- Осинник. Так это ж он, - вместо того, чтоб пойти за ним, сказал Блудник.
- Кто? - непонимающе спросил Осинник, изгибая бровь.
- Это он, Осинник! - глашатай все еще не понимал, а Блудник уже начал ликовать, трогая Осинника хвостом то тут, то там, словно какой-то ритуальный танец победителя. Каштановый кот снова посмотрел на встретившегося им одиночку, и внезапно до него дошло, так что он тоже глупо заулыбался, чувствуя себя ослом.
- А! - это все объясняло. И странный вид кота, и то, что у него в шерсти запутались грибы, и палочки какие-то, и листья. Если одиночка, сведущий в травах и должен был как-то выглядеть, то несомненно так.
Осинник тут же приободрился, спеша нагнать кота-одиночку и Блудника, первого отправившегося следом и что было силы жестикулировавшего глашатаю, чтоб тоже не отставал. Между тем буро-полосатый окликнул Инкануса, сказав, что они искали его так долго, а он даже времени не может им уделить. Одиночка же его тоже узнал и сказал, что их поиски, по всей видимости, подошли к концу. Но к великому раздражению Осинника шагу при этом не убавил. Глашатаю пришлось тащиться вперед за довольно расторопным старичком, продираясь в темноте через все эти неровности и буераки. Это ему совершенно было не по душе - он выглядел словно на привязи, завися от воли этого незнакомца, да еще задним умом понимая, что надо как-то задобрить его, чтоб забыл о тех первых словах, которыми Осинник его по незнанию приветил.
- Но если целью вашего пути была кошачья мята, то можете сразу разворачивать и уходить как можно скорее, иначе, клянусь Звездным племенем, я пооткусываю ваши любопытные носы, Блудник, - предупредил их одиночка. Осинник зашипел, так как ветка хлестко ударила его по морде, а после этого облизнул губы и решил вклиниться в разговор.
- Мы не за мятой! Послушай, да постой же ты немного, - кот наконец нагнал Инкануса и преградил ему путь, - Мне сказали, что ты разбираешься в целебных травах. Что, если молодой кот был отравлен? Запах такой резкий был, немного приторный, - он вспомнил свои ощущения, когда склонился над мхом. Как жаль, что тогда он был в шаге от того, чтоб приложиться к нему, вместо того, чтоб призадуматься - а с каких это пор мох так пахнет? - Он упал, у него пошла пена изо рта. Потом его начало лихорадить, - Осинник во все глаза смотрел на одиночку, как на последнюю надежду. Как любой, кто совершенно ничего не понимает в снадобьях и лекарствах, каштановый кот полагал, что есть чудотворное средство от всех отрав. И что оно совершенно случайно в больших количествах хранится у Инкануса дома. Он же сочтет своим долгом помочь им, раз они проделали такой путь?
Забор наивности, сооруженный Осинником с ранних лун, вдруг опасливо накренился, словно у ребенка, начавшего подозревать, что Деда Мороза не существует, а конфетки тебе никто раздавать не обязан. Он впервые в жизни подумал, что этот одиночка совершенно не обязан что-то делать для племенного кота.
- Ты ведь поможешь нам? Если что, я могу отплатить тем же, - Осинник встал во весь рост, демонстрируя силу и прочие достоинства. Уж такой-то молодец, как он, да не найдет, чем отблагодарить старика? И дичь может для него наловить, и, если тот решит переселиться из своего убежища, что-нибудь перетащить - те же травы. И теплый прием на территории Речного племени обеспечить, когда станет предводителем.

