Фазан устал.

Закатное солнце жалит в сердце, сумерки сгущаются, заставляя увязнуть в них, точно в темной смоле, и в полумраке тревоги и страхи, что прячутся глубоко-глубоко внутри, пробуждаются, выглядывая из-за каждого куста на пути двух котов, слишком разных и похожих одновременно. Фазан старается смотреть строго перед собой, чтобы нечаянно не выцепить взглядом что-то болезненно ностальгическое: таким становится почти всё вокруг, когда Марево оказывается рядом. Иссиня-черный молодой воитель ровно держит спину, натягивается, точно струна, и крепко стискивает зубы, но лапы его незаметно дрожат, потому что отец идет сбоку. Фазану не нужно на него смотреть, чтобы видеть: его типичную походку, его опущенную голову, привычный недобрый блеск в его глазах и все то иное, что в Мареве ненавистно.

Он хронически устал: об этом несложно забыть, но сейчас нельзя не вспомнить. И он помнит, чувствует, он дышит этим глупым бессилием. Ощущает, как снова накрывает им с головой, и всякий смысл патрулирования теряется, растворяется в вечерней тоскливой тьме, разогнанный ревом всё ещё сдерживаемых, но уже клокочущих в глотке воспоминаний. И страшнее всего от мысли, что бороться с ними невероятно тяжело, а вот выпустить - легче лёгкого.

"Молчи и держи шаг", - приказывает себе воитель, а черти в груди его коварно хохочут, смотря на то, как трещины на хваленом самоконтроле Фазана расползаются неровной отвратительной паутинкой. Иссиня-черный кот проглатывает негодование, прикрывает глаза на чуть более долгий миг, чем положено при моргании; вслушивается в журчание ручья где-то неподалеку, в почти неуловимый шепот ветра и, наконец, в биение собственного сердца. Сумасшедшего, глупого сердца, которое сейчас подло противоречит всем железным убеждениям хозяина. Хочется пристыдить его, воззвать к совести. Прошептать голосом затравленного зверя: "Не бейся", - и добавить уже про себя: "совсем".

Фазан знает, что Марево уже давно раскусил его: он не мог не понять, что чувствует его сын(ха!), что происходит в его голове и почему его шаги при всей своей грациозности и мягкости кажутся неестественно тяжелыми. Молодой воин понимает, что притворство - лишь часть их вечной игры в контроль над ситуацией: они оба в ней хороши, потому что Марево - самый строгий учитель из возможных, а Фазан - лучший ученик. Ученикам свойственно превосходить учителей, и однажды ему это удалось... Но много лун прошло с того момента. Фазану страшно осознать, что он расслабился и потерял хватку. И когда Марево молча смотрит на него, сверля взглядом чертову дыру через череп к мозгу, воитель мысленно кидает ему: "Заткнись". Неважно, что отец не произнес ни слова. Они ему в принципе не особенно-то и нужны.

Те редкие моменты общения отца и сына, что иногда вклиниваются в череду их относительно спокойных будней, напоминают игру в шахматы(если бы Фазан знал, что это такое, он бы непременно согласился). Они оба - по разные стороны от игровой доски; выводят вперед фигуру за фигурой и терпеливо(почти) выжидают ответного хода. Сегодня Марево играет белыми: делает первый ход, бросая взгляд на соплеменника, и это - шах. Сразу. И не обдумать даже, как уйти от агрессивной немой атаки - у этих двоих вечный цейтнот.

Фазан смотрит на него пустым взглядом, с трудом удерживаясь от показушного зевка. Игнорирует то, что голову почти печет от чужого настойчивого взора, тем самым уходя от атаки. А за ней следует еще одна, довольно серьезная по двум причинам: воитель не готов услышать голос Марева и тем более не готов получить по голове словами, что срываются с его поганого змеиного языка. Соплеменник давит на больное, на один из самых актуальных раздражителей, и Фазан на несколько мгновений ощущает хватку контроля на собственном горле.

