← лагерь племени Ветра

В овраг они выдвигаются сразу, как только Зарянка завтракает. Зайцелов может сказать без труда, что Фазан не слишком доволен заминкой, но предупреждает любые словесные недовольства направленным в его сторону взглядом — молчаливым и твердым, с прохладцей, и демонстративно не сдвигается с места, пока его ученица не заканчивает торопливую трапезу.

Реакция юницы на слова о ней черного воителя для наставника не осталась секретом, пусть пока что он списывает это свое наблюдение на некоторую, доставшуюся ей от природы, ранимость Зарянки; тем не менее, давать ее в обиду (даже вызванную конструктивными замечаниями) он не намерен никоим образом, а потому в дальнейшем отвлекает внимание Фазана более чем праздным и светским обсуждением предстоящей тренировки — благо, им есть, что обговорить, начиная от места, куда они тронутся. Помимо прочего, поглядывает на Лютик — вторая ученица выглядит уж очень не-воодушевленно, что взывает в Зайцелове к вопросам и легкому беспокойству, но он делает ставку на то, что Фазан лучше знает свою воспитанницу, да и не ему лезть в чужой процесс обучения после того, как сам одернул соплеменника за такое же — это было бы с его стороны лицемерно.

— С ней все в порядке?  Она какая-то... другая, — очень кстати вопрошает Зарянка, нагоняя его уже на выходе из лагеря племени, и все, чем Зайцелов отвечает — это неопределенное пожатие плечами. Потом говорит, вскользь зацепив глазами глаза ученицы:

— Думаю, этот вопрос лучше бы задать Фазану.

Но никто из них этого не делает.

После похождений в туннелях, не закончившимися ничем для Зайцелова хорошим, солнечный свет воспринимается им ярче и безопаснее; просторы небесного купола все еще навевают тревогу, но ее притупляет то, что в этот раз он в поле совсем не один — и, в отличие от темного подземелья, здесь он сможет увидеть опасность до того, как она вцепится в него своими смертоносными когтями. Воитель делает жадный вдох сладковатой утренней свежести, пока впереди маячат Фазан и Лютик — последняя, впрочем, быстро оказывается где-то в хвосте, подозрительно припадая на лапу, что вновь царапает Зайцелова изнутри живота, и почему он уточняет, стоит им прибыть на планируемое место:

— Лютик, ты уверена, что ты в состоянии тренироваться? — а хвост его вопросительно изгибается, в то время как фразой этой он полностью игнорирует фазаново первоначальное суждение о состоянии ученицы. Зарянку, показывай она признаки хоть легкого недомогания, Зайцелов бы уже давным-давно отправил на принудительный отдых — по себе потому что знает, что обучение в таком состоянии превращается в бесполезную трату времени и оставшихся сил, однако Лютик не его ученица, и, помимо этого факта, свернуть кампанию прямо сейчас ему не дает уверенность в, собственно, Дурмане. Не выпустил бы он оруженосца, очевидно не способного к выполнению племенных обязанностей, правильно ведь?

Зарянка шла бок о бок с Зайцеловом, стараясь держаться максимально далеко от Фазана. Очень не хотелось тревожить собою, быть маячащим пятном перед наставником Лютик. Тем не менее, ученица улыбалась грустно себе в усы, понимая, что, прежде всех обид, она его любит. Любит странною любовью, всепоглощающей симпатией. Чувствуя лишь светлые эмоции к коту, ученица легко забывала уже сейчас ту глушащую щемящую боль, которую испытала от его недавних слов. Та моральная пощёчина уже почти забылась, а на ее месте снова распустился цветок наивной привязанности и любви. Тем не менее, кошка все ещё не решалась посмотреть на черного воина, а в животе неприятным камнем переваливалась дичь. Большая тревожность, с детства беспокоящую кошку, не обошла и сейчас стороной - лапы потерянно дрожали, как бы сильно Зарянка ни держалась за реальность.