- Мы не за мятой! Послушай, да постой же ты немного, - Осинник преградил ему пути, заставляя его волей-неволей остановиться и уставиться на него выжидательно, - Мне сказали, что ты разбираешься в целебных травах, - кот никак не отреагировал, давая речному воину возможность высказаться, - Что, если молодой кот был отравлен? Запах такой резкий был, немного приторный. Он упал, у него пошла пена изо рта. Потом его начало лихорадить, - Митрандир видел надежду в его очах. Многие на него смотрели так же, считая, что знания о лекарственных травах делает его волшебником, что он способен исцелить каждого, к кому поспеет вовремя, что достаточно ему дать умирающему одну-единственную травку, как он тут же вскакивает на лапы и отправляется обратно в пляс. Что его возможности не знают границ. Но, как не прискорбно, в этом мире он не умел колдовать. Может, где-то в параллельной вселенной, но только не здесь. И полосатому не раз приходилось видеть, как надежда угасает в таких же глазах, заменяясь разочарованием. Но Инканус никогда не был волшебником и никогда не давал гарантий, что лечение пройдет успешно. Но они все равно всегда смотрели на него как на неумелого ученика, будто пытаясь понять, что случилось бы, если бы они позвали кого-то другого. Может, он смог бы спать отошедшего в мир иной? Может и смог бы.

- Ты ведь поможешь нам? Если что, я могу отплатить тем же, - он задумчиво смотрел на кота, чуть прищурив взор мшистых глаз. Он знал, какое лекарство нужно тому «молодому коту». Его жизнь была слишком долгой и суровой, чтобы не узнать знакомый яд даже по такому скудному описанию. Но он поклялся себе никогда больше не вмешиваться в ход жизни племенных воителей. Он достаточно натерпелся, помогая бойцам. И при этом всем сердцем желал прийти на помощь.

- Я б не повел его к тебе, если б это было не важно, ты же знаешь, - Блудник, видимо, полностью поддерживал своего друга. И Митрандир не сбросил его лапу со своего плеча, оборачиваясь уже в его сторону. Что ж, он не имел права менять судьбу того кота и его племени. Если, конечно, молодой кот был племенным. Но если звездные предки хотят его смерти или жизни, то они смогут подтолкнуть осинника к правильному выбору и словам. И, если тот окажется достоин, Таркун покажет ему лекарство.

- Да, Блудник, я это знаю и верю тебе, - кивнул он бродяге, улыбаясь уголком губ, а затем перевел внимание на Осинника. - Твой друг умрет к завтрашнему дню, воин, если не дать ему лекарство. Он был отравлен сильнейшим ядом, название которого слишком сложно для озерных племен, поскольку было придумано далеко не ими. Но, если хочешь, зови этот цветок Цветком смерти. Он произрастает только в самых глухих чащах и на самых ответных скалах, корнями уходя на бесчисленное количество лисьих хвостов и питаясь силой духов, кем бы они ни были и кому бы ни покровительствовали. И поэтому обладает невероятными свойствами, которые мы не способны постичь, - он смотрел прямо в глаза воителю, а затем, чуть отодвинувшись, легко вздохнул, - и одно из них – смертельно-ядовитые лепестки, лекарство от яда которых существует лишь одно... Его же корни, что питаются верой. Верой на лучшее будущее. И у меня, к счастью или несчастью, есть один такой корешок. И отдам его тебе, воин, если ты поможешь мне, - взял паузу, глядя на бурого все также внимательно. У него нет этого корешка. Глашатай сам должен был добыть его. Но ему об этом знать пока не нужно. – Но прежде ответь на один вопрос. С чего ты взял, что твой друг должен спастись? Даже если он кот достойный, разве ты вправе менять его судьбу? Множество тех, кому желают смерти, до сих пор ещё живы; множество тех, кому желали жизни, давно погибли. Имеем ли мы права награждать умирающих жизнью или раздавать смертные приговоры живущим? Этот цветок послан сюда не нашими Звездными предками. Он может убивать и исцелять против их воли. На что ты готов пойти ради этого кота, Речной воин? Готов ли выдержать гнев небес, только чтобы сохранить его жизнь? Настолько ли он дорог тебе? - выдержал паузу, пристально глядя на просящего, - На что ты готов пойти ради этого молодого кота? Вот мой вопрос. – Митрандир хотел помочь тому умирающему. Но он должен был убедиться не в том, что Кречет достоин жизни, а в том, что достоин Осинник. И что он действительно желает его спасти и не станет использовать силу цветка в корыстных целях.