- Как проходит обучение у твоего оруженосца? - и воитель понимает: он узнал то, что не должен был узнать(ему - нельзя). В самом вопросе уже скрывается ответ: Марево не интересовался бы благополучием Лютик из беспокойства о судьбе ученицы, тем более - из желания начать диалог с сыном, разорвав висевшую в воздухе удобную тишину(это просто смешно). - есть успехи?

Фазан знает, что может просто проигнорировать провокационный вопрос, одарив Марево еще одним холодным взглядом, искривив в усмешке губы и сделав вид, что он выше глупых игр. Он может просто уйти немного вперед, вильнув хвостом, и сосредоточиться на чувстве долга перед племенем. Но сейчас суть не в его возможностях, проблема - не неспособность придумать красивый исход. Вся соль в том, что в его глазах уже не лед, а пламя, и черти воют за стеной из ребер, и в жилах его - жизнь, в них - горячая, кипящая кровь, обжигающими волнами бьющая в сердце. От Марева можно отмахнуться хвостом, но разве можно отмахнуться от самого себя? Разве способен Фазан просто сплюнуть наполняющую его пасть фантомную кислоту и сделать вид, будто она не выжгла желудок, язык и глотку?

- Не думал, что тебе интересно, - и он улыбается. Опасно кривит губы, предупреждая: я напряжен, до жути напряжен; не подходи - убьет. - Коль тебя так заботит Лютик, спешу заверить: у нее все отлично. Она немного рассеяна, но нужно быть глупцом, чтобы не увидеть потенциал, сокрытый в ее молодом теле. И я намерен направить этот потенциал в нужное русло, - потенциал.. Ага, как же. Наверняка мелкая бестолочь даже сейчас ищет приключений на пушистый зад, подкашливая после своего ученического дебюта. - А как дела у твоей второй половинки? Мне тут птичка напела, что вы не в ладах в последнее время. Интересно, с чего бы это... - Фазан мерзко лыбится, и это больше похоже на оскал. Пожалуй, спрашивать о матери и атаковать одновременно - пример грамотного, сбалансированного хода. Не переставая улыбаться, кот добавляет вишенку на этот приторный до мерзкого торт: - Неужели могучий Марево, у которого извечно все под контролем, окончательно потерял контроль над собственной семьей? - он наигранно выдыхает. Знает, что у собеседника от его подслащенных речей к горлу подступит тошнота. Ему плевать на его отвращение. Он в некотором роде не жаждет ничего так сильно, как искреннего неодобрения, злости, омерзения во взгляде отца. Отец - гадкий. Быть гадким в его глазах - с некоторых пор высшая похвала. - Жалко... - и это ничуть не о сожалениях. Это - чистой воды оскорбление.

Фазан собой доволен: он знает, что поступил только что в высшей степени бесчестно. Семья всегда была больной темой для Марева, ведь он потерял сестер, потом - детей. Можно было бы ему посочувствовать, если бы в довершение композиции он не заставил своего единственного выжившего сына потерять себя. Забавно, что это привело-таки к лучшему исходу. Впрочем, далеко не один Марево повинен в том, что Фазан смог стать тем, кем он является теперь.

В какой-то момент кот смотрит на отца, которого так мерзко нарекать этим близким словом, и задается вопросами, что спали долго-долго в его голове. Быть может, именно то, что Марево пошел на открытый диалог, их неосторожно пробудило. Фазан думает: "Почему? Почему ты стал таким ублюдком? Ведь я помню и того, кого мог бы звать отцом". Вопрошает: "Тебе они снятся? Твои дети, мои браться и сестры. Мне - да", - и мысленно добавляет, разрешая себе быть слабым в пределах собственных мыслей: - "Расскажи мне, какими ты их запомнил. Расскажи, что ты видишь по ночам, проваливаясь в беспокойный сон. Я знаю, что он беспокойный; я вижу, ведь мы ночуем в одной палатке. Изредка я наблюдаю за тобой. Иногда я уверен, что в твоих снах - сплошные кошмары".

