Если Медянка и собиралась что-то говорить, отвернувшаяся Паутинка этого уже не услышала: голос предводительницы перетянул на себя всё внимание ученицы.
– Пусть все коты, способные охотиться самостоятельно, соберутся у камня на общее собрание племени Ветра!
"Скажет про Лютик?"
– Что мы точно можем уяснить из того, что случилось с Лютик…
Паутинка даже видела, как уносили её тело, так почему лишь слова Звёздной Сойки кажутся окончательным подтверждением её смерти?
– Охотиться на пустошах мы больше не будем.
Ученица ловит себя на том, что кивает на каждое её слово в ответ, не особо задумываясь. И когда спрашивали про туннельщиков, Паутинка просто смотрела куда-то в камень – или, возможно, на Звёздную Сойку — и кивала точно так же. Только когда объявили имена выступивших вперёд, она вспомнила, что наверное тоже надо было выйти. Зато Марево не будет высасывать ей мозги. Или будет? Это было правильное не-решение или нет? Паутинка вяло озирается, пытаясь найти наставника.
"Если сейчас он стоит над моей головой, мне будет очень плохо".
А если он слышал новость про Осозвёзда… Она уже представляет, в каком "восторге" будет её наставник. Потащит тренироваться… И если она умрёт, как Лютик, будет пинать её труп, пока она не встанет и не доведёт каждый приём до идеала.
Ожидаемое будущее, до предела нагнетённое котёночьим сознанием, становилось всё прекраснее.

Марево будто бы материализуется в воздухе — настолько неожиданно он появляется огромной тенью на главной поляне Ветра, возникает массивной скалой аккурат за хрупкой маленькой спиной Паутинки. Марево буравит взглядом её загривок, поднимает взгляд чуть выше, туда, где шейный отдел позвоночника переходит в череп. Нависает мрачно, безэмоционально, ни один мускул не дрожит на тяжёлой морде, остаётся недвижимой и мощная грудная клетка — словно не дышит вовсе. Живой мертвец, иначе не скажешь, он вдвое, если не втрое, превосходит Паутинку по росту, её голова находится где-то на уровне его локтей, что, должно быть, изрядно её пугает.

Он чуть склоняет голову, до ушей, увенчанных чёрными кисточками, доносятся выкрики Звёздной Сойки со скалы собраний. Туннельщики. Марево не удерживается — и подаёт сигнал жизнедеятельности, утробно рычит на слова предводительницы, остро чувствуя унижение, которому подвергает она племя племя Ветра. Грудной рык глухо рождается в глотке, разносится по округе, Паутинка оборачивается, медленно, но Марево не смотрит на неё — смотрит поверх её головы, туда, где находилась скала собраний. Сверкают контрастно среди чёрного меха белые ощеренные клыки, бьёт дважды об землю длинный шикарный хвост, и Марево расправляет плечи, вставая со своего места, подходя к Паутинке вплотную. Она дышит ему в грудь, туда, где рождается утробное рычание и чёрный с проседью кот смыкает челюсти с негромким щелчком, в миг замолкая.

Звёздная Сойка предлагала племени прятаться в туннелях из-за однократной трагедии на пастбищах, Марево хмурит взгляд и опускает, наконец, его на Паутинку, глядя прямо в детские жёлтые глаза. Где-то на задворках сознания теплится одобрение, что она крепко подумала, прежде чем вызываться в туннельщики. Марево принципиально не будет учить Паутинку давать бой в туннелях, никакая роковая случайность не сможет привести её к атаке в туннелях. Мареву вспоминаются лишь далеко не самые счастливые ситуации, произошедшие в туннелях. Давай бой там можно разве что поселившейся там лисе или барсуку, при этом все преимущества, которыми владеют коты племени Ветра внутри ограниченного пространства туннелей исчезнут — уйдёшь от смертельного удара когтями, но поздороваешься головой о земляную стену туннеля, которая дезориентирует горе-защитника на несколько драгоценных мгновений. Именно эти мгновения могут стоить жизни — ушёл от когтей, не уйдёшь от челюстей. Барсук запросто перекусит пополам даже Марево, а Паутинку и того сожрёт целиком и не подавится.