Отредактировано Инканус (2016-09-16 22:53:49)

Инканус внимательно смотрел на Речного воителя, ожидая ответа с какой-то понятной только ему надеждой. Конечно, слова Осинника не изменят его отношения к кланам в целом, но, может, помогут увидеть вновь тот мир, в котором он жил когда-то. Ему хотелось верить, что этот каштановый кот не предает ни его, ни Блудника. Ему хотелось увидеть, услышать искренность в его словах. Или уличить во лжи. Может, он наплетет чего-то такого, в чем сам и запутается. Иногда так случается, что предатель случайно предает самого себя и, в конце концов, все равно служит своими поступками на пользу добру. Хотя вряд ли существует такое точное распределение на добро и зло, как в старых сказках. Тогда жизнь была бы слишком простой. Нет на свете никого истинно-доброго, и нет никого истинно-злого. Каждого кота видят соплеменники с разных сторон, и если  для кого-то ты - лучший друг, то, вполне вероятно, кому ты приходишься самым страшным кошмаром. И ничего с этим тебе не поделать. И полосатый отчетливо помнил того воителя, что подставил его когда-то давным-давно. Помнил так, будто это было вчера. И, как не старался, так и не смог простить его, чтобы сбросить эту тяжесть с души и, наконец, забыть предателя. Конечно, встреться они сейчас, он бы дал ему шанс на исправление. Но не перестал бы ненавидеть. А ведь в племени были те. Кто его любил: у него была подруга, уже, наверняка, есть дети или даже внуки, друзья, может, даже, парочка лучших. Они все его любят и не считают злом. Как, впрочем, и не считал Таркун его чистым злом. Он боролся за свое место под солнцем или даже просто испугался последствий – понять мотивы его можно. Можно даже простить. Но вот он не смог.

- Нам в племени не нужно каких-то особых причин, чтоб бороться за жизни соплеменников, - Митрандир повел хвостом. Он говорил за всех. «Нам в племени». Ему никогда не нравилось это высказывание - никогда ведь не знаешь, что на уме у твоего соседа. - Если бы мы делали это только по личным привязанностям, ради тех, кто дорог нам больше, чем другие, мы бы не были племенем. Если бы была какая-то надежда, я бы пришел ради любого своего воителя, - Инканус не перебивал, но взял эти его слова на заметку, продолжая молча внимать – пусть говорит, если есть, что сказать, - Если небесам так нужна чья-то смерть и я испорчу какую-то там их статистику и вызову гнев, то пусть забирают мою жизнь, это будет справедливо, - старик усмехнулся, поводя усами и задумчиво глядя на воителя. Кем же действительно приходится ему этот котик, если они по очереди решают жертвовать ради друг друга жизнью? Видимо, тому Кречету очень повезло с другом. Мало у кого найдется друг, который с готовностью пойдет хоть на край света, чтобы спасти чью-то шкуру. Или это Осиннику повезло? Ведь он просто отдает должок, а Кречет кинулся защищать его, не думая о последствиях и готовый подставить под удар собственную грудь.

- Будем надеяться, что до этого не дойдет. Запомни, воин, главная хитрость жизни – идти навстречу опасности, по возможности избегая её, - и он улыбнулся краем губ, одобрительно щуря мшистые очи. - Идем, окажешь мне кое-какую услугу, и я излечу твоего Кречета, - он поднялся, хрустнув старыми костями, а потом развернулся и с той же скоростью, с какой несся к каньону, направился к одной старой пещере, которую обнаружил ещё очень-очень давно. – А пока идем, поразмысли вот над чем, воитель. Ты говоришь, что вы помогаете соплеменникам не по личным привязанность, но представь такое: перед тобой лежит твой лучший друг и ещё какой-нибудь боец твоего племени -  совершенно простой, ничего не значащий для тебя; возможно, не самый худший, но и победами не блещущий. Они оба умирают. Но спасти ты можешь лишь одного. Кого ты выберешь? Подумай над этим, - и он ускорил шаг, несясь так, словно за ним гналась стая волков – он не хотел знать ответа. Это был риторический вопрос, а Митрандир не желал слышать ни лжи, ни правды. Пусть Осинник сам для себя решит, как поступит в такой ситуации. Или не решает вовсе.

