И откуда в молодёжи столько жестокости? - вздохнул про себя Дымохвост.
Боль то накатывала волнами, то снова исчезала, но к ней можно было легко привыкнуть.
Синичка металась перед его якобы безжизненным телом, тараторя что-то Сказочнице, которая всё же отпустила основательно пожёванный хвост, чему воин был несказанно рад.
Его ученица недолго пребывала в смятении. Через несколько мгновений спустя она начала фонтанировать идеями, а серый кот, воспользовавшись этим, незаметно вдохнул холодного воздуха, пахнущего прелыми листьями.
Задохнуться совсем ему не улыбалось.
- ...Сейчас берём его зубами за загривок и тащим вон туда. Там где-то был овраг. Скинем туда,  в лагере, скажем, побежал за мышью и не вернулся. Поисковый отряд решит, что поскользнулся и сломал шею. Давай, потащили. Тут недалеко.
Не успел Дымохвост удивиться такой находчивости, как в его загривок вцепились мелкие острые зубки. Ученица шипела на Сказочницу, понукая её помочь, и воин понял, что пора заканчивать розыгрыш.
А то ведь и правда в овраг сбросят.
Ещё и Сказочница начала неправдоподобно звучащую истерику. Нет, точно пора, а то расхохочется и испортит всё.
Облизанная морда стала последней каплей.
Со стороны могло показаться, что Небесный кот вскочил на лапы без малейших усилий. Это было не так: болел бок, лапы, голова кружилась, как чокнутая сова над ночной поляной.
Потерпит. Не умер - уже слава Звёздному племени.
- Итак, приём ложной смерти, - как бы между делом пояснил подружкам воин. - Весьма полезен в бою, особенно если противник не очень уверен в себе и подойдёт посмотреть, удалось ли победить.
Дымохвост сделал несколько шагов к дереву, задрал голову и посмотрел на ветку. Она вся была исполосована когтями.
- Что ж, неплохо, - одобрил воин. Пускай не безболезненно, но две ученицы одержали победу. - Сказочница, ты хорошо поработала. Я доложу Мяте о твоих успехах.
Взгляд янтарных глаз остановился на Синичке.
По-хорошему, чистить бы ей подстилки до конца месяца за такие выходки. Ежу было понятно, что они бы упали. Однако чёрно-белой кошечке и так досталось.
Чем раньше она поймёт, сколько боли и крови в жизни котов-воителей, чем лучше.
- Отличный приём, Синичка. Я горжусь тобой, - Дымохвост улыбнулся, втянул новую порцию воздуха и почувствовал, как тяжело теперь дышать.
Но он это переживёт. Не такое уж серьёзное повреждение. Дня через два будет как новенький.
Целителем Дымохвост не был, хоть и хотел когда-то, но подозревал, что в случае серьёзной травмы вряд ли бы смог ходить или хотя бы встать.
Он тряхнул головой несколько раз, избавляясь от противного звона в ушах, и окинул взглядом взъерошенных учениц.
- Хватит на сегодня. Возвращаемся в лагерь.
Прихрамывая, кот двинулся в сторону дома.

---> Земли Небесного племени

○Начало игры○

Названный отцом в далёком прошлом и оставшийся им поныне соизволил утешить себя тем, что до сих пор в рассвете сил путём, допустим, хотя бы простой прогулки или попытки поймать какую-нибудь живность. Олорин же была начеку, хоть и отривисто кивнула, якобы паралелльно занимаясь своим делом, когда тот произнёс свою волю вслух. Всё же сердцу становилось неспокойно, уходя Инканус далеко от падчерицы. Но идти за ним было равно ущемлению его свободы и личного пространства, чего кремовая вряд ли хотела тому пожелать. На сей раз оказалось, что большая часть дня осталась просто так, не посвящённая ничему, отчего пришлось задуматься, чем бы заняться. Спонтанно решив, что стоит следовать примеру старшего одиночки, Олорин устроила себе эдакое гуляние, позволив себе идти туда, куда глаза глядят.