Впереди маячат далеко не радужные перспективы, Марево коротко облизывает пересохшие губы, задумчиво буравя свою ученицу взглядом. Весть о возможной войне с речными не стоит оставлять без должного внимания, необходимо было бросить все свои силы на отработку навыков борьбы с крупным противником. Марево раскроил бы Паутинке голову одной лапой, как и любой воитель Реки, попадись он ей во время сражения. Даже рядовые ученики рыбомордых превосходят в размерах юрких и ловких оруженосцев Ветра, и Марево буквально чувствует, как на его плечи взгромождается долг. Он должен научить Паутинку сражаться против них, должен обеспечить умение правильно действовать, защищаться и атаковать на поле боя против Реки.

— Наслушалась? — Марево указывает массивным подбородком в сторону скалы собраний, нарушает долгое молчание своим хриплым голосом, — Не думаю, что туннели смогут помочь нам в противостоянии Речному племени, пора бы нам начать усиленные тренировки, Паутинка. Идём.

►Равнина

Отредактировано Марево (х) (2021-12-24 16:41:53)

*из очень долгой заморозки*

Ветролапая уже успела потерять счёт дням, что прошли с тех пор, как она обрела свой новый дом. Постепенно уходил из памяти едкий и дымный запах ужаса, что, казалось, пропитал шерсть до последнего волоска, забывались, становясь мутными, моменты из беззаботного домашнего существования, таяли мысленные ощущения тёплой жестковатой ладони, скользящей по шерсти и заставляющей громко мурлыкать.

Хозяина она забыть не могла - не имела права, особенно после того, как о ней заботились - но старалась не оглядываться назад и направляла всю свою энергию на обучение.

Приходилось падать и собирать на себе многочисленные ушибы и царапины, тренироваться до боли в мышцах и звона в ушах, учиться не гнать дичь впустую до самой границы, на что уходит слишком много сил и времени, а быстро сокращать расстояние и крепко вцепляться клыками, придушивая искру жизни. Ветролапая, бывало, валилась на подстилку от усталости, добираясь до палатки, засыпала тут же и не видела во сне ничего, кроме благословенной темноты, а утром выбиралась на свежий воздух и думала о том, что ни капельки не жалеет о своём решении.

Что у неё было бы в противном случае? Скучная монотонная жизнь в руках у Двуногих, никакой возможности познавать мир на собственной шкуре. Отсутствие рядом тех, кто может помочь: в племени Ветра всё же нашлись коты, которые её не сторонились и тему домашнего происхождения старались не затрагивать. Наверное, можно даже сказать, что у неё появились очень хорошие знакомые, если не друзья, способные и пошутить, и указать на ошибки, постепенно сходящие на нет.

Со временем стёртые подушечки лап и кровоточащие когти принесли плоды. Она перестала чувствовать себя так, словно была в палатке лишней, в одиночку поймала здоровенного зайца и удостоилась одобрительного кивка предводительницы, которой была благодарна за предоставленный шанс всем сердцем. Жизнь в племени казалась настоящей, не лишённой трудностей, с новыми вызовами и препятствиями каждый день, но всё же, выбираясь по ночам в вересковые пустоши и глядя в небо, испятнанное множеством ярких звёзд, Ветролапая понимала, что находится именно там, где должна быть, и по-настоящему счастлива.

А потом всё полетело барсуку под хвост.

Туннели, из которых так и веяло тьмой и опасностью, жуткая смерть одной из учениц, тревожные новости, принесённые с Совета, атмосфера приближающейся бури, от которой сам воздух казался тяжёлым и гнетущим. Особенно настораживала враждебность соседнего племени по отношению к одиночкам, и если сама Ветролапая давно уже не старалась передвигаться по территории лагеря осторожно, лишь бы не привлечь нежелательное внимание, то были другие из числа тех, на кого эти новые порядки могли оказать влияние.

