Молчание оцепеневших от неожиданности королев говорило лучше всяких слов. Все, что они сказали - правда. Мама не просто так не приходила, потому что была занята. Она отправилась к Звёздным предкам, и только сейчас, спустя несколько дней после ее смерти, об этом узнает сама Свиристелька. Песчано-бурая кошечка так и знала, что не могла ее всегда любящая и заботливая родительница просто взять и бросить ее по доброй воле! Но зачем? Зачем было это скрывать от котенка? Зачем было делать ей больно, когда она и без того изнывала от того, что мамы рядом нет уже несколько суток, а ее запах на подстилке практически выветрился из детской, чтобы Свиристелька могла цепляться за него, как за последнюю соломинку, что еще давала надежду на возвращение матери к дочери. Но теперь... теперь все. Ее больше нет. Она не вернется, не улыбнется, не согреет и не утешит. И вмиг это осознание больно ударило прямо в сердце маленькой кошечки, оставляя в нем глубокую брешь. Янтарные глазки песчано-бурой малышки заблестели от слез горечи и скорби.
- Могли... - Свиристелька всхлипнула, а голос дрожал, покуда по ее щекам медленно струились два соленых ручья, но на последних словах, собрав в себе всю обиду, она позволила себе повысить голос на старших, хотя прежде никогда не думала этого делать, - могли бы сказать мне сразу, а не трусить непонятно зачем! Вы думаете мне и без того не сильно было бы плохо?! Не хочу вас больше видеть! - последнее предложение кошечка практически выкрикнула, прежде чем подорваться со своего места на подстилке детской, уже не чувствуемой как некий оплот спокойствия и безопасности, и выбежать за ее пределы, громко всхлипывая и едва не расталкивая обомлевших кошек. Причем теперь не сильно понятно, из-за чего конкретно - из-за наглого подслушивания или из-за срыва на них всегда спокойного и добродушного котенка на старших. Но Свиристельке уже было все равно. Эти кошки сделали ей плохо, они этого обращения заслужили. Но боль от этого не утихла, лишь разрослась сильнее, отравляя существо песчано-бурой кошечки.
Солнце медленно клонилось к закату. На поляне играли котята, повсюду сновали воители. Но ни до кого котенку не было дела. Ей нужно было побыть одной. Подумать над этим, попробовать смириться. Но разве с потерей родной кошки возможно смириться до конца? Разве возможно жить хорошо, когда то родное тепло, что вело тебя по жизни все эти недолгие луны жизни, ушло навсегда и больше никогда не вернется? Всякому тяжело осознать такое, но пережить смерть родственника, притом столь близкого сердцу, в таком раннем возрасте гораздо тяжелее, чем кажется. Внутри все болело, хотело вырываться наружу в порыве дикой истерики, но усилием воли Свиристелька заставляла себя держаться - не хватало еще поставить весь лагерь на уши. Посему плачущая песчано-бурая кошечка ограничивалась лишь тихими всхлипами до тех пор, пока не нашла более-менее уютное и скрытое от прочих глаз пристанище в кустах неподалеку от детской. И тут же тоска и горечь быстро берут над котенком верх. Она теперь плакала навзрыд, из раза в раз называла мамино имя, звала, умоляла, пыталась убедить саму себя, что мама никуда не ушла и скоро все будет как прежде. Но знание того, что это неправда, лишь усиливало град эмоций Свиристельки, как некстати льющихся сейчас через край.
Так она и сидела в этих кустах, пытаясь справиться с болью, что, словно волны на спокойной глади озерной воды во время дождя, накатывала лишь сильнее.

