— Любовь - бестолковая штука.
Жало повела ухом на слова Горечавки. "Да уж, и не говори. Одни проблемы от неё". Воительница не удержалась и встряхнула плечами. Слишком неуютно мокрая шерсть прилипала к телу; словно кто-то чужой пытался коснуться неё. 
— Ты доверяешь Ольхе? Зачем она-то скрывала тот факт, что Лепесток - дитя Чернозвёзда и одиночки?
"Разумный вопрос. Но лучше тебе не задавать его никому, кроме меня".
Доверяла ли Жало целительнице? Можно ли отказать в доверии тому, кто связан со Звёздным племенем? "Можно", — сказала бы Жало. "И пусть предки сами убедят меня в том, что Ольхе можно верить, если действительно покровительствуют ей".
— Не думаю. "Тайна" у неё какая-то бессмысленная. Но Гремучник был разъярён предательством брата и не придал этому значения, — и Жало его прекрасно понимала. — Ольха может говорить что угодно, пока некому возразить. Если хотим правды, нужно найти Чернозвёзда. Или ту самую мать-одиночку.
"И, предки, пусть ею окажется не Спорынья. Свихнуться можно с этим племенем. И нет, Чернозвёзд, твоего умопомрачения это не оправдывает".

— Что будет с Лепестком?
— Гремучник его не тронет, — "и наверняка не захочет, чтобы о Лепестке ходило ещё больше нелепых слухов. Всем будет проще считать его сыном Мыши и Грохота".
Уж за кого-кого, а за Лепестка Жало была спокойна. Пусть настоящие родители покинули его, с ним сюсюкается добрая половина племени. В такой атмосфере даже пара-тройка задир не должны заставить его чувствовать себя брошенным и ненужным. Ну а её дело защитить их всех, чтобы они продолжали подбадривать друг друга. Горечавка попыталась поддержать тёплым словом и её саму. Жало слегка усмехнулась. "Нет, малышка, на мне это так просто не сработает. Ну, разве что...", — она прищурилась, вспоминая то, что заставляло её идти вперёд, когда было холодно и больно.

"Жало. Хороший бросок"

"Хе-хе, ну не время сейчас улыбаться, когда ты потеряла предводителя и стоишь под дождём с перепачканной шубой".
Но удержаться было сложно. И даже скалы, с которых скидывали предателей, на миг показались не такими уж мрачными. Из этой минутной расслабленности Жало вырвало появление в зоне видимости кошачьей фигуры. Они не смогли учуять чужака из-за дождя, но белая шерсть даже в темноте выделялась, отражая те крохи света, которые могло выдать мглистое небо.
Жало вздыбила загривок и высоко подняла хвост, подавая Горечавке сигнал тревоги. Тот, кто приближался к ним — явно не был соплеменником. Чем ближе он подходил, тем сильнее билось сердце Жало. "Нет. Это не он. Тот был с чёрной шкурой. Это просто какой-то бродяга, Жало. Хватит. Сожми себя в когти и держись, ради Горечавки".

Но сколько она себя ни успокаивала, холодный ужас схватил её за горло, стоило ей разглядеть кошачью фигуру поближе. В темноте и вымокший от дождя, Лазарь выглядел куда ужаснее, чем был на самом деле. Его ожоги показались Жало оголённой плотью. Словно кто-то заживо сдирал с него куски шкуры. Или он был болен страшной хворью, из-за которой они отвалились сами.

— Что... что это за урод? — растерянно пробормотала Жало, ощущая подкатывающее чувство тошноты. Зрелище было жуткое, но инстинкт бойца и защитника взыграл в ней. Жало выступила вперёд, закрывая плечом Горечавку. Оглянулась на неё диким янтарным взглядом — "даже не думай".

— Ты... — её пронзил этот голос, словно одиночка проклинал её. Жало тихонько зарычала в ответ.
— Я тебя видел. Еще тогда, с ранами.

