Пещера<Одинокий Сарай и Дуб<——

Кай давно ждал талого весеннего снега вместо огромных сугробов, в которые запросто можно провалиться. А дальше — заболеть, получить обморожение. Вот как дурёха Сирша, провалившаяся в какой-то земляной тоннель. Говорил же: «пошли по льду, река хорошо замёрзла». Ан нет, решила идти «безопасным путём». Вот и итог, как умного братца не слушать.
К счастью, приболевшую одиночку можно было с чистой совестью оставить в более-менее тёплом сарае, под присмотром Росинки, а самому пойти охотиться, так как из самого сарая мыши успели поразбежаться (лень ждать, когда они опять набегут), и не так давно Кай видел за углом мышь бешеную. Пусть и умирающую, но всё же.
Только снаружи дичь отнюдь не выпрыгивала из-за каждого дерева, а мелкий снегирёк чудом выскользнул из его лап.
Раньше одиночка в охоте был хуже, но-таки заставил целительницу подучить его с сестрой этому важному мастерству, и ловить теперь еду мог так же хорошо, как натренированные племенные.
Однако, сегодня удача отвернулась от него.
И хоть первое правило — «держаться подальше от границ с кланами», — он всеми силами соблюдал, иначе, чем приблизиться к ним, поступить не мог: там как раз скакал пушистый зайчик.
«Уж в этот раз!..» — Кай оскалился, метнувшись к зверьку. Передними лапами он заступил за невидимую черту, но косого поймал.
И без проблем вернулся бы обратно, если бы не услышал чьих-то шагов по хрустящему насту. Быстро отошёл назад, будучи в боевой готовности, но умчаться не был способен, будто его держали цепями.

Вот незнакомка (первое, что заметил Кай, это то, что она кошка) вышла из тени, и одиночка смог получше рассмотреть её, напрягая мускулы на лапах, чтобы, чуть что, первым нанести удар, который может стать решающим в потасовке, и вглядываясь в очертания... внезапно знакомые очертания. Вдобавок, запах отнюдь не племенной, хотя и с Грозовым душком, что бывает, когда ходишь по границе, где все эти вонючие метки, метки.
«Ну, она не племенная, и, кажется, я припоминаю...» — снежинки мешали видеть, навевая ему какие-то обрывочные воспоминания, дежавю. Память быстро прояснилась.
Белый наклонил голову, расслабившись. Если не мерещится, то перед ним Джей Ли.
«Те же разные глаза... Ага, это она!» — одиночка счастливо улыбнулся, потоптавшись на месте. Кто к кому подбежит? Она к нему, или он к ней? — «Наверное, я первый»
— К-Кай? — пролепетала чёрношёрстная, а потом воскликнула уверенней: — Кай!
Одиночка кивнул, тоже хотел крикнуть, но вспомнил, что они находятся рядом с Тенями, и ограничился лишь негромко произнесёнными словами, точнее, одним именем:
— Джей Ли! — подхватив маленькую тушку, белый метнулся к кошке, фамильярно, но так добродушно потеревшись о её подбородок. Он вырос с тех пор, как они встретились, и очень этим гордился: скоро будет взрослым.  — Что у тебя случилось? У меня вот Сирша заболела, — котик поморщился, поиграв желваками, а в следующий миг выглядел нормально.

Кошка замялась перед тем, как ответить, что распалило любопытство Кая, и он уже пытливо смотрел на неё, сощурившись, будто лисёнок. У самого котика, кроме болезни сестры, ничего интересного не случилось, а вот у чёрной путешественницы, должно быть, завалялось несколько интересных рассказов о своих скитаниях по территориям возле озера. Тем более, Джей Ли нездешняя и наверняка успела хоть разок столкнуться с племенными. Хотя, раз целая, то, может, и избежала встречи с воителями.
Одиночка плюхнулся на снег, обвив хвостом лапы и устроившись так, будто ему предстоит слушать длинную историю.
— Я... у меня... — явно подбирая нужные слова, начала кошка, — Ну... Скажем, что я была в гостях у Грозового племени...
Голос её Кая насторожил: было в дамском тоне что-то подозрительное, заставлявшее не приставать с расспросами, так как это явно было нечто, что здесь не стоит обсуждать, если стоит обсуждать вообще. И белый решил не теребить Джей лишний раз.
— Заболела? Это ужасно... — сказала одиночка. Кай горестно усмехнулся, но в следующий миг добродушие его как лапой сняло: — И ты оставил ее одну?
— Да, а что? Гулять с ней, больной, в мороз?! — он собрался добавить, что за Сиршей Росинка присмотрит, но передумал. И так агрессивным выглядел, нечего мелить языком попусту. Если Джей Ли захочет прийти к ним в сарай, переночевать, или он пригласит, то тогда, конечно, о Росинке рассказать придётся, а сейчас это подождёт.
Каю не хотелось говорить, кто их всему учит (а иначе оное не назвать), так как сама чёрная будто в штыки воспринимала то, что у неё могут быть ученики. Поэтому близнецы шутливо называли себя «подмастерьями».
— Прости.
— А я могу чем-то помочь?
— Наверное, да... — белый глянул на мёртвого кролика, не заметив временного помутнения во взгляде Джей Ли. — Как насчёт вместе поохотиться? Я ловлю ей дичь.