Как жаль, что Марево давным-давно перестал быть тем котом, которого можно спросить о подобном.
Как жаль, что Фазан - давно не тот, кто о подобном спросит.

Последние нелепые мысли вылетают из головы Фазана стремительно, стоит ему только наткнуться на ответно режущие интонации("Жалко"), на пустой взгляд Марева и вздрагивающие в подобии улыбки уголки губ. Нет больше никаких сожалений, нет слабостей и неозвученных вопросов в холодно-раскаленном воздухе, потому что спокойный голос и безразличный взгляд не столько восхищает, сколько... пугает?

Фазан знает, что значит сохранять самообладание. Ему не раз приходилось держать лицо, пока в груди жарко жгло и ревело нечто разрушительное. Это было почти красиво всякий раз: он казался чистым воплощением затишья перед бурей, кристальной ровной водной гладью озера, страшные обитатели которого опасно скалятся со дна, но никогда не показываются на глаза посторонним. А вот с Марево все иначе: чернота его глаз не выражает ничего, кроме простой черноты. Взгляд в них ощущается так же, как взгляд в бездну, зияющую перед тобой. Притягательная, но ужасно страшная тьма, от которой и мурашки по позвоночнику, и холод в животе.. И ты все равно, противореча инстинктам, делаешь шаг. И пропадаешь.

Иссиня-черный воитель еще держится, хотя ощущает себя уже не на расстоянии шага, а где-то на середине этого короткого пути. Точно лапа поднята в стремлении оступиться и нырнуть вниз, но разум все еще сопротивляется: стойко, похвально. Так, как не получалось в детстве. И абсурдно то, что от шага Фазана удерживает совершенно неожиданная мысль, которая не является сильным аргументом. Она даже звучит жалко(отвратительное слово). И суть ее проста: у Марева нет сердца, а в груди Фазана оно по-прежнему бьется (сейчас - часто-часто, и от этого немного кружится голова). Поразительно, да? Кто бы мог подумать, что сердце Фазана все еще способно не просто качать кровь, но и чувственно, нелогично делить окружающее на "ради" и "вопреки", на размытые и весьма специфичные фазаньи "хорошо" и "плохо"? Кто бы мог подумать, что почти с детским восторгом ему захочется плюнуть Мареву в лицу иррациональное "я живой"? Плюнуть, улыбнуться, почувствовать. Быть может, крепкая фантомная хватка на горле стала бы немного слабее.

[indent=2,0] Быть может.
Мечтать не вредно. Пойти по пути честности и открыться - слишком простое решение (невероятно, невозможно сложное). Фазан уже давно не ребенок, способный поверить, что разговор по душам может решить семейные проблемы. Впрочем, будь это так, на них с Маревом все равно бы не сработало: они ведь не семья, так? Уже так давно, что иногда невольно себя спрашиваешь: а были ли? Не является ли вера в далекое прошлое, где они были другими, простой попыткой травмированного мозга найти безопасное место в аллее воспоминаний, куда можно сбежать всякий раз, когда жизнь ставит подножку?..

Плевать. Плевать на мотивацию, на безразличие в ответ на внутренний огонь, на силу в ответ на слабость. На то, что план провалился, что задеть не удалось никого, кроме как себя самого. Фазану плевать в первую очередь потому, что ему должно быть плевать, во второю - потому что Марево не заслуживает иного.
[indent=2,0] Не от него.
[indent=2,0]  [indent=2,0]  Не теперь.

- Пусть Звёздное Племя освещает ваш с Лютиком путь, - хитрый фанатичный ублюдок. Фазан просматривает за серьезностью тона желание спровоцировать. Правильный, суровый, образцовый воитель Марево ни с чем не справляется лучше, чем с гаденькими махинациями вроде провокации через давление. А давить умеет он так и вовсе превосходно: одним присутствием, дыханием, голосом и взглядом. Умеет влезть в мысли и перевернуть все с ног на голову. Фазан тоже таким промышляет нередко, но с отцом почему-то не работает. И это бесит даже сильнее, чем многозначительность его издевательских слов. Чудом он находит в себе силы не съязвить на тему веры, просто скучающе закатив глаза. А в груди продолжает клокотать. - полагаю, что падение в холодную воду на берегу озера является частью вашей тренировки по закалке, а падение во время охоты символизирует тернистый путь к успеху, - молодой воитель почти удивляется тому, сколько грубой и неприкрытой грязи у Марева во рту. Особенно эффектно смотрится в сочетании с его гнилым взглядом.