"С ранами".
Жало застыла. Какой-то одноглазый доходяга с ободранной шкурой запомнил её не воительницей. Не победителем. Нет. Для него она "та, с ранами". Он видел её слабой. В тот момент в ней боролись желание прекратить его мучения в этом искалеченном теле с яростью от того, что она запомнилась ему всего лишь своими ранами. "Я не знаю этого калеку. Когда он меня видел? Где? Нет. Не важно. Он хочет заговорить мне зубы, отвлечь. Я должна защитить Горечавку".

Жало оттолкнулась задними лапами и прыгнула на Лазаря. Они скатились в рычащий клубок когтей и зубов. В процессе борьбы, впившись в его шкуру, Жало поняла, что это обычный живой кот, а не восставший мертвец. И проплешины в грязной белой шерсти — не оголённая плоть, а следы обширных зарубцевавшихся ран. Ей ещё не приходилось иметь с таким дело. Кот сопротивлялся, его когти рассекли ей бровь, и свежая кровь потекла, заливая глаз. Но темнота была той стихией, в которой Жало чувствовала себя как дома, и у неё получилось взять верх. Она жестко оттолкнула кота к большому камню и прижала к нему лапой за шею. Оставалось прокусить его горло, и калеке больше не пришлось бы мучиться. Тяжело дыша, Жало смотрела на него. Кровь из собственной раны на лбу мешала обзору. И когда она видела только половинку него, зрячую половинку, покрытую мехом, что-то в нём было правильным. Он даже мог показаться ей красивым? Если бы не существовало этих рубцов и позорного клейма одиночки.

"Воинский закон запрещает убивать просто так. Пусть он проклятый одиночка, если я убью его, это не будет самозащитой. Но я могу сказать, что это *была* самозащита. Горечавка не посмеет возразить".
"Никто не посмеет усомниться во мне".
"Напротив, только поддержат".
Жало не смогла распороть Лазарю горло.
— Зачем? Зачем вы, бродяги, отравили Чернозвёзда? — горько прорычала она, ненавидя себя за то, что не добила одиночку — и за то, что чувствовала к нему больше эмоций, чем следовало бы. — Чего вы добиваетесь?
"Может, тот яд был намного сильнее, чем мы думали" — вспомнились ей слова Гремучника.

Воительница стиснула зубы и отпустила шею Лазаря.

Все происходит настолько быстро, что Лазарь не успевает выдать ни единого звука. Когда кошки замерли, на мгновение ему показалось, что никто из них троих даже не сдвинется с места, однако когда знакомая, как ему думалось, обитательница местных лесов стремительно слилась с сумраком своей пестрой шкурой и бросилась в его сторону, бродяга успел только сделать один шаг назад. Он не подумал прыгнуть в сторону или пригнуться хотя бы потому, что он не думал, что кто-то пустит в его сторону когти после столь короткого диалога.

Широко распахнув глаза, Лазарь цепляется за чужую шерсть, надеясь в происходящем вихре боя ухватиться хотя бы за что-то. Окружающий мир окончательно смешался в одно темное ничто, чужое шипение сливается вместе с собственным в один шум, от которого белесый может только прижать уши к затылку. От страха он не сразу чувствует чужие зубы и когти на своей шкуре и обгоревшей коже, пинается задними лапами лишь тогда, когда спина врезается в холодную грязь, пытаясь сбросить с себя дикую воительницу. Это, кажется, был его первый бой, но стал он первым без какого-либо желания Лазаря.

Кот не успевает даже ни о чем подумать, потому как кровь, прилившая к каждой его мышце обжигающим теплом, ударяет и ему в голову. В висках что-то шумит и стучит, пока перед взглядом сверкают только чужие янтарные глаза. К счастью, домашная жизнь не смогла до конца задушить его инстинкты, поэтому Лазарь заносит лапу над головой кошки. Его затылок бьется о землю еще раз, подушечки лап чувствуют что-то теплое, а когда он поднимает зрячий глаз на соперницу, тут же морщится и вжимает подбородок в собственный мех, стоит крови выступить на чужом лбе. Он задыхается скорее от паники, чем от лапы воительницы на своем горле, ерзает под ней, как придавленная мышь, однако перестает вырываться почти сразу. Что-то в нем смирилось, а потому Лазарь может только глухо выдохнуть и подставить кошке свою вторую щеку. Он наблюдает за пятнистой, дышит хрипло и тяжело, долго ждет, но не знает, чего ему дожидаться. Белесый не сразу понимает, что это он оставил на морде кошки метку.

