Хрустящий снег. Проталины ещё маленькие, редкие, но воздух теплеет, и котенок вдыхает его полной грудью, наслаждаясь. Для него, привыкшего к покрытым белизной деревьям, это новшество. Никогда ещё солнце не светило так ярко из-за туч. И небо чище обычного. Старшие говорят довольно, что приближается сезон Юных Листьев. Погремушка не знал, как это будет выглядеть, но ему уже нравилось.
  Сам он родился ближе к сезону Листопада, или именно в то время. Солнце тогда тоже светило ярко, снег выпадал редко, но котенок был слишком маленьким, чтобы помнить это. Он помнил разве что последний месяц Листопадова сезона, который ему хотелось забыть. Ведь тогда мама впервые сильно отругала его, и отругала за то, что выбрал Случая своей грушей. Во всяком случае, так казалось. На самом деле у полосатого не было дурных помыслов. Он хотел растормошить вечно грустного братца, заставить играть. В итоге же его наказали страшной взбучкой. И после этого Погремушка замкнулся в себе.
Никто не знал, что у него на уме. Случай быстро забыл обиду, недоумевал, когда братец отгонял его от себя и злобно фыркал. Из очень активного котенка полосатик стал угрюмым молчуном, который, впрочем, постоянно находился где угодно, но не в детской, с которой у него были связаны плохие воспоминания.
Сейчас Погремушка находился в целительской. Та редкая ситуация произошла этим вечером, когда палатка пуста от Листвы и Тисовика одновременно. Первая пошла с кем-то за чересчур авантюрным оруженосцем, упавшим с ели, а второй принимал срочные роды у молодой воительницы.
Котенок знал, что королевам необходима какая-то трава, поэтому собирался провернуть все в крайние сроки, пока Тисовик не вернется.
Погремушку давно обуревало желание попробовать что-то из целительских запасов. Говорили, есть вкусные травы, есть горькие. В то, что ими можно отравиться, полосатик не верил, будучи убежденным, что это просто враньё для запугивания котят. Как то, что лечит, может отравить?
Поворошив лапкой маковые семена, затем подцепив коготком бурачник, кроха заметил ярко-красные ягоды, пожухшие, но выглядящие аппетитнее всего того, что здесь лежало.
Он пригнулся, подкатив один запретный плод к себе, и мигом бы съел его, если бы не услышал шаги, а потом и голос:
— Погремушка! Стой!
Да, это он. Наш одноглазый недо-враг. Погремушка выпрямился, ожидая увидеть за спиной Случая маму, но калека пришёл один. Впрочем, проблем от этого не меньше.
Брат толкнул ягоду обратно в кропотливо сложённую кучку, но Погремушка вытащил её и накрыл лапой.
— Пожалуйста, не надо, — в голосе Случая была мольба, которую его родственник принял за приказ. А больше всего он не любил, когда ему приказывают, поэтому ощерился, готовый зашипеть. — Их же запрещено есть. И если ты проглотишь, то наверняка... — Случай сглотнул. Как донести до упрямца?
Погремушка, тем временем, наморщил нос, но шипеть передумал. Случай же его все равно не остановит! Он слабее. И все, что может — это встревать в самые неподходящие моменты.
Котенок надавил Случаю на плечо, чтоб тот отошёл, и приподнял лапу с красного плода.
Бело-серый замер, испуганно таращась, а потом в глазах его мелькнуло что-то такое обиженное, упрямое, чего никогда раньше с ним, хрупким одуванчиком, не было.
— Ну и ладно! — кинул он. — Хочешь — ешь и умирай, если я тебя так бешу!
Погремушка только кивнул, ухмыляясь.
— А ты был мне единственным другом, — пробормотал Случай, отвернувшись и махнув хвостом. И, признаться, своего он добился — родственник перестал смотреть на ягоду.
Другом? Как угодно братец себя вёл с младшим, но точно не так, чтобы тот считал его своим другом. По крайней мере, котенок был уверен, что Случай к нему тёплых чувств питать не может, ведь все, что он делал — это игнорировал его, когда тот обращался, шикал и...
— Ты меня защищал, — глаза котенка, мокрые, блестели. Даже второй, казавшийся мёртвым, излучал странную грусть. — Например, от Огонька, — Случай медленно поворачивался к братцу. — Я тогда очень испугался.
«Да ты вообще пугливый», ехидно добавил бы Погремушка, но не мог заставить себя говорить, тем более, сейчас, смущённый и пребывающий в смятении.
— А я сам никого не могу защитить. Только позвать маму, — Случай поёжился. Полосатик же вздохнул едва слышно: оказывается, калеке тоже противна эта гипер-опека. — Она меня, наверное, ищет, — добавил Случай, дёрнув ухом в сторону входа.
Погремушка не знал, что делать. С одной стороны, он должен был успеть попробовать ягоду, с другой — что-то, благодаря откровению братца, его останавливало. Молчун опускал взгляд на лапы, оглядывал стены. Ему было неловко. И тепло на душе.
— Пожалуйста, Погремушка. Я т-тоже хочу тебя защитить, — котенок поднялся, потянулся за ягодой. И брат не стал ему препятствовать. — Спасибо, — произнёс котенок, убрав смерть-ягоду на положенное ей место.
Погремушка обошёл Случая, раздумывая. Вскоре калека стал рядом с его правым плечом.
  Послышались шаги, голос Листвы.
— Даже если нас отругают — теперь мы сможем стать воителями вместе, — почти утешающе, но с нотками безнадежности протянул котенок.
Погремушка не нашёл ничего лучше, кроме как грубо боднуть его головой, отталкивая от себя. Но в то же время это был дружеский жест.
Случай, может, и ябеда, однако, он его брат. Это странно — осознавать, что их роднят не только общие предки.
Зато Погремушка почувствовал, что он не одинок в своей семье.