- Вот только не надо делать вид, что твое обучение проходило исключительно гладко, - Фазан улыбается. Почти без издевки. Почти вымученно, - я ведь все равно в это не поверю, - конечно же Мареву плевать, во что он там поверит или нет. Именно поэтому такие слова можно кидать запросто, не продумывая последствия.

- Думается мне, что данный потенциал действительно можно направить в нужное русло, он понадобится твоей горе-ученице на поле боя, ведь в бою необходимо блестяще и безукоризненно ударить мордой в грязь, - продолжает издеваться Марево. Фазану нестерпимо хочется рассмеяться: то ли нервно, то ли от удивительной противоречивости действий старшего воителя. Всем своим видом он демонстрирует превосходство: спокойный, точно скала, он выглядит действительно мудрее и опытнее Фазана, который пусть и держится прямо, стойко, но все равно позволяет оппоненту себя задеть, и эти чувства позорно и искренне отражаются в его глазах. Марево, возвышаясь над сыном в этом отношении, все равно спускается с небес на землю всякий раз, когда провоцирует и жалит. Фазану не интересно, как он объясняет себе же эти нападки. Ему достаточно сформулировать собственное объяснение и в него верить:

[indent=2,0] они похожи.

Так поразительно похожи в чем-то темном, сильном, глубоком, что становится восхитительно тошно от редкой возможности окунуться с головой в чужую тьму. Навряд ли Марево чувствует то же самое, навряд ли его стремление задеть Фазана продиктовано того же рода обидой и ненавистью  - но это так незначительно! Не меняет ничего. Не влияет на то, что он просто делает это снова и снова: кусает, жалит, провоцирует, возвышается. Давит авторитетом. С ярой верой в то, что собеседник жалок; с наплевательским отношением к тому, что собеседник так же думает о нем.

А если так - в бездну всё это! Образцовую выдержку, самоконтроль, завуалированные издевки и безразличие. Они хороши только там, где работают по назначению, а Марево уже неоднократно доказал, что применять к нему его же методы - все равно что отсрочить неизбежное. Пробежать еще один круг в бесконечной гонке не ради чего-то, что можно получить, но для сохранения и без того скверного текущего положения. Так что изменится, если он действительно будет честен? Упадет в глазах отца? Это же просто смешно. Падать, кажется, уже некуда: дно обнаружено и досконально изучено, причем настолько тщательно, что Фазан начинает на этом дне скучать. Но что произойдет, если он заговорит? Обнажит то, что бессмысленно прячет? Будет больно, гадко, стыдно, растерянно, безвыходно и темно. Без пути назад. Но это будет воистину интересно.

И он делает тот маленький шаг у себя в голове, от которого еще совсем недавно себя удерживал с полной уверенностью. Горько усмехается, наблюдая собственную нестабильность, прежде чем ответить:

- Так вот что ты делал, да? Все те луны, что строил меня часть за частью, гоняя на изнурительные тренировки сверх обычных? Заботился о том, чтобы я в грязь мордой не ударил? Что же, спасибо! - Фазан останавливается и смотрит на отца с жаром в груди. Сердце откровенно сходит с ума, и поделать с этим что-то невозможно. - Хочешь услышать непопулярное мнение? Порой нужно упасть. Кому-то - единожды, а другому - целую дюжину раз перед тем, как осознать что-то действительно стоящее. Мне приходилось день ото дня биться головой, падать, ломаться. Но в итоге я понял то, что было необходимо. Увидел ярко и отчетливо, что проблема не во мне. Проблема всегда была в тебе, - и внезапно ему становится поразительно легко оттого, что он просто произнес это вслух. И он смеется, искренне смеется, не находя в этом себя. Это немного пугает, это нужно будет исправить, но явно не сейчас. - Мне всегда казалось, что ты - образец идеального воина. А сейчас вижу другое: ты пустой и отчаявшийся кот без целей, без смысла. С сердцем, как у лисы. И навряд ли кто-то сможет тебе в этом помочь.