Очередное утро началось с холода, скользнувшего цепкими когтями под шкуру. Чёрно-белая кошка что-то досадливо пробормотала себе под нос и начала пробираться по снегу, непривычно высоко поднимая лапы. Там, где она жила раньше, снег либо убирали Двуногие, либо он сам таял необычайно быстро, оставляя после себя мелкие ледяные лужицы. Сейчас же казалось, что белоснежному покрову не было конца и края.

Пустоши с наступлением зимы тоже преобразились. Охотиться стало труднее, весь день можно было пробегать и вернуться домой с пустыми лапами; но, если уж говорить честно, собственные успехи в отношении добычи Ветролапую волновали чуть ли не в последнюю очередь. Она не жила с самого детства в той же обстановке, что и обычные лесные коты, постоянно ожидая от соседей какого-нибудь подвоха, а потому теперь частенько задумывалась о том, что будет, если начнётся война. Что это значит для племени Ветра и что это значит для неё.

Причины этой возможной войны она считала, мягко говоря, глупыми, но держала своё мнение при себе и в диалогах, касающихся решения предводителя Речного племени, стараюсь не участвовать. По-прежнему далеко не все были рады делить крышу над головой и дичь с бывшей домашней кисой, не хватало ещё раскачивать камень, на котором только-только получилось нормально устроиться.

Зарянка, уводимая наставником под мрачное укрытие скалы, даже не обернулась на кульминацию разразившегося скандала. Ей это перестало быть интересным ровно тогда, когда в тяжёлую мутную голову пришла тревожная тягучая мысль о возможных негативных словах короткошёрстного кота. Ученица отвела взгляд от наставника, словно видеть его выражение морды сейчас было слишком тяжёлым испытанием. Она чувствовала, что разочаровала своим поведением, своей реакцией, своими… решениями. Это ощущалось на уровне едва неслышного напряжённого дыхания. Забавно было то, что Зарянка уже для себя всё решила насчёт Зайцелова. И то, что он её разлюбил и то, что он испытал наитяжелейшее скверное разочарование в своей некогда улыбчивой ученице. На самом деле полосатая с лёгкостью представляла, что она сама бы от самой себя отказалась бы с большим облегчением, поняв, что больше, вероятно, не будет тех самых наивных улыбок и горящих весёлых глаз. И поспешно решившая и перечеркнувшая всё кошка, рвано и тихо дыша от странных эмоций внутри себя, наконец смогла взглянуть на кота, который был рядом с ней на протяжении таких приятных тёплых прошлых лун.

И ловит такой странный добрый обеспокоенный взгляд, что хочется бесполезно расплакаться, упасть на тёплую шерсть наставника и признаться во всём, обещая исправиться. Но вместо этого кошка лишь покрепче сжала пасть, не желая давать себе волю и облегчать ношу. В лёгких разрасталась дрожь.

— Нет, — мягко отвечает кот на глупый вопрос Зарянки, которая, наверное, отдала бы многое, чтобы смочь предстать перед ближайшим взрослым другом той самой, которую он видел раньше.  — ...И завтра, скорее всего, тоже нет.

Зарянка могла бы, конечно, выпалить невпопад привычное «почему?», но смолчала, лишь только как-то задумчиво с запозданием кивнув. Она ещё с трудом принимала себя новой и тусклой, и эти странные попытки улыбнуться и вернуться в прошлый образ казались даже самой себе до жути неуместными. Словно она теперь всегда обречена носить эту хмурую тоскливую маску, чтобы не сойти с ума.

— Я был немного младше тебя, когда умерла моя мать, — спустя множество невысказанных друг другу слов говорит Зайцелов. Его голос звучит для ученицы так, словно её ударили куда-то глубоко в сердце. С иронией в голове крутится смешная печальная мысль о начатой терапии, но одновременно с этим в голове птицей бьётся скрытая благодарность за заботу и необходимое присутствие.