Долго ли коротко ли, времени, вероятно, прошло не так много, что было безусловно желанно. Сердце обливалось наслаждением, когда по светлой шерсти гулял сильный горный ветер, жмурясь от приятной прохлады, бродяга подставляла голову порывам на растерзание. Усердно развивал сквозняк и мысли юницы, словно выбивая лишние катастрофы из головы. Не было предела ни удовольствию, ни радости. Такую волю ценил молодой священник, отдавая ей всего лишь на три дня всю свою жизнь. Ради неё не стоит ломать голову, как выжить.
"К вечеру надо вернуться, наверное, иначе Инканус не заметит меня и подумает, что сбежала плутовка," – с хмурой улыбкой заметила про себя Олорин, молниеносно вспоминая каждое слово, сказанное перед уходом. Тот не приказывал оставаться на месте, но и вряд ли разрешал уходить. "Эх, надеюсь, не потеряет меня..."
Душу терзали сомнения, но она не спешила возвращаться на исходные позиции. Солнце было ещё в зените, а невысокие сосны оставляли не слишком длинные тени, говорило это, что до конца дня ещё немало.
Зоркий и внимательный взгляд опустился вниз, высматривая на дороге камни, Олорин шла аккуратно, чтобы не побеспокоить лишний раз насекомых, хаотично шагающих поперёк тропы. Много раз перед взором вставала эта картина, теперь можно было идти вслепую, не обращать особого внимания на маленький мир и шагать словно по тонкой веревке над краем пропасти с завязанными глазами. Она глядела туда, вдаль, где горизонт закрывали узорные кроны деревьев. Извилистые ветки не были видны издалека чётко, лишь по мере приближения начинали обретать яркие грани. Было похоже, что как только Олорин приближалась к ним, невидимый художник дорисовывал очертания этих долговечных растений. Среди колких листочков, которых обычно называли иголками за свою остроту, пробирались солнечные лучи, озаряя с новой силой рощицу, которая всё больше начинала нравиться медноглазой. Слева от неё сверкнул огонёк, пропав так же вдруг, как и появившись. Резкий запах добычи намекнул, что это был никто иной, как проворная белка, быстро улизнувшая от потенциальной охотницы. К её счастью, Олорин не была голодна, да и не была заядлой обжорой, чтобы попросту отнимать жизни у братьев меньших, так что, рыжая осталась жива, ей крупно повезло. Впрочем, запахи потихоньку начинали смешиваться. То ли птиц налетело куча, раз слышны стали откуда-то сзади шелест их крыльев, то ли кое-какое мелкое зверье нашло себе обед в виде орешков, издавна покоившихся на земле. Не удостоив себя оглянуться – она была уверена, что никого, кто может оказаться опасным, здесь и в помине не было – Олорин продолжила ход, не сменяя ракурс, но всё-таки скользя орлиным взором вокруг высоких стволов в поисках чего-то интересного, что может хотя бы как-то удивить.
"На обратном пути надо будет захватить что-нибудь съедобное. Инканус, наверное, проголодается," – та не была занудой, не считала, что старик беспомощен и не сможет найти себе пропитание, просто хотела позаботиться о нём, отдать вековую дань за то решающее её судьбу спасение. Только, когда будет этот "обратный путь"? И будет ли вообще?

Зря не посоветовала себе бродяжка обернуться, точно тренируя силу воли, полагаясь лишь на собственный нюх, который в кой-то веки смог её подвести. Верно, опасностей в подобном месте еще постараться найти, но что если они отыщут тебя?
Странное, в одно время ужасное, чувство, что совсем близко, где-то сзади кто-то есть, проявилось дрожью лап и множеством щекочущих игл по спине. Олорин не была испугана, её застали врасплох, это правда, но успеть потерять рассудок от никчемного положения она не смогла, подчиняясь своему прежнему бесстрашию, вот-вот заведшему её в недры земли. Вся напряглась юница, готовая к любым последствиям, даже к бою, – такой науке её успел уже выучить названный отец, и, как оказалось очень даже кстати.