Плач Свиристельки менял свою эмоциональную окраску со злобы на горечь крайне часто, как и постоянно то стихал, то вновь становился громче. Но, судя по всему, кусты попались достаточно надежные, чтобы ее завываний никто не слышал. Иной раз кошечка бы порадовалась тому, что никто не видит ее слабой и сломленной, но сейчас было совершенно не до проявления силы духа, особенно когда она сломлена слишком трагичным событием, тем более для котенка. Но того, чего песчано-бурая хотела, она достигла - ее до определенного момента никто не тревожил, и она продолжала взывать к матери, все еще пытаясь убедить саму себя, что не могла родительница вот так вот резко оставить Свиристельку, когда ее тепло было особенно жизненно важным для детеныша. Первая стадия принятия неизбежного и свершившегося - отрицание - одна из самых тяжелых. А переходная стадия между отрицанием и гневом оказалась еще тяжелее. И, ведомая злобой на королев, Свиристелька, тем не менее, все еще пыталась позвать маму, и грезила, что она обязательно найдет дочку здесь, в кустах, успокоит, скажет, что просто пошутила, и все будет как прежде. И песчано-бурая скажет ей, что шутка была не смешная, но потом посмеется, и папа, вновь придя проведать, будет улыбаться, глядя на возлюбленную с дитем.
И действительно, пока котенок захлебывался в рыданиях и жалобных завываниях, ее в кустах кто-то нашел, так аккуртано обвив хвостом, словно боялся ее задеть еще больше. Но что Свиристелька могла сказать точно - это была не мама. Тонкий темно-серый хвост явно принадлежал не ей, а запах - тем более. Песчано-бурая кошечка, вся дрожа от сотрясающего ее плача и еще заливаясь слезами, подняла голову на севшего рядом с ней кота. То-то запах показался ей знакомым - ее дядя частенько навещал детскую, рассказывая удивительные истории. Да, может, его язык и был грубоват, но от того рассказы его были не менее интересными. Тем более, что был вариант гораздо хуже, хотя Алтей был явно не того склада ума и настроения, чтобы рассказывать сказки малышам. Гремучник не шугал, а притягивал Свиристельку, из всех она слушала его с особым упоением, после спрашивая маму о значении незнакомых слов, которые употребил серый воин. Сейчас присутствие родственника рядом немного подуспокоило котенка, но далеко не до конца - все-таки это была не мама. А так хотелось бы...
— Эй, почему ты здесь одна? Уже темнеет, не хочешь зайти в палатку? — спрашивал Гремучник не менее осторожно и вкрадчиво, чем приблизился. Его можно было понять: учитывая шумную репутацию среди котят и королев, он вполне мог случайно спугнуть кого. Песчано-бурая кошечка громко всхлипнула, а два тоненьких ручейка детских слез продолжали течь.
- Не хочу, - заплаканным голосом, но при этом так твердо, как привыкла ставить девиантных соседей на место, сказала Свиристелька, поворачивая взор вниз, пытаясь скрыть от дяди свою мордашку.  Видимо, поразмыслив немного, Гремучник решил добавить фразу, что на краткие секунды остановила поток слез:
— Ты можешь рассказать мне все.
После этих слов жалобные медно-янтарные глазенки малышки вновь устремились вверх, силясь установить какой-никакой зрительный контакт - мама учила, что так необходимо выказывать уважение старшим. Прямо все-все? Правда? Он хочет... он хочет помочь? Свиристелька не знала, что ей конкретно поможет, помимо возвращения любимой мамы, само собой. Но сам факт возможности выговориться слегка приободрил котенка.
- Мама сказала, что пошла поохотиться, - все еще дрожащим голосом начала песчано-бурая, а капельки слез вновь начали набухать, - я ей разрешила - знаю, что скучает по воинской жизни. Я не хотела, чтобы она скучала... но... но... - голос предательски срывался, покуда расстройство и скорбь вновь давали о себе знать, - но она так и не вернулась... один день... два... три... я ее все жду и жду, а ее все нет и нет... и вот, сегодня королевы сказ... сказали... - Свиристелька царапнула коготками землю в бессильной злости на кошек, - что она больше не придет. Что мамочка отправилась к предкам... почему они не могли мне сказать раньше? Почему не позволили мне с ней хотя бы попрощаться?! - котенок вновь зашелся в рыданиях, зарывшись носом в передние лапки. Больно. Дико больно. Но при этом стало немного легче на душе, когда весь негатив был выплеснут.

