Ветхая сосна =>

К счастью — не увязались. До лагеря они дошло спокойно — и быстро; Пятно даже толком не заметил дороги.
Поляна купалась в утреннем свете; отряд вышел вслед за Чернозвёздом на поляну. Шмелебок с котёнком задержались на входе, но в итоге проследовал за ними.
Пятно вдохнул родной запах и слабо улыбнулся. Дом.
Он автоматически принялся искать взглядом Мышь с Искрящимся — за последние несколько лун это вошло в привычку, — и увидел Грохота с четыремя котятами. «Маловато», — Пятно нахмурился и подбежал к зятю:
— Грохот! Всё хорошо? Где Мышь, — сообразив, что они сидели около палатки целителя, он встопорщил шерсть и шёпотом добавил: — Кто-то из котят болен?

=> Скала

Рощица знает о Блеске ровно достаточно, чтобы понимать — просто так он отказ не примет, и доказанная в следующую секунду правота в этом утверждении не приносит ей ни капельки довольства; только скребущее ощущение где-то в районе сердца и свернувшуюся в животе холодную змею тоски.

— Почему? Мы ведь никому не причиним вреда! — она смотрит через плечо (потому как отошла уже вперед, впервые в жизни уходя от кого-то не попрощавшись), встречая глаза Блеска — такого яркого голубого цвета, какой она видела только запрокидывая голову в небо — и выражение ее лица практически зеркалит его. Только там, где сдвинутые брови Блеска означают мольбу, ее собственные отражают одно лишь молчаливое отчаяние.

Неужели он не понимает, неужели думает, что она настолько дурочка? Рощица сгрызла бы себя живою, останься у нее хоть сомнение, но их уже более нет, и нет примерно с тех пор, как Блеск обронил: "Ты мне нравишься". Потакая своим желаниям, они ходят по тревожно тонкому льду; и если провалятся под воду, говорит она себе настойчиво, перекрывая этой мыслью биение сердца в груди, то уже никогда не выберутся, и холодное, вязкое дно станет для них могилой. А Рощица не настолько доверяет Блеску, и тем более не доверяет себе.

Эти пересечения между ними — случайные или намеренные — должны быть остановлены хоть кем-то. И если это придется сделать ей, что ж... так она и поступит.

— Мы уже вредим самим себе и друг другу, — говорит она почти шепотом и оглядывается; соплеменники, похоже, быстро потеряли интерес к чужеземцу, однако осторожность в их ситуации никогда не будет лишней, — Когда это начнет вредить другим — лишь вопрос времени.

С этими словами, тяжело повисшими в воздухе, она снова отворачивается от Блеска, и путь в случайно выбранном направлении ей устилает раздавшийся вслед голос речного воителя:

— Я всё равно буду тебя ждать.

"Я искренне надеюсь, что не будешь".

Рощица убеждается второпях, что за Блеском вместо нее присмотрят — накормят, напоют, обогреют, безрадостно смеется она про себя — и уходит, не глядя, с поляны, пока лапы сами не приводят ее в палатку воителей, пустующую по причине занятости в ней проживающих. Лицезрение незанятых подстилок, смятых под тяжестью спавших на них кошачьих тел, мгновенно навевает ей зудящее во всем теле чувство вины; скинувшая свою, по сути, обязанность следить за чужим в лагере на другого соплеменника, она теперь еще и вознамерилась прятаться здесь, в гостеприимном сумраке палатки вместо того, чтобы заняться чем-то полезным. О том, что сходила с утра на охоту, а после выуживала из болота не только котят, но и целого речного воителя, она почему-то не думает — вместо этого думает о том, какая бесполезная и жалкая, укладываясь, тем не менее, в собственное гнездышко в самом отдаленном углу. И, опуская голову на лапы, обращается мыслями к Блеску, пусть даже просто это кажется ей преступлением против всех воинских догматов.

Чем со стороны не кажется то, что зреет, как цветок или сорняк, между ними, но влюбленности в Блеска у Рощицы на самом деле нет. То, что она ошибочно принимает за нее, является ничем большим, чем симпатией к искреннему восхищению ею, как кошкой; пусть даже половина ее — злая половина, у которой голос наставника, и чьи слова она с юности привыкла принимать за собственные мысли — по прежнему не верит в возможность подобного исхода. Как к таковому к Блеску ее не влечет — но влекут чувства, которые он к ней испытывает, влекут его горящие глаза — не потому, что это его глаза, а потому, что они горят при виде нее, и потому что на Рощицу так никогда еще никто не смотрел. Она и не подозревала никогда, что на нее могут так смотреть. Не то, что в соседнем племени, но даже здесь, в ее родном.

Знай она истинную природу чувства, рвущего ее сейчас на части, возненавидела бы себя пуще прежнего за то, что так обходится с искренностью Блеска, обманывая его иллюзией взаимности, однако Рощица слишком занята проблемами, которые есть уже, чтобы копаться в себе в поисках новых. Поэтому остаток дня она проводит, призраком мелькая в лагере в попытках найти себе занятие, пока солнце не заходит за ели, и все племя отходит ко сну.