Вопрос, адресованный Зайцелову, остался без устроившего её ответа. Лютик выглядела и правда плохо: она прихрамывала, а потом и вовсе отстала от отряда. Но никто ее не стал ждать: только лишь Зарянка пару раз непонимающе обернулась, но сделала вид, что все в порядке. Не хотелось проявлять сочувствие к Лютик, да и это казалось невозможным - как это помогать и переживать за соперницу? Скорее зайцы полетят, чем Зарянка поможет в чем-то Лютик. Старшая ученица лишь прибавила шагу, когда голову заполнил рой мыслей о возможной жалости к младшей.

"Нет уж! Соперницы. Нечего забирать внимание Фазана у меня! Мне лишь на лапу то, что ей совсем плохо."

Мысли о возможной лёгкой победе приободрили Зарянку. Важно было просто не упасть в грязь мордой, а остальное не так уж и важно. Зарянка перевела смущённый взгляд на черного кота. Вряд ли он просто так повёл хромающую ученицу на боевую тренировку — наверное, хочет что—то увидеть такое, что в обычной жизни ученица Зайцелова не демонстрирует. Интересно, что же это? Полосатая улыбнулась себе в усы, опуская взгляд. Не верилось, что Фазан готов был пожертвовать своей ученицей ради нее, ради победы Зарянки… его будущей пары. Пятнистая быстро заморгала и смутилась еще раз — казалось, каждая мысль добивала до ещё большего смущения, что даже сводило лапы от возбуждения и нетерпения.

Наконец небольшой отряд дошёл до тренировочного оврага. Это было, можно сказать, небольшое углубление земли, в котором уже совсем едва—едва росла трава из—за различных тренировок котов племени Ветра. Взглянешь вдаль, в иную сторону от лагеря — там уже территория одиночек, туда нельзя. Зарянка точно это знала, а потому уже почти незаинтересованно повернула голову к отряду. Только хвост нетерпеливо дергался в предвкушении сражения, в котором была большая уверенность. Лютик наконец нагнала отряд. Вид ее был усталый и убитый… Под глазами, казалось, просели синяки... Зарянка склонила голову набок, не представляя, каким это образом Лютик будет сражаться. Или может сообщит о решении не сражаться прямо сейчас?

Зарянка спускает в овраг, оборачиваясь на Лютик. Во взгляде старшей блестит нерешительность — начинать или нет?

— Ты где вообще? — грубо вопрошает Фазан почти отчитывающим тоном. Зарянка нерешительно стала вылизываться, чтобы скрыть злорадство на морде.

— Лютик, ты уверена, что ты в состоянии тренироваться? — спрашивает и Зайцелов, вызывая в Зарянке небывалую ревность. У полосатой сменился взгляд на напряженный, сосредоточенный. Вот—вот, услышит команду и бросится, не иначе.

— Действительно, Лютик. Ты уверена в себе? — дополнительно интересуется Фазан, давая словно бы понять, что нет шага назад. Зарянка встаёт напротив Лютик, понимая, что та не отступится и ей, в принципе, не даст Фазан.

«Ей не повезло обучаться у такого красивого кота, как Фазан. Я бы, конечно, с ним бы совладала, но ей это просто не дано… бедная. Скорее зайцы полетят, чем они найдут взаимопонимание. Эх, если бы я могла только помочь Фазану не раздражаться… Но Лютик ведь не денешь никуда»

— Начинаем? — неуверенно интересуется Зарянка, поворачивая голову к наставникам.

— Угу, — нехарактерно угрюмо отзывается Лютик, заставляя Зайцелова дернуть бровью, — в состоянии.

Зайцелов бросает мрачный взгляд на Фазана поверх ее серых ушей, но озвучивает лишь только:

— Хорошо, — и ощущает почему-то уж очень отчетливо, что о согласии на эту тренировку ему еще предстоит пожалеть.

Они с Фазаном отходят в сторонку, давая девочкам достаточный простор для их боя; усаживаясь с краю оврага, устремляют оба взгляда на учениц, вставших напротив друг друга. Лютик выглядит мрачно-решительной, что странно контрастирует с тем, какой Зайцелов привык ее видеть — на мгновение ему даже кажется, что он видит в ней отголосок Фазана, и он не уверен, что это зрелище ему хоть сколько-то нравится — а вот Зарянка в отличие от младшей соплеменницы явно мнется. Поворачивается, роняя вопрос:

— Начинаем?