Отредактировано Свиристелька (2019-08-16 10:26:05)

Говорить сквозь слезы было тяжело само по себе, а когда говоришь при этом о своей боли, то становится тяжелее в разы. Но чувство искренней поддержки рядом придавало сил, помогало подобрать нужные слова, чтобы передать все, что накопилось, но язык, обагренный проглоченными солеными слезами, то и дело заплетался, будто Свиристелька утрачивала способность говорить, а голос каждый удобный момент предательски срывался. Но, покуда малышка пыталась выговориться, одновременно злясь и плача, она то и дело ловила на себе взгляд Гремучника - сочувствующий, теплый... понимающий. Эти эмоции на его морде, даже размытые слезами, были неподдельными, песчано-бурая кошечка это чувствовала. Оттого буря постепенно утихала. Дядя тем временем устроился рядом, обвив котенка хвостом, пытаясь согреть. У него получалось, конечно, не так как у мамы под животом, но понемногу Свиристельке все же становилось хоть чуточку теплее. Темно-серый воин слушал ее внимательно, ловя каждое слово, каждый жест, не упуская ничего. "Он действительно хочет помочь..." - пронеслось в голове у малышки. Как всегда своими сказками кот вдохновлял жителей детской на то, чтобы быть сильными, так и сейчас он решил не оставлять котенка в беде. Закончив тираду и с рыданием уткнувшись в лапы, песчано-бурая невольно подумала о папе. Каково ему сейчас? Пытается ли заглушить как-то горе? И... и будет ли потом ее сторониться, когда она будет сильно напоминать ему маму? Котенок тряхнул головой. Нет, не может такого быть. Папа добрый, он ни за что так не поступит! Он просто очень занят, а когда освободится, то они обязательно поговорят, Свиристелька в этом уверена! Он и раньше не столь часто навещал ясли, но когда заглядывал - то всегда был очень счастлив увидеть свою семью. Он всегда о ней помнил. Вспомнит и сейчас. Обязательно вспомнит. Котенок знает это. Но сейчас папа занят и ничем не может помочь, и песчано-бурая кошечка его не винила.
Тем временем, Гремучник заговорил, а его голос, обычно громкий и отдающий нотками дерзости, был тише:
— Я понимаю тебя. Когда умерла моя собственная мать, мне тоже ничего не сказали. Мне было примерно столько же, сколько и тебе, - головка Свиристельки вновь поднялась, выдавая с головой ее сочувствие, смешанное с удивлением. Гремучнику и папе с их братом было столько же... когда они потеряли свою маму? Это было ужасно осознавать, как и то, что и папе эта боль не чужда. А Гремучнику не были чужды такая же боль и такая же злость на поведавших новость кошек в детской. Его тоже водили за нос, говоря, что "так будет лучше", когда от осознания, что тебе врали все эти дни, лучше не стало, только хуже. Серый воин стиснул зубы в некоторой злости и обиде, оставшейся с тех лун, когда он был столь же маленьким, сколь и песчано-бурая кошечка сейчас. А уже почти забывшая про плач (но не про горечь и пустоту) Свиристелька слегка кивнула головой в немом согласии и солидарности с его чувствами. Если бы ей сказали правду сразу, если бы она знала раньше... может быть, ей бы дали попрощаться с мамой. Да, было бы больно все равно. Но не было бы так горько от того, что тебя кормили ложью на завтрак, обед и ужин все это время и ты узнаешь об этом из совершенно левого разговора, тебя не касающегося.
— Но все делали это не из-за желания навредить. Их тоже можно понять. Простить будет сложно, но со временем боль утихнет, - а здесь солидарность во взгляде сменилась недоумением.