Когда хватка чужих когтей ослабевает, одиночка пришибленной гадюкой выбирается из-под лап соперницы, прижимается грудью к мокрой земле и сплевывает в сторону всю ту грязь, которая успела попасть ему на язык. Остается только надеяться, что остальную грязь дождь вот-вот смоет с его шерсти.

— Зачем? Зачем вы, бродяги, отравили Чернозвёзда?

Голова Лазаря сильнее наклоняется к земле, он смотрит на кошку снизу вверх, а в широко распахнутых глазах мелькает лишь один очевидный вопрос. Ему казалось, что даже искреннее недоумение будет принято за издевку, и потому никакие слова долго не срываются с его языка, пока кот тихо сглатывает и морщится от пересохшего горла. Белесому и измазанному в земле одиночке хочется думать, что если он останется в своей нынешней позе, все вокруг наконец поймут, что он не представляет им никакой угрозы. Чего уж там, в нынешнем состоянии он бы не стал сопротивляться, если бы кто-то решил окончить его скитания от ночлега до ночлега.

— Не знаю я такого, — он отводит плечи назад, словно прощупывая какая из мышц его тела начнет болеть первой, — и ни с какими бродягами я тоже не знаком.

Он не станет упоминать травницу, с которой путешествовал долгое время. Во-первых, потому что не желает ей подобной схватки с незнакомыми котами. Во-вторых, кому как не травнику знать что-то о ядах? Но это точно не могла быть Саломея. Слишком далеко она обитала от этих мест. Обдумывая свою тишину, Лазарь только осторожно наблюдает за кошками, и чем дольше тянется эта пауза, тем больше ему кажется, что она может прерваться новой дракой.

— Если здесь и есть бродяги, желающие кидаться на всех подряд, то только вы вдвоем и какие-то коты ветра, — на языке чувствуется очередной комок земли, и одиночка вновь сплевывает его себе под лапы. Оставалось только гадать, что происходит в жизни диких котов, что они с таким энтузиазмом угрожают каждому проходящему мимо, — Я шел мимо. Несколько дней от полей и сараев двуногих. А до этого лежал без сознания, пока на мне заживало это, — он наклоняет голову к своему плечу, подставляя под взгляд кошки обгоревшую свою половину, а его слепой глаз мертво смотрит в её сторону, — Можешь мне не верить, но отравить я никого не мог.

Хоть теперь его отпустят?
Он бы с радостью вылизал всю эту грязь со своей шерсти под защитой скалистых камней.

Атмосфера с каждой секундой становилась все хуже и хуже, причем катилось все в пропасть по самой кривой наклонной, заставляя Горечавку  потихоньку выходить из себя впервые за долгое время. Кошка плохо понимала как себя сейчас чувствовать: по своей природе воительница хладнокровна и не любит выставлять истинные эмоции напоказ остальным лесным жителям, даже дичи, которая не должна чувствовать страх и азарт своего охотника, всегда готова идти на риски и защищать свои родные земли и любое племя; однако... и калечить чужаков без веских на то причин сумеречная не летела с вытянутыми когтями.

С прищуренными глазами кошка наблюдала за дракой между чужаком и Жало. Вторая, к слову, совсем не была похожа на себя. Из той гордой старшей воительницы, которая всегда действует рационально и просчитывает свое будущее наперед, мать превратилась в зажатую в угол мышь, которая совсем устала от бытия и готова драться за право дышать. Горечавку это не то чтобы напугало, а, наоборот, помогло впервые почувствовать себя более живой: не стесняться себя и своих эмоций, ведь даже самые каменные коты и кошки, обитающие в лесу, могут доходить до такого состояния, когда больше не способны сдерживаться. И это мотивирует.