Зайцелов дает ей отмашку кивком и увивает хвостом вокруг лап, приготовившись наблюдать. Мышцы в его теле напряжены без причины, словно бы он готовится в любой момент подорваться и свернуть все происходящее, хотя весомой причины у него на это вроде быть нет. И, тем не менее, сидя в лисьих хвостах от тренировочного поля, Зайцелов ощущает себя готовым к прыжку кроликом.

(Нет, не зайцем, а именно кроликом. Непрошеная мысль о Тучегоне мелькает у него в голове, но воитель упрямо ее отгоняет — только этого сейчас не хватало.)

О том, что силы у юниц не равны, ему становится понятно еще до первой атаки Лютик — и дело, как чувствует Зайцелов, вовсе не в разрыве в две луны между их обучением. Фазанова ученица, несмотря на проявленную ею инициативность, не поспевает за ловкой Зарянкой, успешно увернувшейся от броска, нацеленного ей на передние лапы; воитель чувствует краткую вспышку гордости, чуть омраченную никак не проходящим зудящим беспокойством, поселившимся у него в груди. Кончик хвоста нервно дергается, когда старшая из учениц приземляется младшей на плечи — Зайцелов чувствует пружину где-то у себя между плеч, но Лютик лишь только шипит вслух, что он предпочитает списать на досаду о провалившемся приеме, а не на возможную боль.

"Надеюсь, Зарянка окажется достаточно умна, чтобы быть осторожной," — думается ему между делом, а в затылке вторит в тот же миг, обжигая нервы:

"Если ты хотел, чтобы она была осторожна, стоило ей об этом сказать."

Как бы то ни было — они дальше следят за боем.

Лютик безуспешно пытается перекатиться, чтобы сбросить с себя Зарянку, но и это ей не удается; в следующее мгновение он узнает прием, которому около луны назад научил свою ученицу, и с этого момента бой становится похож на избиение беспомощного котенка, а совесть Зайцелова не может это более выносить.

— Стоп! — оглашает он над оврагом, поднимаясь на лапы; почти подпрыгивая.

Зарянке явно не терпится начать: Фазану почти смешно с того, как отчаянно она хватается за их с Зайцеловом внимание, пытаясь удерживать позиции старшей и опытной, но в то же время по-глупому смущаясь и убивая собственные старания неуверенностью голоса. Впрочем, именно Зарянка дает толчок к началу схватки после того, как Лютик оповещает, что она в состоянии сражаться (и любой из них понимает, что едва ли это правда). Черный воитель встречается глазами с Зайцеловом, но старается игнорировать, что соплеменник мрачнее тучи; они оба отходят в сторону, освобождая место для учениц.

- Удачи, - почти бесшумно, одними губами Фазан произносит краткое пожелание для Лютик, и в этот момент она смотрит на него прямо и уверенно, совершенно нетипично-осмысленно да злобно, и ощущается это внезапным морозом по коже.

Ее взгляд крепко отпечатывается где-то глубоко, за краем бескрайней черноты фазаньих зрачков; ложится поверх так некстати перемешавшихся в панике чувств тяжестью, ложится пеплом и привкусом соленой горечи, предрешенностью и все той же поганой ничтожной тревогой, абсурдным беспокойством, которое не отпускает, не отпускает, не отпускает...

Фазан выдыхает так, точно вечность держал кислород в легких, и закрывает глаза: с нажимом, с силой, пытаясь на мелкие физические действия разобрать смутный ком в груди, сотканный из хаоса непрошенных слабостей и, что сильнее прочего доводит до трясучки, из терпкой злобы и агрессии: вполовину само-, вполовину - направленной на окружающих. Воитель ловит себя на мысли, что впервые за долгое время ему хочется вычистить нутро жестко и радикально: так, чтобы это было больно, чтобы косило лихорадочным жаром, крутило живот и ломало ребра в попытке перекроить, отстроить заново его прекрасное, натренированное и не сбоящее, но ужасающе пустое тело.

