— Мы думали, что с тобой случилось что-то... — произнес обессиленный Колос, вызывая на устах бывшей целительницы печальную улыбку сожаления. Как многих она тогда оставила! Но помнит ли о ней до сих пор Змеезвезд? Помнит ли кто—нибудь еще…? Кому она вообще была важна… Листва попыталась приободриться, криво улыбнувшись, но вместо этого всего лишь показала собеседнику, насколько ей не все равно и как же сильно это все душу рвет.
— Я нарушил Закон Целителей. Всё куда более прямо, чем то, о чем сказала ты, — сказал серый кот. Листва кивнула, готовая «слушать». Она была его последним собеседником. Тем, кто будет хранить его последние слова. Выдержат ли это ее хрупкие плечи? Выдержит ли она еще хотя бы луну? Бирюзовые глаза Листвы отразили полосатого кота, а после посмотрели в сторону, думая о том, как она устала. Устала жить и бояться умереть. Пестрая внимательно внимала историю Колоса. Несмотря на прошлые обиды, она прониклась глубоким сочувствием. Ведь она прекрасно знала, что такое «любить». Так искренне, так сильно, что можно было положить все ради любви. Колос лег, не в силах больше сидеть. Листва прижалась к коту, чтобы он не чувствовал холода. Она что—то успокаивающе бормотала ему, порой сама не понимая своих слов. Словно пыталась успокоить беспокойного котенка перед сном. Пестрая положила куцый хвост на замерзающего, словно бы боясь не сделать хотя бы мелочи ради тепла.
— Ты пережил слишком многое, чтобы винить себя. Любовь — сильное чувство. И любовь живет в каждом из нас. То, что ты испытал это , как бы оно ни было губительно в итоге, оно ведь давало свет…? Давало что—то большее, чем вся жизнь до и после, — Листва склонила голову, вспоминая свое прошлое. — Мне кажется, она любила тебя. Я не знаю, действительно ли это было так, но я не думаю, что ты бы смог не понять тогда, любят ли тебя. Но сейчас — кто знает. Иной раз и я думаю — а любили ли меня…? Были ли все слова искренни… Наверное, мне было бы легче, если бы я знала точно, что меня никогда не любили и что все это была ложь. Тогда я бы смогла проститься. Навсегда.
Кошка замолчала, думая, действительно ли та кошка любила Колоса? Или же просто пользовалась? Листва никогда не интересовалась чужой историей любви, а потому не могла понять, к какой истине она склоняется ближе. Как бы хотелось верить в то, что все это - всего лишь дурной сон. А они оба проснуться котятами в детской, сказав маме "знаешь, мне приснилось, будто я прожил целую жизнь..."
— Когда ты был последний раз на наших родных землях, Змеезвезд все еще был предводителем? — помолчав, внезапно спросила Листва. Сначала она смотрела в одну точку, но потом перевела болезненный взгляд на Колоса, решаясь погрузить его в свою истину. И пусть ее тайна умрет вместе с ним. — Я любила его. Я любила его так сильно, так беспамятно, что мне хотелось быть кем угодно и неважно в какой роли, лишь бы быть рядом. Мне не важно было, какой он был со мной. Каждый раз, когда он проводил со мной время, каждый раз, когда нам удавалось вырваться на совместную прогулку, я разрывалась от счастья, что я удостоена идти рядом с ним и дышать с ним одним воздухом. Ох, я была влюблена, — Листва улыбнулась, вспоминая то светлое, — На самом деле мне было неважно все, даже если завтра Змеезвезд меня бы оставил или выгнал бы из племени, не в силах скрывать наше совместное предательство. Хоть в душе я переполнялась восторга и искренней симпатии, я редко, почти никогда, не смела показывать, насколько сильно я его любила. И люблю. Даже сейчас, когда я говорю о том болезненном периоде моей жизни, когда мою голову туманили страшные сны и мысли, я понимаю, каким многим он был для меня и есть. Это так странно, так стыдно и горько, сидеть перед тобой и плакать не то от сожаления, не то от счастья, что я была когда—то рядом с ним, — Листва улыбнулась вновь, чувствуя на своих губах слезы. Так непривычно было показывать эмоции, чувствовать их на своей морде. — А позже не то Предки, не то я сама, изгнала себя из племени, зная, что наша история должна прерваться. Но в моменты яркого голода, холодных ночей, я засыпала, шепча лишь о том, чтобы он был счастлив. Даже когда я провела без него десяток лун, с улыбкой я смотрела на луну, думая о том, смотрит ли он сегодня на нее, счастлив ли он… — кошка замолчала, сжимая губы. — Я хотела быть сильной для него. Я о многом молчала, не доверяя ему. Вскоре наши речи стали излишне любезными и неискренними, хотя каждый знал и прекрасно понимал, что другой что—то скрывает. — бывшая целительница отвела взгляд. — Я так и не набралась храбрости. Я поняла, что все это не нужно. Что ему нужно быть хорошим предводителем, что ему нужно жить как можно лучше. И если мой уход смог хоть как—то облегчить ему душу, то я рада… Я рада. Я боялась приближаться к своим территориям, чтобы, если вдруг почуяв запах любимого… чтобы я смогла устоять и не кинуться к нему, — кошка вздохнула, вспоминая свои метания. Свои терзания и даже злые слезы. Тогда, когда бежала прочь и хотела вернуться, ни о чем не думать и просто чтобы все было как раньше…. До того, как на плечи свалилось бремя многолунной ответственности, — Значит, обретая долг целителя, мы навсегда теряем право на счастливую любовь
