- Вечная бессонница, рассеянность, резкая перемена настроения, необъяснимые раны после сна... - Чешуйчатый был прав. Всё это Шраму было знакомо, чутко наблюдающему за своей вдруг переменившейся сестрой.
Не зря тревога не отпускала его, не зря в каждом встречном он искал подвоха. Вспомнилась ему и сегодняшняя рана на плече у Метельницы, которую она как-то скомкано и странно объяснила, и её вечно уставший и ослабевший вид. Воспоминания проносились в его голове, все мелочи, которые касались его сестры и других перечисленных соплеменников. Всё складывалось для него в единый паззл по мере того, как Чешуйчатый говорил.
И если всё это было правдой, дело пахло реальным отчаяньем, чем-то бесповоротно страшным. То, как Чешуйчатый сейчас доверял ему, Шраму, мало знакомому для него коту со страшными старыми ранами на морде и отталкивающим, неприветливым видом, говорило о серьёзности ситуации даже громче самого белого воина.
"В их снах за их правду их ждёт лишь гибель". Вот чего боялась Метельница. Вот почему не могла сказать своему брату ни одного исчерпывающего слова правды. Не могла сказать, что ей угрожает, потому что тогда была бы убита во сне.
Шрам слушал, холодея всё больше и больше от бьющейся в груди тревоги, а сам не подавал вида, что взволнован. Как минимум потому, что Метельница сейчас наверняка не сводила с двоих глаз, пытаясь понять, о чём они говорят, и не касается ли это её личной тайны.
"Нельзя, чтобы Метельница уже сейчас поняла, что я всё знаю", - такие решения приходили к нему в голову удивительно легко в такой трудный час. Потому что ничего другого и не оставалось. Не перед чем было уже трусить и малодушничать, если враг известен и неумолим. Сам Тёмный лес. Как в страшные былые времена, о которых многие из ныне живущих молодых знали только понаслышке, а может и вовсе не верили во все эти сказки.
"Это может быть опасно для неё и для остальных. Я не должен подвергать их риску до нужного времени. Только в самый отчаянный момент. Когда будет ясно: либо сейчас, либо никогда", - почему-то казалось, что именно так он должен поступить.
- Если весь лес окажется в лапах Темнолесья, мы с тобой можем погибнуть в числе первых с этой правдой, - страшной фразой окончил свою речь Чешуйчатый, и на какое-то время между воителями повисла тишина. Это Шрам осмысливал всё сказанное воином и думал, как ему поступить.
Наконец облако пара высвободилось изо рта Шрама, и он сказал, не кривя душой:
- Я не боюсь этого. Мне страшно лишь за Метельницу.
Он твердо взглянул в глаза Чешуйчатому. Этот кот только что доверил ему такую ценную информацию, и несмотря на всю опасность, что он взвалил темногривому на плечи, тот был ему очень благодарен. Наверняка, и Чешуйчатому было ради кого рискнуть своей белой шкурой. У него точно был кто-то, кого он готов защищать, прикрыв широкой мужской спиной, ценой собственной жизни.
- Я сделаю всё, что смогу, чтобы предотвратить непоправимое. Я знаю: ты сделаешь то же со своей стороны.
Спасибо, что доверился мне.
"У силы одного кота есть предел. Но мы вольны попытаться защитить хотя бы тех, кто нам близок. И если каждый сделает также для горстки дорогих ему котов и защитит их в свою очередь, вместе мы сможем больше. Уж на это мы способны", - подумал в этот миг Шрам, и эта мысль сверкнула в его узких оранжевых глазах, когда он в последний раз взглянул на Чешуйчатого. Он понимал, что затянувшийся разговор может стать для наблюдателей подозрительным. И надеялся, что этот его взгляд был красноречивее любого слова, который он мог бы ещё сказать напоследок белому воину.
Он обязательно запомнит этого кота и ещё отблагодарит его за этот поступок. Если, конечно, в грядущие времена оба останутся живы.
Темногривый вернулся к своим, занимая привычное место у бока Метельницы, как ни в чём не бывало, и больше не глядел в сторону Чешуйчатого. Однако мысленно он надеялся, что дал белому коту понять: его откровение не окажется напрасным.
♦ Разрыв отыгрыша