Лютик в нем что-то меняет совершенно случайно: Фазан редко реагирует остро на чужие выразительные взгляды (хотя, стоит признаться, так на него прежде и не смотрели). Обычно ему нет дела до чужих обид, и то понятно: племя пусть и является его племенем, но соплеменники от того не становятся семьей. Все те, кого он мимолетно задевал, и те, кто тщетно пытался задеть его, просто не имели никакого значения: они появлялись и исчезали, разбавляя рутинную суету каплей сладкого яда. Но нелепая, несмышленая Лютик не была чужой. Она вошла в его жизнь и нарушила привычный порядок вещей своим существованием: не потому, что была особенной, а потому, что просто была. Постоянно. Превратившись в привычку, в регулярность, в его личную обязанность, - и с этим приходится считаться.

Фазан упускает совершенно момент, когда начинает чувствовать что-то по отношению к Лютик – не хроническое раздражение, не зуд в лапах от желания отвесить оплеуху, но больную, иррациональную привязанность. Вовсе не ту, о которой мечтаешь; не ту, на которую соглашаешься от всего сердца, скрепляя потребностью в живой душе рядом магию уз. Его привязанность – злобная, ядовитая, неправильная, совершенно больная. Постыдная. Потому что, сколь бы сильна ни была уверенность Фазана в собственных силах, сколь надменно он бы ни смотрел на окружающих, превозносясь от великой гордыни, его все равно никогда не отпускала и не отпустит самая обыкновенная, самая низменная потребность, от которой он мечтал бы никогда не страдать. Тайное нелепое желание, отчаянное стремление сердца не быть одиноким.

Иссиня-черному хочется ненавидеть Лютик чистой ненавистью: ведь, в конце концов, почему именно она? После прошлых потерь, после того как мать предала его (или он ее предал, замкнувшись и очерствев? упорно не хочется приписывать себе еще и этот грешок), после поломавшего в нем все, что только можно, отца, он ведь должен получить свою дозу положительно большего, разве нет? Разве не должна жизнь по всем своим законам равновесия послать ему кого-то, кто лекарством ляжет на воспаленные раны, а не обожжет гортань вкусом разочарования и раздражения? Это не должна быть Лютик, он заслужил что-то большее, кого-то большего; он не может сгореть здесь и сейчас от желания стать для нее не проклятием, но кем-то вроде Зайцелова.

А ученица смотрит на него свинцовым взглядом, улыбчиво скалится, она видит его, хотя, казалось бы, является последней из тех, кого Фазан бы заподозрил в способности увидеть. Она не верит ни единой ноте беспокойства в его певучем голосе, она чует ложь даже там, где ее впервые практически нет, и делает к Зарянке шаг с таким безразличием, на которое невыносимо смотреть. Затем поднимает бровь, видя неуверенность оппонента – и это выглядит так по-фазаньи, так неправильно на ее юной нелепой морде, что становится еще страшнее, чем прежде. Фазан уже не ждет и не надеется, он практически не думает о том, какой след это сражение наложит на его репутацию: он лишь внимательно смотрит, ловя каждое движение ученицы. Его ученицы – впервые он это действительно осознает.

Лютик атакует первая: больная лапа подводит ее, тело не слушается на полную, а Зарянка несколько крупнее и опытнее, и это играет ей на лапу. Ученица Зайцелова уходит от атаки, чтобы спустя мгновение напасть в ответ: Лютик точно и не пытается увернуться, позволяя пестрой кошке ее обойти, победить, втоптать в грязь. Фазан внимательно смотрит, не в силах оторваться от этого театрального зрелища: его ученица точно разыгрывает сцену специально для него, отринув свое легкомыслие и бестолковость.

Она топит не себя – его.