– Простите меня, дорогая миледи, – а незнакомец оказался на славу вежливым, этого было чуждо не заметить. Славно улыбался темный кот, очарование его жеста могло оказаться волшебным, не будь в мыслях одиночки гигантская куча сомнений. – Я ведь могу называть вас миледи?
Не размышляя ни минуты, бродяжка поспешила ответить, да голос в мгновение потерял свое предназначение, отдавая предпочтения послушать речи до конца. Тот произнес вновь про спешку, почему-то видимую в движениях юницы, хотя та и не убегала никуда. Видимо, выдавало соответствующий вид волнение, резвящееся в голове медноглазой, она боялась потерять, что так дорого в один момент – доверие единственного на данный момент родного.
– К вашему счастью, Блудник, – одаряя предмет незнакомый, слегка милый сердцу и взгляду, но всё же совершенно неизвестный, взором, наполненным щепоткой колкости и абсолютным спокойствием, не выдавала настоящее представление о внутреннем мире кареглазка, одевая мысленную маску, в мгновение скрывшую её саму, точно огромным беспросветным покрывалом, – торопиться мне незачем, – смотрела напрямую в томные глаза встречного, но выглядело так, будто бы она давно отвернулась, либо же глядела сквозь бурого странника.
– Скажите мне, вы цветок? – в его пасти красовалось дивное растение, сорванное, вероятно, ради неё. Отчего-то не заметила эту красоту некоторым временем ранее и удивилась своему невниманию бывшая домашняя, ведь такого в обычный день не млучалось. И тут наполовину кремовую мордашку осветила улыбка, такая тёплая и нежная, какая может быть только у этой молодой особы, словно первый ясный лучик в кромешный дождливый день. Поклонившись даме, Блудник подарил ей имя "Миледи Цветок", на что та приветливо ответила:
– Раз вам угодно называть меня так, то я не буду противиться вашей воле.
Более не тая сторону добрую, Олорин улыбалась ему без задней мысли. Не казался отныне этот кот каким-то нелюдимым, тем, кто может сбросить замыслы благие, дабы исполнить свой истинный план. – На самом же деле в детстве меня окрестили Олорин, если эта информация, конечно, уместна.
Теперь она протянула лапу в знак ответа, что та готова стать его знакомой, улыбаясь по прежнему и лишь изредка издавая что-то подобное на смешки.
– И на какой же цветок я так похожа? – тихо мурлыкнула бело-рыжая бродяга, действительно интересуясь заданным вопросом. Всё-таки не с проста её преследовал Блудник по пятам, как за одухотворяющей музой, как за вечным ангелом, девственно чистым.
"Неужто я похожа на ромашку?"

Редко Олорин приходилось иметь знакомства с кем-то, в особенности с такими взрослыми одиночками, отчего чаще всего в её душе брало вверх ощущение глухости и слепости своего существования. Конечно, не в прямом смысле та была лишена этих органов чувств, напротив, имела привычку использовать их в полной мере, набравшись в наследство от родителей желание узнать всё больше и сунуть везде свой очаровательный румяный носик. Словно крохотная птица, запертая в стальной клетке, не представляла себе даже первую встречу с каким-нибудь котом. Ранее иногда, естественно, получались вылазки, в последствии которых набирались в список друзей некоторые особы, но с ними более не случалось увидеться, да и те бы не узнали ту самую малютку, норовящую познакомиться, в выросшей красавице-бродяжке. Отныне поумнела любопытная искательница приключений, не лезла к незнакомцам самостоятельно. Дело не в страхе или чем-то подобном. Поставь её перед выбором: стать нелюдимой скромницей или броситься вниз с обрыва... То она примет первое, ибо окончание жизни самоубийством кажется ей уделом трусов, не нашедших себя и свой дом, что не скажешь о ней самой. Впрочем, обрела с лунами юница такую особенность, как спокойствие, скорее, внешнее, чем внутреннее – в душе она импульсивна похлеще дикого разъяренного зверя, – потому-то свидания по типу сегодняшнего, получается, становятся ей чуждыми, но вполне интересными для изучения.