Однако сейчас совсем не до глубоких размышлений, от чего все предыдущие мысли разом улизнули из сознания. Ливень градом сыпался на землю, отбивая Горечавке всю спину и голову, от чего мурашки волнами пробегали по всему телу. Уши прижаты, и, если бы не мокрая шерсть, наверняка бы можно было заметить взъерошенный загривок и пушистый хвост, который то и дело мотался из стороны в сторону. Зеленоглазая понимает, что это не ее конфликт, и влезать туда без веской причины не нужно: не хотелось принимать ни сторону агрессора, ни сторону благодетеля, который с криками "Хватит! Не убивайте друг друга" ворвался бы на поле боя. Но пусть Жало будет уверена, что ее дочь спасет ее. В крайней ситуации.

— Да уж... тут теперь только поразмыслить и остаётся, — тихонько пробормотала Горечавка, тяжело вдыхая холодный и влажный воздух после того как Жало и чужак застыли на одном месте. — Все слишком подозрительно сходится. Не может быть такого, чтоб эта была воля судьбы или Звёздных предков, — молодая воительница аккуратно приблизилась, окинув холодным взглядом белоснежное тело одиночки, слегка задержавшись на его слепом глазе. — Жаль, что мы не успели догнать Чернозвёзда.

Последнее Горечавка кинула совершенно небрежно, но решила не поправлять этот глупый грубый вывод. Ей не хотелось, чтоб Жало чувствовала себя виновато — ее вины, в принципе, тут и нет, однако воительница не может отделаться от навязчивой мысли о том, что всегда можно было быть гораздо лучше, сделать больше. Бежать быстрее, выйти из Лагеря пораньше, взять с собой Ольху и все в таком духе. Но что уж тут теперь гадать, дело было сделано. Нужно искать пути обхода.

— Будь аккуратен на территории Грозового племени. Яд может оказаться слишком сильным, — Горечавка вдруг вздрогнула. На какое-то мгновение она забеспокоилась о своем пушистом друге с ореховым именем. Ей хотелось, чтоб все было хорошо. Чтоб с ним все было обязательно хорошо. — Ты нужен живым. Не смей умирать. Да?

После этого вопроса сумеречная воительница посмотрела исподлобья на Жало, пытаясь тонко намекнуть, что пора бы освободить белошерстного беднягу из плена своих острых когтей. Чужаку очевидно досталось в этой жизни гораздо больше, чем остальным, а тот факт, что мать и одиночка узнали друг друга в первый же момент, породил кучу вопросов, которые теперь и хотелось задать, но только наедине. Впереди предстоит долгий путь домой, а в Лагере уже наверняка заждался взволнованный и разозленный Гремучник. Дел еще полно, и Горечавке не хотелось бы, чтоб среди них был пунктик "догнать и уничтожить калеку".

Отредактировано Горечавка (2022-11-04 18:41:39)

"Прямоходы? Непривычное словечко, но где-то я его уже слышала"
Жало внимала словам одиночки, стараясь делать не очень заинтересованный вид. Не хотелось, чтобы он думал, будто начинает играть важную роль в её планах. Ей приходилось крепко сжимать в когтях внутреннего зверя, который рвался и рычал, что не хочет доверять чужаку. Но она держалась, даже не понимая, как именно. Хотелось ответить на вопрос "почему" хотя бы самой себе. Потому что он калека и не может оказать достойного сопротивления? Поэтому она чувствует к нему жалость и снисхождение? А жалость ли это? Пусть подпорченный, но у него знакомый взгляд. Котёнок, отвыкший от молока и позабывший мать, невольно мурлычет, поймав её взгляд. А Жало, ловя в темноте тусклый зелёный блеск на белом, хочет если не довериться, то хотя бы дать шанс.

— Что ж, Воинский Закон запрещает нам бросать котов Ветра на погибель, — протянула Жало, чувствуя невольное восхищение могуществом врага. Если им удалось выгнать из родного дома целое племя — их стоит опасаться.  — Я поговорю об этом с Гремучником.
Она покосилась на Горечавку, думая о том, где юная воительница принесёт больше пользы. С одной стороны, ей хотелось, чтобы именно Горечавка отправилась на разведку в племя Ветра. Жало сможет доверять информации, которую та принесёт. С другой, она пока не собиралась посвящать в план по шпионажу за Грозовым племенем никого, кроме Гремучника и Горечавки. А значит, помощь последней будет крайне ценна, когда понадобится связаться с новоиспеченным лазутчиком.