Фазану бы злиться, крепко сжав зубы. Ему бы продумывать, как он в красках отчитает Лютик за гнусное представление, но вместо этого в голове всплывает минувший вечер, патруль с Маревом, его собственный срыв и слова, в обвинительном своем тоне таившие и признание: «Посмотри, что ты со мной сделал». Теперь Фазан остекленевшими глазами смотрит на собственную ученицу, чует в ней изменения, чует жестокость и отчаяние, чует всё то же «посмотри, что ты со мной сделал», - и хочет бежать, бежать и прятаться, спасаться от театральщины, от чужого неминуемого укора, от посвященного ему проигрыша Лютик, от себя, в конце-то концов.

Конечно же он остается на месте, пусть и с нескрываемым ужасом, исказившим морду: надеется, что Зайцелов не сможет прочесть его правильно. Пусть думает, что это отблески гневного стыда, горделивого страха опозориться в роли наставника, - что угодно на самом деле; только пусть не видит, что его косит резкое осознание, что в наставничестве он стал копией Марева: ядовитой змеей, кусающей и душащей, отравляющей даже такие светлые беспечные сердца, как лютиково.

«Когда все закончится, я поговорю с ней, - решает воитель, наблюдая за тем, как Лютик, не сворачивая с намеченного пути, идет к своему проигрышу, - и мы разберемся. Обязательно. Прямо после тренировки… нет, лучше вечером, после ужина, когда оба успокоимся. Торопиться некуда».

— Стоп! - звучный, уверенный голос Зайцелова выдергивает его из мыслей. К голосу соплеменника примешивается голос Крапинки, появившейся невесть откуда и вставшей между своими соседками по палатке: Фазан отвечает холодным и равнодушным взглядом, когда ученица дерзко, с вызовом смотрит на него. За эту вольность хочется отвесить ей подзатыльник, но несколько рассеянный из-за смятения чувств и тревожных размышлений воин лишь вопрошает:

- Ты, Крапинка, возомнила себя великой шпионкой? - он натягивает на морду едва не слетевшую маску и пускает дозу раздражения в кровь. - Что ты вообще здесь забыла? Тебя никто не приглашал, насколько мне известно, - Фазан подходит еще ближе и окидывает Крапинку оценивающим взглядом, когда та указывает на свою поврежденную лапу. Ни за что на свете он не принял бы предложение какой-то малявки, так нагло и безрассудно себя ведущей; но он видит Лютик, что мрачнее тучи, он знает, что Зарянка сильнее и из желания выделиться не станет жалеть соперницу ни секунды, и это заставляет задуматься. С самого начала он понимал, чем все закончится: ему, пожалуй, хотелось преподать урок своей ученице, поумерить ее пыл, выбить дурь из головы. Но Лютик выглядит так жалко и убито, что, кажется, выбивать из нее уже нечего. Да и размышления последних нескольких минут не дают Фазану оставаться монстром; посему он задумчиво тянет: - Не хочется признавать, но в словах Крапинки есть капля здравого смысла. Вполне вероятно, что Лютик переоценила свои возможности, - воитель знает, что у Лютик не было выбора: под давящим взглядом наставника она не могла отказаться даже от столь безрассудной затеи. Но признавать собственные ошибки вслух Фазан не намерен. Он поворачивается к Лютик, смягчая взгляд в сравнении с тем, как смотрел на Крапинку. - Что скажешь? Тебе хватит сил на новое состязание, теперь уже с Крапинкой? Как сильно тебя беспокоит лапа? - черный воитель слегка приподнимает уголки губ: он знает, насколько нетипично звучит, интересуясь самочувствием Лютик и ее мнением в принципе. Любопытно, что думает Зайцелов на этот счет; смешно представить, как зла сейчас Зарянка, которая, выполнив безукоризненную атаку, так и не получила свою похвалу, прерванная командой Зайцелова да появлением Крапинки и вынужденная теперь наблюдать, как троица трясется над Лютик и ее несчастной лапой.

Фазану хочется засмеяться с того, насколько все идет не по плану, начиная с происходящего в овраге и заканчивая тем, что творится в его душе. Он не желает, по правде говоря, продолжать тренировку в принципе, но оставляет в кои-то веки право принять сие решение Зайцелову и собственно Лютик.