Фазан говорит все это, и с плеч его словно медленно сходит извечная тяжесть. Но за откровенными словами, за тем, что он считает правдой, теперь виднеется что-то очень старое. Запечатанное глубоко-глубоко внутри. И оно жалится, воет, кричит так громко, что становится сложно его игнорировать. Призывает воителя посмотреть на тот портрет Марева, что он обрисовал, еще раз, и обнаружить неизбежно, что смотрит он вовсе не на отца. На себя. На того, кем обещал себе не становиться когда-то очень давно, будучи еще Птицелапом. Исповедываясь перед Зайцеловом, вопя во всю глотку там, где никто не видит. Ища поддержки и любви у матери, мечтая, чтобы она спасла, укрыла от той ненужной, грязной тьмы, что проникала в него все глубже, пока не стала частью личности. Окончательно.

Предки, почему это так горько? Почему внезапно хочется молиться, по-идиотски, без веры, но с простой надеждой, что выше тебя стоит кто-то, кто может исправить все те ошибки, что ты успел совершить?

Смешно, смешно, смешно до колик в животе. Таким смехом хочешь разразиться, когда получаешь удар в спину от кого-то, кому безоговорочно доверял, и в итоге корчишься от боли, плюешься кровью, упиваешься ранящей первой честностью.. И не можешь остановить истерический хохот, для которого не хватает воздуха в легких. Фазан бы смеялся теперь именно так, но он и без того задыхается. Не находит в себе сил втянуть носом воздух, панически смотрит куда-то мимо Марева, ему за спину, попутно копаясь в их общих воспоминаниях. Легкие начинает печь, и он наконец-то с трудом делает вдох, тут же выдыхая:

- Посмотри, что ты со мной сделал, - криво улыбается, потому что на искренне вымученную улыбку у него нет сил. Фазан прекрасно понимает, что будет корить себя за сегодняшний диалог, который позднее сочтет слабостью, много-много дней подряд. Прокрутит в голове еще не раз. Но сейчас, только сейчас, у него есть возможность продолжить начатое. Быть честным. Выкопать погребенное внутри. - Когда не стало брата, а затем и сестры, мне тоже было тяжело. Ты не задумывался над тем, что они могли быть и мне дороги? Ты был мне нужен. Ты был нужен нам, - зубы скрипят, когда через силу он начинает говорить о матери. Всерьез он старается о ней не думать никогда: слишком тяжело. А говорить вслух - во много раз хуже. - Ты думаешь, что мама окончательно сломалась тогда, когда потеряла своих детей? Считаешь, что во всем виновата судьба? Это приятная, легкая ложь. Ты никогда не согласишься, но ты тоже бесконечно виноват! Ей требовались любовь и поддержка. А ты отдалился, сосредоточился на моем воспитании. Ты не смог спасти ее. И я тоже не смог.

Марево наверняка станет тошно от того, как сильно и искренне его сын себя жалеет. Какими унизительными способами пытается зашить раны, оставленные давным-давно и жизнью, и родными, и по собственной воле. Фазан не удивится, если его стошнит прямо к его лапам, он даже не станет возражать. Все равно. Все это - пустое. Есть только рой мыслей в голове, стирающие ребра в крошку воспоминания и странный, противоестественный, неуместный штиль в сердце.

Этот штиль позволяет поднять голову по-привычному гордо, и та же гордость искренне отражается в глазах, когда он смотрит прямо на отца, и
[indent=2,0] всего на миг, но
принимает себя.

Отредактировано Фазан (2020-12-20 17:25:33)