— Ой... не сообразила, — Джей Ли виновато улыбнулась, — Просто мне показалось, что вы всегда вместе и... а, впрочем, забудь.
«Всегда вместе...» — подумал Кай, и эпизоды из их маленькой с сестрой жизнью промелькнули перед глазами.
Они, и правда, всегда были вместе, редко когда расставались, только в критических ситуациях, вроде нынешней. Но это был первый раз, когда причиной оказалась болезнь.
  Где-то Кай слышал, что близнецы неразлучны. Это казалось глупым для многих одиночек (вот Ли, он понял, особенная), привыкших к тому, что все обрывают связи с семьёй, как только наступает время самостоятельной жизни, будь у них хоть пять таких же, как они, братьев и сестёр. Но белые не могли бросить друг друга, словно стали половинками целого. Ходили вместе, чтобы их полуглухие ушки почти касались, а хорошо слышащие были с внешней стороны, дабы не упустить странных шорохов. Дружили, казалось, с самого рождения.
И когда белый решил уйти за мамой, Сирша отправилась с ним.
Без Сирши Каю было неуютно, даже страшно отчасти, но едва ли он себе в этом признается.
— Хорошо. Охота, так охота. Куда пойдем за дичью? — первым делом спросила Джей Ли.
«Она такая добрая»
Одиночка, чувствуя, как быстро забилось его сердце, подпрыгнул на месте и глянул в сторону небольшой рощицы рядом.
— Ха, да тут же!
  Разноглазый стал красться туда, где копошилось что-то маленькое, пушистое и серое с кисточками, полагая, что чёрная будет красться тоже.

→ Тоннель

- Мне кажется, что это ты немного тугодум. – Огонек даже остановился на секунду, сделав вид, что эта фраза его задела, и удивленно вскинул брови. Он даже обернулся бы, если бы позволяло пространство. Конечно, бастард слышал смех в голосе брата и прекрасно понимал, что это он так шутит, но надо было поддерживать игру. Поэтому рыжий покорно выслушал всю небольшую речь брата, продвинулся на пару шагов и, убедившись, что лаз расширился настолько, что он может по нему если не пробежать, то хотя бы очень быстро пройти, он громко фыркнул и, напрягая задние лапы для будущего скачка к выходу, светлое пятно которого маячило в паре лисьих хвостов, ответил с шутливыми нотками гордости в голосе:

- Я никогда не расслабляюсь, - секундное молчание, - а ты? – на последних двух словах высокомерие исчезло, отдав свое место хитрости, коварству и задорному смеху. Такой голос должен был насторожить Аконита. Резко рванувшись вперед, полукровка мстительно осыпал родственника землей из-под задних лап и скрылся в круге белого света.

Через Хвойный лес, принадлежавший племени Теней, они бежали галопом. Желтоглазый, оказавшись на воздухе, отряхнулся от комьев и корешков, полетевших веером в разные стороны и, дождавшись, когда бурый заскребется у самого конца лаза, сорвался с места, начиная пока трусцой. Вскоре второй путешественник нагнал его, тогда сын Орлицы поднажал, несясь меж деревьев, перепрыгивая через ветки и кожей, шерстью чувствуя присутствие брата, синхронно с ним выполняющего все действия, повороты и взлеты. Учитывая их внешнее сходство, со стороны это должно было красиво смотреться. Сейчас, со своими широки плечами, крепким костяком и мощной поступью – наследство речного отца  – они воплощали собой силу и уверенность. Такие моменты больше всего нравились Огоньку. Когда они были с Аконитом один на один в огромном, темном лесу; когда над ними не нависали злобно соплеменники, уверенные в их провале по причине их нечистокровности; когда они были вольны делать все, что им заблагорассудится; когда они были свободны, как птицы в небесах. В такие моменты желтоглазый прекрасно понимал нелюбовь многих одиночек к племенам. Они не понимали, как можно променять ветер в шерсти на каменные оковы лагеря. И ладно, если в этом лагере тебя любили. Но если ты был как наши герои – изъяном, ошибкой, сбоем в хорошо отлаженной системе, то жизнь в племени становилась невыносимой. От побега рыжего удерживало лишь то, что с ним не пойдет Вьюнок (насчет братца он был не совсем уверен) и то, что бегство от проблем – удел слабых. Удел трусов. И хитрецов. Оруженосец был почти убежден, что относится к последней группе. Настурция твердила ему, что благополучие лагеря превыше всего и что он должен отдать за него жизнь, если потребуется. Но желтоглазый, несмотря на свое активное внешнее согласие с её словами, не был уверен в собственном альтруизме. Он скорее пожертвует племенем ради спасения собственной шкуры и шкур своей семьи, чем наоборот. Для полукровок семья всегда была превыше племени. По-крайней мере, так считал этот юный ученик. И не признавался в этом никому, даже себе.

- По-моему, мы уже перебежали за наши метки, - Огонек начал замедлять бег, принюхиваясь, - раз уж так вышло, то предлагаю дойти аж до водопада, - озорной взгляд в сторону Аконита, желтые глаза зловеще сверкнули в полумраке лисьей хитростью. – Кстати, я так и не спросил у тебя про Орлицу, - оруженосец намеренно не называл её матерью, словно подчеркивая то, что она никогда ей не являлась и никогда и не станет; словно они и не родные вовсе. Хотя был ли смысл притворяться перед братом? – Что думаешь? – юноша был на девяносто девять процентов уверен, что сам бурый, конечно же, заметил реакцию своего брата на родную родительницу (от него Огоньку никогда не удавалось скрыть истинные эмоции – не то, что Вьюнок или Зимушка, их ему обмануть удалось), поэтому не было смысла ничего говорить самому, пока тебя не спросят.