→ Мшистая пещера

Осинник стоял напряженный, как струна, в особенности заметив усмешку на лице Инкануса. Ему самому не казалось ничего смешным в собственной речи. А сейчас решалось, поможет ли он им с Блудником.
Одиночка задумчиво смотрел на Осинника, о чем-то размышляя. Каштановому коту вдруг подумалось, что он не уверен, что хочет знать, о чем может думать старик, обвешанный грибами, встретившийся им ночью в глухом лесу. Но тот сделал какие-то свои выводы, улыбнулся. Даже взгляд его потеплел.
- Будем надеяться, что до этого не дойдет. Запомни, воин, главная хитрость жизни – идти навстречу опасности, по возможности избегая её, - изрек он. Осинник приободрился. А он дельные вещи толкует!
- Мудрые слова, - мяукнул кот не из лести, а потому что действительно так подумал. Он сам был готов идти навстречу опасности в первых рядах, но это не означало, что он бы не сделал все для того, чтоб выйти победителем. Нет, Осинник бы применил все свои навыки, всю выучку и знания, а не шел бы с мыслями, что это хороший день, чтобы умереть. Хотя бы потому, что его смерть никоим образом не поможет племени.
– Идем, окажешь мне кое-какую услугу, и я излечу твоего Кречета, - Осинник ликующе повел хвостом и направился за Инканусом. Почему-то теперь дорога уже не была такой выматывающей. Еще неизвестно, что приготовил для него одиночка, но бояться чего-то, еще даже не зная, что это будет, глупо. И если уж на то пошло, Осинник был уверен, что со всем справится. Что может быть такое, что не стоит жизни Кречета?
– А пока идем, поразмысли вот над чем, воитель. Ты говоришь, что вы помогаете соплеменникам не по личным привязанностям, но представь такое: перед тобой лежит твой лучший друг и ещё какой-нибудь боец твоего племени -  совершенно простой, ничего не значащий для тебя; возможно, не самый худший, но и победами не блещущий. Они оба умирают. Но спасти ты можешь лишь одного. Кого ты выберешь? Подумай над этим.
Осинник нахмурился.
- Почему два моих соплеменника умирают, а я все это время ничего не предпринял? - кот не мог мыслить абстрактно, попросту не желал. Он требовал предыстории, - Я бы начал помогать одному, чтоб он мне помог вытащить второго, - глашатай вообще не хотел выбирать в данном случае. Он никогда не оказывался в такой ситуации и не хотел оказаться. Но конечно его долг как наставника был помочь своему оруженосцу. Он несет за него ответственность. С другой стороны, если второй тоже оруженосец, то он будет виноват перед другим воителем. А в случае его спасения тот воитель его поблагодарит, Кречет же... Кречета не станет, но Осинник знал, что тот бы его понял. Она всегда понимал.
Но ведь Кречет его друг! Простит ли глашатай сам себя? Почему-то Осинник всегда вычеркивал собственные интересы, когда речь заходила о таких проблемах. Нет, он ни за что не хотел выбирать сейчас, ведь Кречет итак сейчас в смертельной опасности, пока они тут всего на шаг приблизились к тому, чтоб принести ему лекарство.
Кот поджал губы, надеясь, что желание разговаривать на весь остаток дороги Инканус исчерпал.
- Осинник, - вдруг подошел к нему некоторое время молчавший Блудник. Осинник вопросительно взглянул на него. Тот второй раз называл его по имени, и это было... приятно. Хотя его целью не было добиться уважения этого одиночки, - Ты молодец, - понизив голос, сказал кот. Глашатай признательно наклонил голову, его уголки губ дрогнули, но в целом он оставался Осинником. Впрочем, в следующую секунду буро-полосатый кот добавил, - Для племенного, - хмыкнув, Блудник боднул его в бок. Осинник издал звук недовольства, что-то насчет неотесанных одиночек. Но больше для видимости. Блудник ему нравился, пускай глашатай по большей части и не одобрял его поведения. Может, ему нравилось то, что они сейчас заодно? В любом случае, у границы они распрощаются, и каждый вернется к своей обычной жизни. Которая обоих устраивала.
- Ну думал я, что вы там, в своих общинах способны питать такие чувства между друг другом, - между тем сказал Блудник и вздохнул. Осинник шел рядом. Чувства... самая больная тема глашатая, особенно что касается их выражения. Может все эти тычки и подколки и шпыняния Кречета - это и есть его способ выражать чувства. Кот ускорил шаг, сам того не заметив.
- Знаешь, что бы этот грибач там не задумал, мы с этим справимся. А потом... Потом, когда ты увидишь своего этого Кречета, то "Будь здоров!" ему предавай, что ли. От бродяг.
- Боюсь, что он слишком чувствителен и тут же расплачется от признательности после этих слов. Не хочу, чтоб его хватил сердечный удар сразу после пережитого, но когда-нибудь да скажу - усмехнулся Осинник, вдруг испытывая потребность принизить Кречета в глазах Блудника, высмеяв его. А все потому, что одиночка решил что-то ему передать, пусть и не от своего лица, а от всех одиночек, но Осинник-то понимал, что от своего то бишь.
→ Мшистая пещера