— Все слишком подозрительно сходится.
Жало кивнула. Единственное, чего она до конца не понимала — против кого воюют одиночки. С одной стороны, как ей казалось, они пытались разрушить племена изнутри. С другой, обращали гнев лесных котов против всех чужаков, волей-неволей подставляя "своих".   

— Жаль, что мы не успели догнать Чернозвёзда.
"Не первое и не последнее наше поражение, малышка".
— Может, оно и к лучшему, — "ведь Чернозвёзд не стал бы содействовать нам. Он и Лепестка со Снежинкой изгнать собирался. Принял бы такой кот помощь от бродяги, даже осознавая, что его племени грозит опасность?" — Справимся без него.

— Я сомневаюсь, что Чернозвёзд, напав на дикого калеку, стал бы выдавать своё имя.
"Подловил", — подумала Жало, фыркнув себе под нос. Ей казалось очевидным, что о могущественном Сумрачном племени и его предводителе слышали все, даже окрестные одиночки. Но нельзя позволять гордыне затмить разум. Бродяга прав. Она рассказала ему, как выглядел Чернозвёзд.

— Одного описания будет мало. Предположим, он назвался предводителем Сумрачного племени, чтобы сходу припугнуть тебя своей властью. Они должны поверить.
"Если что-то пойдёт не так, он всегда может притвориться мышеголовым дурачком и сбежать от них, за такое не убивают. Да и кто в этом несчастном калеке разглядит шпиона?"

— Мы проведём тебя через наши территории до конца Оленьей тропы. Выйдешь к гнёздам двуногих, пройдёшь мимо них, проскочишь тропку — там и Грозовых учуешь, — инструктировала Жало, задумчиво разглядывая царапину на боку одиночки. — Воинский Закон запрещает убийства, надеюсь они всё ещё ему следуют. Если прогонят, возвращайся обратно. Если нет — наблюдай. Каждую ночь я или Горечавка будем приходить к Оленьей тропе и ждать от тебя вестей. Встретишь кого-то незнакомого с похожим на наш запахом — попроси, чтобы тебя отвели к Жало. Это я.

Она вздохнула и отступила от белого кота, давая ему отойти от камня. Махнула хвостом Горечавке. "Пора возвращаться". Кивком она указала воительнице идти справа от одиночки, сама встала с левой стороны. Дождь продолжал лить, и втроем они выглядели грязными, мокрыми и жалкими. Более-менее прилично смотрелась только Горечавка, которая избежала драки и не валялась в слякоти. Но у них был план. Это делало грязь, боль и усталость оправданными.

— Мы не любим одиночек, но то, что происходит сейчас — реакция придавленной осы. Мы выпускаем жало только потому, что хотим защититься, — тихо сказала она, глядя себе под лапы и стараясь выгнать из головы мысль о том, что она действительно могла убить Лазаря. Просто из страха перед своим прошлым, в котором остался жуткий одиночка с кривыми когтями и треск вспарываемой кожи.

Дойдя до Оленьей тропы, они позволили своему шпиону двигаться дальше в одиночку. Жало какое-то время стояла, глядя ему вслед, пока кошачий силуэт не стал бледным пятнышком вдалеке.

=> Оленья тропа (номинально) => Лагерь Сумрачного племени

Кошки сыпали между друг другом все новыми незнакомыми именами, пока сам Лазарь бегал зрячим глазом от одной собеседницы к другой. Имена у лесных, конечно, были интересные, однако чем-то похожие между собой. В городе у котов имена были абсолютно разнообразные: кому-то дают кличку на улице в честь случайного предмета, кому-то достается имя от Двуногих. Имя Чернозвезда позволяло представить себе образ кота достаточно внятно, а Гремучник звучало как что-то, что отлично описало бы нрав своего владельца. Что означает "Лазарь"? Если бы он только знал.