Предмет, который оказался довольно-таки волнующим ум, то бишь, идеально созданным для глубокомысленно анализа, в свое время был готов составить компанию отроковице, что той было на лапу. Можно было бы поисследовать тщательнее встречного.
– Была бы рада компании, – цокнула языком девушка, без церемоний согласившись с предложением Блудника, он на то подмигнул ей. Право, не была готова к подобному отношению бродяжка, никто с ней так не обращался, вот и смутило её простое подмигивание, заливая её белоснежные ушки в краску. Пытаясь как можно тщательнее скрыть такое вот удивление от полосатого странника – смущение же можно отнести к старахам, верно? Долой смущение, – Олорин вернулась к славной улыбке, заслоняя ею, будто ширмой истинное предчувствие того, что кажется слегка пугающим.
Не забыл ухажер и про манеры, слегка "пожав" легкую лапку Олорин своей большой лапой, не раз, по-видимому, использованной в боях, ведь шерсть на конечности кое-где открывала виды на шрамы, а кое-где был мех слегка короче, явно намекая на бойцовское прошлое. Такое можно было увидеть лишь приглядевшись, тщательно выглядывая каждую шерстинку, что и делала светлая кошечка, ей было это привычно, хоть и могло поведение девочки могло напрячь собеседника. Темный, нет... Абсолютно черный, как сама ночь, как тень от могучего дерева, как цвет дна глубоководного озера, шершавый, одновременно и мокроватый нос в момент коснулся снежной перчатки, принадлежащей сиротке, та лишь ухмыляясь в усы, забавлялась его дурачествам.
"Но это имя не дано с самого моего младенчества... К сожалению"
– Миледи Олорин Цветочная!
А приятель, его вполне можно было уже назвать знакомым, входил во вкус, одаряя кремовую бродяжка почестями, наподобие этого.
– Ахах, – сощурив свои темно-янтарные глазёнки, посмеялась, конечно же, по-доброму, даже по-детски. Не портя смех сарказмом или зловещими намерениями. Пожалуй, только это говорило о её не испорченности и отсутствии ненависти, которую так просто она подавляла и прощала обидчика в тот же час. – Прекрасный титул!
Ответа столь же быстрого, насколько был задан вопрос не последовало. Вряд ли когда-то ему приходилось отвечать на такие вопросы, но интересующаяся этим, она терпеливо ожидала, когда мысли его наконец созреют, а дабы не заставлять того нервничать из-за затянувшейся паузы, палевая уставилась не на  бурого исполина. На его ношу. Но оказалось, что тот не закончил думу, всё же глядел на младшую с прежней уверенностью. Вывод пришлось сделать только после осмотра, который был сделан самым наглым образом, без комплексов и сомнений сидящий вдруг взметнул вверх и обошел сзади молодую одиночку. Таки действия, бесспорно, сомнительны, хотя оправдывались они тем, что не был похож на подлеца Блудник, значит, не устроил бы нападения со спины. Впрочем, и к такому Олорин была готова. Её учили ко всему, чтобы выйти сухой из воды в любой ситуации. 
– Я думаю лаванда. Цветок камней. Цветок гор, – рассмотрев поджарую фигурку от носа до кончика хвоста, он был готов высказать свой вердикт.
"Лаванда? Что это?.."
Сулило такое незнание лишние угрызения совести, но порой не удается знать всё на свете.
– Нет, не видела, – ответила без лжи бывшая домашняя. Да и лгать не было смысла, тогда бы не был понятен смысл изречения кареглазого рыцаря. – к сожалению, – это действительно её огорчило. Но отныне ей захотелось увидеть это растение. Во что бы то ни стало лицезреть этот цветок.
– Это цветы замечательного пурпурного цвета.
"Значит, фиолетовые? Красиво, наверное," – с детским трепетом в душе и желанием воплотить его в реальность, та улыбалась, закатывая глаза вверх, чтобы нарисовать в уме картинку.
– Они могут забиться в камнях и пустить свои корни прямо между ними, а потом, назло всем невзгодам, пробиться к самому солнцу... – продолжал темный кот с таким поразительным увлечением.