перемотка

Без Блеска в лагере дышать становится легче. Рощица старалась не подавать виду, однако она смотрела ему, уходящему, вслед с другого конца поляны, и хоть тиски в груди ослабли, но мысли остались все такими же мрачными и горькими. Возвращение Чернозвезда с отрядом — и, подумать только, Шмелебоком — помогает ей отвлечься хотя бы ненадолго; Рощица вздыхает облегченно, не приметив заметных травм ни у кого из вернувшихся, и думает сначала подойти к Пятну и поприветствовать, но почему-то мешкает. Тот, тем временем, первым делом приветствует Грохота, и она обращается мыслями к Следку, который так и не появился из палатки Ольхи после того, как туда его отвела взволнованная Мышь. Схмурив брови по этой причине, Рощица делает пометку разведать не слишком навязчиво, что происходит с малышом, после чего голова ее поворачивается на звук голоса предводителя:

— Пусть все коты и кошки племени, способные охотиться самостоятельно, соберутся под Скалой на собрание племени! — и, окончательно вытряхнув на время образ Блеска из своего сознания, она тянется за вереницей соплеменников к месту проведения собраний.

→ скала собраний

Отредактировано Рощица (2020-10-09 19:59:19)

← палатка воителей (номинально; после условного перехода в следующий день)

О спокойном сне в ту ночь можно было и не мечтать.

Рощица, потакая своим низменным слабостям, притворяется спящей до тех пор, пока стыд не выжирает ее ровно настолько, чтобы подняться — никто из уже вставших соплеменников не пытался ее растолкать, и она не уверена, что хочет знать причину; то ли к ее лени (измору) отнеслись снисходительно: "Она все равно не приносит большой пользы, пусть и дальше спит", то ли о ее существовании и вовсе просто-напросто забыли — явление для ее персоны отнюдь не новое. К обоим этим вариантам она испытывает очень двойственные чувства, поэтому в дальнейшие размышления пускаться не решается — вместо этого, вытряхнув из шерсти сухие листья, и пригладив рассеянно волосок к волоску, показывается на главной поляне медлительно и взъерошено от холода. Лапы ее мягко проваливаются в хрустнувший ледяной корочкой снег, и Рощица подавляет дрожь, поднявшуюся вверх по спине.

Голые Деревья она любила всегда, однако сегодня не находит в себе ни силы, ни эгоизма радоваться белому пейзажу.

О произошедшем вчера в палатке предводителя Рощица Пятно не спросила — взгляд у того под конец дня был мрачным, словно бы глаза занавесили тенью, и она побоялась лезть, тем более, что без лишних деталей и так все было понятно. Проводившая нервным взглядом хвост Чернозвезда, скрывшегося обратно в уединение своей пещеры, а после окинув глазами шумно удаляющееся в ясли семейство Мыши (поредевшее, и в то же время пополнившийся), она тогда поспешила сбежать в палатку, атакованная в секунду роем незатихающих мыслей: о бедном Следке, чья смерть, тем менее, в общей какофонии событий почти затерялась, о неприкрытом гневе Чернозвезда, направленного то ли на Спорынью, то ли на Ольху, то ли на все его племя сразу. Коря себя полночи за малодушие, она, тем не менее, осталась довольна, что не попала предводителю под горячую лапу — и это стало еще одной причиной, почему Рощица не стала трогать Пятно — однако теперь ощущение неспокойствия возвращается к ней с новой силой, чем дольше она стоит у входа в воинскую палатку, ощущая себя мишенью на фоне болезненно-белого снега.

Выпуская дрожащий вздох, Рощица делает движение, чтобы пересечь поляну — как не уверена она в собственной бесполезности, а сидеть без дела все равно не будет — и впервые за некоторое время ловит себя на том, что почти не думала о Блеске. Однако, как только эта мысль приходит, больше ее из головы не выгнать.

"Великое Звездное племя, дай мне сил пережить все это."

Рощица не успевает уйти далеко от воинской палатки, прежде чем перед с ней вырастает, подобно скале из под земли, сам предводитель, отягченный, к тому же, парочкой относительно свежих мышей — пару вдохов она уповает, что он просто проходит мимо, и максимум, ради чего остановился, так это чтобы приветственно кивнуть (что само по себе все еще было бы странно), но когда дичь опускается к ее лапам на снег, никаких надежд не остается; Чернозвезд целенаправленно к ней подошел, и судя по наличию дичи, разговор предстоит основательный.

"Только этого мне не хватало."

— Неважно выглядишь, Рощица, — от звука его голоса, идущего словно бы из самой глубины существа, Рощица невольно вздрагивает. И дрожь эта вовсе не из приятных, — Сейчас нам требуются сильные и выносливые охотники, тебе стоит хорошо высыпаться.

За этими словами ей видится непрозрачный намек, намек на тот факт, о котором она сама прекрасно осведомлена: она недостаточно хорошо выполняет свой воинский долг, и лучше бы ей исправить это в ближайшее время. Предводитель вгрызается в нее странным взглядом, от которого под кожей начинает неприятно зудеть — в воспоминаниях вспыхивает, как колючая искра, вчерашний чернозвездов гнев, оставивший ее со скрутившейся в животе змеей. Рощица пробует, тем не менее, выдавить вежливую улыбку, чтобы не показывать — присутствие Чернозвезда ее тяготит, и, если уж быть совсем честной, он нынче последний кот, с которым ей хотелось бы разделить завтрак.

Ответную фразу она подбирает долго и судорожно. Будь она хоть чуточку посмелее, наскребла бы в себе сил отказаться от предложения позавтракать и нашла бы себе оправдание в виде любой племенной обязанности, однако Рощица — Рощица помнит, как выглядит рассерженный предводитель, и потому не решается идти на попятную. Вместо этого неуютно переступает с лапы на лапу, предпочтя опустить взгляд на мышь, нежели встречаться глазами с Чернозвездом, и выдавливает наконец после того, как негромко прочищает горло от вставшего в нем комка:

— Я... прошу прощения за свое состояние. Было тяжело уснуть ночью.

Она морщится внутренне от того, что это звучит как оправдание, и не решает еще сильнее усугублять ситуацию дополнением к этим словам.