— Если не из желания навредить, то из какого же тогда? — кошечка царапнула коготками землю, оставив в ней неглубокие борозды, — Мне врали, врали и не краснели. Думали, что я бы обрадовалась, когда мне спустя луны бы сказали, что мама ушла в Звездное Племя давным-давно, а мне все время сообщали другое? — слегка прорычала песчано-бурая, поддавшись злобе, при этом переведя взор вперед себя, но, совладав с собой, кошечка выдохнула, а угнетенные медно-янтарные глазки вновь посмотрели на дядю. Тот, явно чувствуя себя неловко, слегка провел языком между ушей котенка, отчего та слегка смутилась.
— Не против небольшой сказки?
Очи котенка округлились. Сказки? Лично... лично для нее самой? Правда? Свиристелька, скривив губы в подобие очень-очень грустной улыбки, слегка кивнула. Но потом, посерьезнев и опустив глаза в землю, тихо проговорила:
— Прежде чем ты начнешь... скажи... если тебе было нелегко... то как это перенесли твои братья? Папа с Циклоном должны же были быть рядом, у вас было общее горе! - этот вопрос не давал кошечке покоя, а потому, в который раз встретившись взглядом с Гремучником, многозначительно склонила головку вбок.

BTS Jin - Tonight

Слезы уже достаточно давно покинули как мордочку, так и глаза Свиристельки, но чувство горечи утраты так просто прекратить, как плач, не получится. Но, по крайней мере, теперь песчано-бурая кошечка отчетливо понимала, что есть на этом свете взрослые, которым действительно не все равно на чувства потерявшего мать малыша. Гремучник пережил то же самое, что и она, ему известна эта ноющая боль на сердце, что овладевала сейчас его племянницей. Но Свиристелька где-то глубоко в подсознании чувствовала, что, даже если его боль поутихла с годами, она все равно никуда не ушла. Дядя все равно тосковал по ушедшей, а сожаления тех лун гложут его по сей день. Сочувствие на мордашке Свиристелинки появилось само собой, а она или не заметила этого... или же просто не хотела этого скрывать. Раз он открыл ей свое сердце, было бы глупо не открыть свое в ответ.
— Конечно они этого не хотели. Просто всем не хватает сил сказать такое прямо в лоб, не нужно обвинять других за их же слабость. Они... многие из них никогда не сталкивались с этим раньше. Им не понять, как это тяжело, — Гремучник попытался приободрить кошечку, хотя на последних предложениях песчано-бурая малышка уловила в его желто-зеленом взоре капельку раздражения, впрочем, тут же потухнувшую. Сосредоточилась же она на словах. Она не смотрела на проблему с этой стороны, потому потупилась, понимая, что, обвиняя королев в молчании, она поступила совершенно необдуманно, не посмотрев на проблему их глазами. С другой же стороны, мыслить здраво на волне отчаяния было просто невозможно, но чувства вины и пристыженности это не умалило тогда в кошечке. И эти чувства заставили ее промолчать.
На вопрос о том, как пережили потерю другой дядя и отец, Гремучник грустно улыбнулся, при этом стараясь сменить положение, дабы не дать Свиристельке замерзнуть - все-таки вечерело, нагретый дневным солнцем воздух остывал довольно быстро. Котята-товарищи по играм уже давно ушли в детскую, привычный гул потихоньку стихал, уступая место стрекоту сверчков и пению ночных птиц.
— Нам всем было плохо и больно, — начал дядя, заметно погрустнев, а Свиристелька слегка приклонила голову, навострив уши и прижавшись поближе к пятнистому боку кота, — Скрывали не только от меня, и нам надо было держатся вместе, чтобы преодолеть те трудные дни. Твой папа с Циклоном, они... справлялись. А я просто был слабаком, который наивно ждет свою маму. Мы были вместе, но они, как будто, были совсем отдельно от меня. Не думай, будто они кинули своего брата, без них мне было бы совсем плохо, я бы загнулся и не дотерпел до ученичества, хех, — Гремучник усмехнулся, однако в следующее мгновение обратил свой желто-зеленый взор на малышку, и в нем читалась лишь чистая серьезность, на которую племянница с готовностью ответила тем же серьезным взором,  — Но ты, ты не должна повторить мою судьбу. У тебя есть твой папа, я, Циклон, ты заведешь много друзей, ты преодолеешь это. Ты не одна, слышишь? - последнее предложение было вызвано столькими эмоциями, что Свиристелька, прочувствовав, едва ли вновь не начала плакать, но смогла взять себя в лапы, дабы воин не решил, что напугал ее, что, конечно, было неправдой, но на всякий случай.