<- Лагерь Небесного племени

И как их только лапы сюда занесли? Впрочем, Светляк был доволен, что всё сложилось именно так, как сложилось. Ему ещё не приходилось бывать здесь, и ученик с любопытством оглядывал окрестности. Высокие сосны вздымались до небес, казалось, протыкая своими вершинами-шпиками облака, аромат хвои щекотал нос, а под лапами шуршала лесная подстилка. Конечно, он видел лес, но этот лес казался ему чем-то новым. Так оно и было, впрочем.

Бок о бок рядом со Светляком шла Ловчая Снов, и её присутствие действовало на него успокаивающе. Не сказать, что без неё он чувствовал себя по-другому, но… Слишком сложно объяснить. Ему просто нравилось быть рядом с молодой воительницей. Без намёков.

- Да, здесь бесспорно хорошо... Но, непривычно... – проговорила кошка, и Светляк перевёл взгляд с леса, очаровавшего его, на свою спутницу. Нет, она не была не уверена, не боялась. Разве что, озадачена и, наверное, как и чёрно-белый ученик, заворожена.

- Мне здесь нравится, - ответил на это Светляк, смотря, как с корявого пня взмывает в небо горластая ворона. – Здесь чувствуется вкус неизведанности… Я люблю тайны.

Пройдясь взглядом по стволу елей и сосен, он добавил:

- И деревья.

Ученик не рискнул бы залезть на этих великанов, но Светляк с наслаждением представлял, как было бы хорошо оглядеть мир с такой высоты.

Молчание не затянулось надолго. Что-то заставляло Светляка откровенничать с Ловчей Снов, что-то притягивало к ней. Подобное он чувствовал не впервые, но впервые поддавался этому чувству. Главным образом потому, что знал о том, что сказанное им не выйдет за пределы этого леса, их двоих.

- Я ненавижу зависть, - начал Светляк, снова переводя жёлто-зелёные глаза на Ловчую Снов. Говоря, он всегда смотрел на собеседника. – Но я завидую. Новорожденным. Я знаю, насколько это глупо. И знаю, насколько это обоснованно. Ты видела моих родителей? Мою семью?

Глаза на какое-то мгновение превратились щёлки, словно бы пытаясь спрятать горе, плескавшееся в них. Всю свою недолгую жизнь родители для Светляка были чужими. И он для них был точно таким же. Они общались реже, чем можно было представить. Ещё реже Перламутровка не ошибалась, обсуждая успехи своего сына.

- Представляете, он, мой сыночек, поймал огромную ворону?!

- Я никогда не ловил ворон, - скажет Светляк ещё более холодным тоном, чем обычно. С родителями он становился ледяным. Это не была ненависть, ни в коем случае. Скорее, печаль. Словно бы он давно их потерял…

Отец был более внимателен, но тоже хорош. Светляк дёрнул кончиком хвоста и, не удержавшись, опустил взгляд себе под лапы. Он не любил показывать эмоции, но сейчас ученик едва ли мог их сдерживать.

- Поэтому я сбежал оттуда, - невесело усмехнулся Светляк. – На время.