Молодая кошка внимательно и с большим сочувствием на сердце слушала старшего кота, боясь его перебить и нарушить этот личный поток слов. Было страшно внезапно оборвать всё это своей неуместностью, потому что желтоглазая прекрасно знала, что она до жути эгоистична сейчас. И потому так жизненно необходимо было раствориться в родном сердце.

На самом деле Зайцелов всегда казался Зарянке невообразимо… высоким. Высоким котом не только ростом, но и душой, взглядом и словами. Казалось, что он выше всех в этом племени морально. Добрый, немного тревожный, немного в себе, но до боли в груди тёплый и добрый с ней. Его история ранила кошку в самое сердце, ведь это было то, о чём она не знала и никогда не задумывалась вообще о его истории. Быть может, слышала когда-то слухи, события той истории краем уха, но никогда не задумывалась о том, как может быть тяжело пережить такую трагедию и сохранить себя лишь с немногими видимыми шрамами на поведении. Зарянке казалось, что она так не сможет никогда. Зайцелов стал ощущаться очень сильным, очень невероятным и словно бы тем, взгляда которого кошка была сейчас не достойна. Она тоже ярко и хорошо помнила те самые события, но её голос, казалось, осип, потому что она не могла рассказать снова о том, как всё было… Потому что оно было слишком ярким, слишком страшным и нереальным.  Ученица с беспокойством и с разлившимся сочувствием заглянула в глаза Зайцелова, подавшись немного вперёд. Будто ей доверили самое важное, словно открыли нечто, что было жизненно важно сохранить. Кошку потряхивало от волнения и чувств. Что она могла сделать в ответ? Чем отплатить?

—  И я знаю, что ты тоже не забудешь произошедшее вчера с Лютик, Зарянка. Но я хочу, чтобы ты вместе с этим запомнила накрепко еще одну вещь — ты никак, ничем не могла ей помочь. И твоей вины нет ни в чем. Ты слышишь? Я обещаю.

Полосатая печально кивает, смотря куда-то сквозь. Было…странно. Потому что стало понятно, что у каждого есть подобная тяжёлая трагедия в жизни, что у каждого есть ранящее событие. И теперь, спустя луны после личных печалей было невообразимо трудно угадать, кто что пережил и как сильно это отпечатало на них свой след. Ей говорили не винить себя, но это ведь она убила Лютик… Она.

— Слава предкам за то, что ты осталась цела, — произносит наставник, заботливо прилизывая ушки напряжённой и дрожащей ученицы. Она невообразимо крепко зарывается носом в его короткую шерсть, прячет морду в его шее, чтобы укрыться от всех бед, которые свалились и, должно быть, свалятся на её голову. Зарянка с печалью ловит мысль, что больше всего ей жаль именно то, что она чувствует себя самозванкой. То, что она не достойна этих слов, что она не сможет действительно быть той, ради которой можно было бы испытать облегчение, что это ей повезло выжить. Ведь всё было не так… Всё было не так.

Кошка отстранилась.

— Спасибо тебе, — мяукнула ученица робко, не узнавая свой голос. Он был немного даже оживший, но с нотками мертвенной души. — Ты самый лучший кот. После Фазана, конечно, — хихикнула она, замолкая резко. Думать о возлюбленном сейчас было очень тяжело и сложно. Полосатая отвела взгляд, сомкнув гобы в подобии улыбки. — Я не знаю, что делать, — призналась она. — Жизнь течёт, и смерть — неотъемлемая часть жизни, но мне очень тяжело осознавать, что я больше не смогу быть такой, как прежде. Я чувствую себя неуместной и лишней, словно….  Словно все от меня отвернутся. И даже ты… — Зарянка с наполнившими глазами слезами покачала головой, чтобы не выдавать слёз, и повернула прочь, надеясь, наверное, скрыться в ближайшей палатке или в какой работе, но из уважения к наставнику кошка остановилось на полушаге. Да и привлекать к себе внимания лишнего не хотелось… Никто ведь кроме Сухолапки не бьётся в истериках и в слезах, когда происходит что-то невыносимое?