слова? Накажет? Понизит тебя до оруженосца, а меня до котёнка? Что будет делать дальше, когда ты, будучи оруженосцем, все равно будешь выполнять воительскую работу?

Зарянка улыбнулась. Казалось, что ещё немного и они просто кучей ввалятся в палатку предводительницы и заставят её очнуться от дурмана этого одиночки. Изгонят его и всё вернётся на круги своя.

— Мы должны рассказать ей о том, что племени не становится лучше. Должны уговорить выгнать этого одиночку, прекратить зарываться головой в туннели, — воинственно выдохнула Зарянка, смотря по очереди на каждого присутствующего, но не на сурового Молнию. Рушить свои убеждения его суровым взглядом не хотелось, поэтому кошка намеренно избегала его. — Мне кажется, что Звёздная Сойка просто-напросто… влюбилась.  Иначе стал бы кто-то в здравом уме приводить одиночку к нам? Чует моё сердце, это всё любовь…  Но ведь нужно открыть глаза! — возмущалась тихонько старшая ученица, забывая, что ещё пару дней назад с таким же успехом и с такой же яростной слепотой бегала за Фазаном, из-под кустов следя за ним и вздыхая о нём каждый раз, как только он открывал свой рот или делал что-то чуть больше скучающего зевка.

Отредактировано Зарянка (2022-02-10 18:38:02)

Заброшенный лагерь →

Когда Сухолапка вошла в лагерь позади воительниц, несущих кролика. Запах только что убитого зверька явно манил её, но она понимала, что начать клянчить добычу до того как она окажется в Куче — невежливо. Что удивительно. Обычно Сухолапка мало что помнила из этикета, но, видимо, позитивные эмоции пробудили в ней "память". Поэтому, плетясь за кошками, она спросила:
— Я стрррашно хочу есть! Можно я пойду вперёд? Да?
Но, конечно же, это был не вопрос. Обогнав щебетавших кошек, полосатая устремилась к Куче с добычей. Рядом с которой неполным кругом собрались многие воители и даже некоторые ученики! Ооочень увлекатекльное событие, безусловно, но вот эта птичка в общей Куче выглядит особенно хорошо! Ухватившись за хвостик, она вытянула тушку и,  случайно выдрав несколько перьев, чихнула и наконец взяла её нормально. Уже не терпелось распатронить бедняжку, но сдерживая слюнки, кошечка ужиком шмыгнула к более задним рядам, избегая хвостов. Так как рот её был занят, она могла лишь махнуть хвостом в знак приветствия собравшимся котам, дабы не подавиться перьями. Увлечённая собственной победой, она не слышала даже обрывков разговора, и уж точно не вникала в его суть. Так что можно считать, что резкие слова Молнии её не коснулись. Правда, Сухолапка неодобрительно и со злорадством взглянула на Хорёк и Куницу, всем своим видом говоря: "Вы столько всего упустили своим побегом! А мы поймали настоящего пещерного кролика! Ха!" Бегло пройдясь по Молнии она лишь равнодушно хмыкнула. Хорошее настроение и голод нельзя было затмить каким-то там хвастуном. Правда, вспомнив одну из самых нелепых присказок старейшин и королев, она напряженно понюхала птицу (Которая гласила, что "Плохое помянешь - вкус дичи потеряешь". Старейшины так делали, чтобы завершить спор, а королевы — чтобы заткнуть излишне голосящих котят). И, убедившись, что вкусный аромат свежей дичи никуда не пропал, удовлетворенно кивнула и уселась за спины воителей, сосредоточив внимание на еде. Которая являлась воробушком, на удивление более менее упитанным! Видимо, Форель была права, когда говорила, что зимой птицы живут в гнёздах за забором у двуногих, где даже зимой для них хватает корма, так что они выживают и обеспечивают племя едой наравне с кроликами.

>>>>> Заброшенный лагерь
Обратная дорога по снегу сквозь пустошь была легче, чем дорога туда, поскольку лапами помогало идти приподнятое расположение духа. Настроение лишь омоачало постоянное ощущение нависшей где-то опасности, ведь двуногие могли всё ещё не собрать своих овец и лошадей. Просьба Сухолапки пойти вперёд Ржанке не понравилась, но ученица оказалась настолько быстрой, что воительница просто не успела ответить,  и пришлось просто тоже веселиться, чтобы не потерять Сухолапку из виду.
— Звёздная Сойка ушла из лагеря вместе с одиночкой! Сочтём это негласной отменой запрета на охоту в пустошах. Свобода племени Ветра! - услышала Ржанка, стоило им достичь лагеря. У камня собраний к огромному удивлению пёстрой воительницы стояла Хорёк. Сказанное кошкой мгновенно вызвало у Ржанки шок, но учитывая выходку у входа в туннель, за удивлением последовала злость. Сначала Хорёк сбегает из патруля потом нарушает приказ предводитльницы о смене вченика, а теперь ещё и пытается устроить открытый саботаж,да ещё и с такой нелепой аргументацией: предводительница вышла из лагеря, значит нужно забыть о её приказах.
Ржанка бросила короткий взволнованный взгляд на Форель,  пытаясь понять, разделяет ли вторая младшая воительница её чувства, и в тот же миг бросилась к Хорёк.
- Ты что о себе возомнила?! - шерсть Ржанки стояла дыбом, а уши были прижать к затылку, будто воительница была способна в любой момент пустить в дело когти. - Забыла Воинский Закон? - Ржанка искренне не понимала, как честной и правильной воительнице могло прийти в голову нарушить пункт,  в котором говорится, что решение предводителя ‐ закон. Мысль о том, что Звёздная Сойка ушла павсегда, разумеется,  Ржанке не приходила, мало ли какие могли быть дела у предводительницы за пределами лагеря, они с Винсом много исследовали туннели вместе.