— Дядя, то, что ты чувствовал все глубже, не делает тебя слабым. Ты такой, какой ты есть, ты не стеснялся того, что ощущал, зная, что ты ощущал. Тем более... ты был маленьким, совсем как я сейчас. Мама говорила, мы, малыши, чувствуем все ярче и переживаем больше, чем старшие. Это не твоя вина, Гремучник, — Свиристелька вытаращила свои янтарные глазки-бусинки на серого воина, смотря на него с не меньшей серьезностью. Упоминание мамы снова больно кольнуло сердце, но ее слова, всплывшие в памяти малышки, как ей казалось, хорошо подходили сейчас.
На морду дяди наползла улыбка, он закрыл глаза, что-то про себя прикидывая, перед этим бросив:
— Все еще не против сказки? Или я тебя совсем заморил своими нравоучениями? — на что песчано-бурая малышка попыталась изобразить беззаботную улыбку, получившуюся в итоге более вымученной, чем то хотелось. "Если бы ты заморил, то я бы об этом сказала сразу, дядюшка," — в глазах котенка заплясали непоседливые бесята, свойственные детям, находящимся в предвкушении увлекательной истории. Которая, в конце-концов, последовала, на что Свиристелька навострила ушки, готовая вникать.
— Что ж, если нет, то слушай. Эту историю я слышал от одного очень старого одиночки. Не буду рассказывать, как произошла наша встреча, но поясню для особо правильных, что Закона нарушено не было, — малышка слегка ухмыльнулась, ведь она прекрасно понимала, что это сказка, а сказки не во всем правдивы. Сказка ложь, да в ней намек, верно?
Свиристелька кивнула, позволяя ему продолжать спокойно. Чем дольше Гремучник говорил, тем больше песчано-бурая проникалась, задумываясь тут и там. История Шатуна по-своему была печальной, по-своему счастливой и по-своему поучительной. Воображение малышки охотно рисовало ей картины происходящего, а особенно - того, что чувствовал герой, и Свиристелька чувствовала вместе с ним.
— Я решил рассказать тебе это, потому что подумал, что сейчас ты тоже оказалась почти в такой же ситуации и сможешь сделать из этого выводы. Твоя мама всегда рядом с тобой, — подытожил пятнистый воин, одарив племянницу улыбкой и вновь лизнув ее меж ушей. Во взоре малышки стало явно читаться смирение, смешанное с легкой горечью. И его она вновь подняла на дядю.
— Гремучник... — тихо начала она, — Спасибо. Правда, спасибо тебе большое за поддержку и ценные уроки. Я не знаю, что бы я делала, не будь тебя рядом... — она промолчала, переведя взгляд на небо, на котором уже зажглись первые звезды. Уши песчано-бурой слегка вскинулись, когда ее глаза вновь обратились к глазам дяди, — я не знаю, слишком ли поздно об этом говорить... но твоя мама тоже всегда будет тут, рядом, вместе с моей, оберегая нас и согревая в холода. А мы, в свою очередь, всегда можем согреть друг друга. Когда я вырасту и смогу понимать больше, ты тоже сможешь рассказать мне обо всем, о чем захочешь. Даже если я все-таки не смогу понять абсолютно все... я тебя выслушаю и, будь уверен, обязательно поддержу, что бы ты ни делал, — янтарные глазенки малышки вновь заблестели, и она, поддавшись мимолетному порыву, придвинулась поближе к морде Гремучника, пытаясь достать своим маленьким носиком до его.
Что Свиристелька уже точно знала - это были слезы не горечи. Но благодарности. Искренней и чистой.

Отредактировано Свиристелинка (2020-10-15 23:51:48)