Моргнув, бродяга отвлекся от своих размышлений в пользу новых знакомых и чуть подался вперед, когда старшая кошка начала описывать  куда-то явно пропавшего соплеменника. Или вожака? Предводителя? Лазарь не разбирался в словах племенных, а потому случайные обрывки фраз, которые он успел выловить из разговора лесных, заставляли ухмылку то и дело появляться под его усами. Всё это было очень интересно и сильно отличалось и от забытого всеми богами сарая Саломеи, и от улиц Двуногих.

— Сумрачного племени, — негромко пробормотал одиночка, касаясь уточняющим взглядом пятнистой кошки. Важно, чтобы он запомнил все нужные слова правильно, потому что — как ему казалось — любая ошибка может оказаться фатальной. Впервые в жизни он хоть в какой-то мере порадовался своему состоянию: тут даже вранья прибавлять не нужно было для жалости, только встать в полный рост. Лазарь быстро заглянул себе за бок, осматривая себя на наличие свежих царапин, — Уж хотелось бы, чтобы мне поверили.

Одиночка бы хотел, конечно, спросить, какая награда будет светить ему путеводной звездой во всей этой авантюре, однако покосившись на обрыв, а после коснувшись взглядом двух сумрачных воительниц понял, что судьба и так преподнесла ему подарок. Живым остался — уже хорошо. Однако что-то еще явно ерзало у него в груди, не давая точного ответа на вопрос  о том, почему он вообще так охотно на всё согласился. Ощущение, что одиночка уже видел её никак не отпускало, и чем дольше Лазарь находился рядом с пятнистой кошкой, тем сильнее в этом убеждался — он правда её видел. Раньше. Тогда, наверное, и этой юной кошки не было. Или она была совсем маленькая.

С этими мыслями Лазарь поймал себя на том, что слишком уж пристально и долго разглядывает молодую воительницу, а потому потупил взгляд и перевел его куда-то в сторону. Час был поздний, дорога длинная, новая встреча очень насыщенная, а отдыха так и не предвиделось. Сказать, что одиночка скучал по отдыху — ничего не сказать. Зато не нужно будет строить изнуренный вид. Каждая подобная мысль казалась все забавней: Лазарю предстояло играть какую-то роль, пока на самом деле ему просто нужно было быть самим собой.

— Воинский Закон запрещает убийства, надеюсь они всё ещё ему следуют, — кот еле сдержал за зубами нервный смешок, который подступил к его горлу, но вовремя перевел его на прерывистый выдох. Хвала Матери, что в лесу запрещены убийства, ведь теперь он просто может остаться и без второго глаза! Лазарь видел, что лесные воители могут сделать с собакой, а противником опаснее той он себя не считал.

— Дождь должен будет всё с меня смыть, — он слабо кивнул куда-то наверх, в сторону туч, — поэтому я очень надеюсь, что вся ваша затея будет иметь какой-то результат. Но если меня не будет несколько дней... — Лазарь умолк и наклонил подбородок ниже, задумчиво рассматривая размытую землю под лапами. Он бы не стал сбегать — это точно. Значит, варианта только два: — Это будет значить, что местным котам стало так меня жаль, что они забрали меня к себе. Или, возможно, случилось что-то более печальное. В любом случае, я постараюсь вас найти.

Теперь, когда бродяга знал их имена, дышать стало значительно легче. Именами редко кто так разбрасывался на свободных территориях, особенно в подобных ситуациях. Но, казалось, раз ему доверили такую тайну, то это что-то да значило.

— Лазарь, — белесый коротко махнул хвостом, представляя свою персону, и, поднявшись с места, начал следовать за своими спутницами. Взгляд его бегал по каждой ямке, по каждому камню, а сам Лазарь с такой дотошностью пытался запомнить окружающую местность, словно от этого зависела его будущая жизнь. Что, судя по всему, отчасти было правдой. — Времена такие. Незнакомцы редко приходят с добром.

Поэтому с добром нужно встречать их самому.

--> территория Грозы

Отредактировано Лазарь (2022-11-16 23:31:44)