"Пробиться к самому солнцу," – повторила про себя медоглазая, в мгновение пряча улыбку.
В голове встали те самые минуты, когда её жизнь была на волоске, когда единственным утешением было общее светило всего огромного мира. Оно, как матерь, единственная оставшаяся с ней, такой маленькой и одинокой, грело крошку, хоть и было это почти бесполезно. Невольно вздрогнула бело-рыжая, но объяснять это ей не хватило сил. И пусть она сильна и хотела быть такой, но сейчас не могла. Слишком хорошо прогадал её природу Блудник, слишком хорошо. 
– ...оставаясь всё такими же прекрасными, – последнее слово походило на комплимент, за такую услугу было бы грубым жестом не улыбнуться, на сей раз попытка вежливости оказалась несколько печальной.
– Это все про тебя, – объяснил он, завершая поток информации, хоть и хотелось, чтобы рассказ не заканчивался. Ей всегда было интересно слушать, узнавать кого-то поближе. Только с помощью этого ей не казалось, что она единственная с Инканусом во всей вселенной.
"Глазомер у него хоть куда. Видит меня будто насквозь"
Тут зрачки его коричневых привлекательных глаз, совсем не похожие на щелки, округленные, что значило лишь доверие и покой в уме бродяги, упали на цветок, что был принесен им еще давно. В нем сочетались лишь два цвета: белый и желтый, отчего он запросто походил на маленькое солнышко, нет, на его лучик, столь крохотный, но вселяющий надежду. Надежда – вот, что значило имя Олорин. И тут Блудник не прогадал, чему вновь приходилось дивиться.
Покусав тонкий стебель в нескольких местах, знакомый водрузил неживое растение на светлую головку кареглазки и тут же пояснил, что сей подарок принадлежит ей.
– Спасибо, – тихо, почему, сама не зная, проговорила слова благодарности светлошерстка, отвечая ему благородной ухмылкой. Тот не спешил удаляться, вкушая всё еще ощутимый запах цветка, тем самым вводя в заблуждение младшую. Она слышала ритм его дыхания и сердца. Так близко малознакомый кот с ней стоял впервые, честно, впервые. Отстраниться было бы вернее, но она замерла, видимо, не зная, что и делать. Ступор продлевался не вечно, но дар речи потерялся так же быстро, как и застыла в одной позе юница, старающаяся не двигаться. На всякий случай.
– Я раньше тебя тут не видел, Лори. Я бы заметил.
Он и не мог видеть, так как под опекой старика невозможно куда-либо улизнуть, в особенности, если компанию тебе составляет кот, не знакомый названному отцу. Или знакомый? В любом случае Инканус ничего про Блудника не говорил, даже не намекал, как бывало это в обычные дни. Может, это была очередная тайна, которую ей бы пришлось разгадать?
– Меня здесь раньше и не было, – пробасила темноглазая, признаваясь, что именно эту местность посещает первый день. Впрочем, это не меняет её отношение к этой рощице, она во истину прекрасна.
"Почему он стоит по-прежнему рядом, а не отходит?"
– Ты не потерялась?
Сказать правду, то она и не знала. Вроде, она отошла далеко от дома и знала в какой он стороне, но сторожило лишь одно: где Инканус? Ему, в целом, волноваться не надо было насчет своей любимой падчерицы. Малышку такую не тронет ни один уважающий себя одиночка – нет смысла с ней что-то делить. Но ей-то было бы очень обидно, узнай она о таком глупом отношении к ней, ведь она хоть сейчас была готова перегрызть глотку обидчику, если, конечно, тот не захочет признать свою вину сразу.
– Не я потерялась...
– У тебя есть тот, кто о тебе позаботиться?
Олорин замялась. Во-первых, её ещё грузило то, что этот славный великан еще совсем близко, и он заглядывает ей прямо в душу. А во-вторых, теснилось сомнение, что раскрывать все карты опасно в такой неожиданной ситуации. Правда же просто вырывалась на волю, ей помешать было не по силам даже такой стойкой, как кремовая отроковица.
– Есть, и этого "того" я не видела с самого утра.