––––> 102. Проход

Выбираясь из туннеля, Паутинка чуть не вписалась носом в чёрную груду тела Марева. В другой ситуации она отскочила бы от него, как ужаленная, но сил не было, и она отодвинулась не больше чем на полшага.
За это время Марево не изменился: такой же мрачный, с той же ухмылочкой.
"Как же не повезло его сыну."
Фазана она тоже не особо любила – такой же заносчивый и злобный, он заставлял обходить себя стороной маленькую ученицу. Паутинка всем сердцем не понимала, что в нём нашла Зарянка, и не хотела понимать. Но глядя на его отца, становилось немного его жаль.
"Неудивительно, что он в итоге вырос таким холодным... Но со мной такого не произойдёт, – без тени сомнения решила про себя Паутинка. – На меня он не повлияет. Доучусь и никогда больше!.."
И тут она вспомнила, что проклинаемый ей мысленно кот стоит прямо перед ней, наверняка прожигая в ней дырку пронзительным взглядом. Она подняла глаза, стараясь принять – скорее всего тщетно – непринуждённый вид. Но уши поникли, и шерсть тянула к земле. Хотелось упасть.
– Мы возвращаемся в лагерь?
Вялый вопрос, который не требовал и ответа. Если бы Марево сказал нет, Паутинка растянулась бы здесь и не стала бы реагировать больше ни на одно слово. Но она ясно видела, что часть соплеменников кучками уходит из оврага. Она точно вылезла вовремя.

––––> Главная поляна

◄ Главная поляна Ветра

Холодный ветер бил по ржаво-белой морде Медянки потоками во время бодрой пробежки по пастбищам в сторону оврага. Преимущество короткой, прилегающей к телу шерсти состоит в том, что будто бы легче становится лететь сквозь невысокие кустарники, то тут, то там растущих на ухабистой земле, где во время сезона зелёных листьев не счесть полевых цветов, яркие бутоны которых испускают по истине едкий сладковатый запах пыльцы. Медянка остервенело работала белыми лапами, пересекая холмистую местность огромными прыжками — по привычке она старалась преодолеть это место как можно быстрее, чтобы избежать удушливого запаха пыльцы. Сейчас здесь не было ничего, кроме изрядно повядшего серого вереска, был, возможно, один припозднившийся выживший бутон — но Медянка умерщвила его одним движением, втоптала в землю тяжёлыми белыми лапами, оскользнувшись на лепестках и проехав по земле несколько лисьих хвостов в попытке затормозить. Она смотрит на следы собственного разрушения — переломанный стебель, растоптанный бутон и мелкие изорванные лепестки, валяющиеся рядом с погибшим растением. Медянка злобно фыркает и отбрасывает его с дороги, подставляя морду потокам холодного ветра в стремлении избежать фантомного запаха раздавленного цветка.

Она достигает оврага рекордно быстро — это стоило ей сбитого дыхания. Она чувствует, как жжёт легкие, холодный воздух обжигает даже трахею —неприятное чувство, непривычное, Медянка некоторое время даже волочит лапы от усталости, всё-таки такой спринт даётся ей тяжело, но она к своему удовольствию восстанавливает дыхательную функцию довольно быстро — присаживается возле входа в туннель, прожигая оранжевым взглядом чёрный зев земляного прохода. Оттуда веет сырой землёй, такой, в которой похоронили давеча мелкое палевое тельце Лютик. Медянка насмешливо фыркает, качает неодобрительно головой. В воздухе витает множество знакомых запахов — по ним понятно, какое количество соплеменников столпилось здесь в ожидании своей очереди пройти в туннели. Медянка не задерживается в овраге надолго — протискивается в тоннель, погружаясь в почти что кромешную тьму подземной сырости.

► 104. проход, согласно кинутому дайсу

Камень собраний →

Канюк шагал во главе процессии, слишком рассерженный, чтобы подстраиваться под чужой темп. Ворону не убедило и то, что он вовсе не будет один, с ними будет Грачехвост, но более он не собирался об этом задумываться. Тем более, что его королева старательно трепала ему нервы всю дорогу. Канюку стоило немалых усилий игнорировать ее нападки, в какой-то момент он и вовсе едва сдержался, чтобы не заставить её замолчать силой; это навлекло бы ещё больший позор на их семью. Когда отряд, наконец, достиг оврага, коту казалось, что его уши завяли и высохли, как осенние цветы от таких настырных требований оставить Небушко в покое.
- Прошу прощения за эту сцену, Грачехвост, - в очередной раз увернувшись от Вороны, прошипел воин. - Материнский инстинкт королев иногда переходит все границы. Буду благодарен, если ты понаблюдаешь за тренировкой и выскажешь свое мнение. А ты, Небушко, смотри внимательно за нашими движениями. Позже я попрошу тебя повторить кое-что из сегодняшних приемов. Итак, Бриз, - он повернулся к ученику, - настоящей потерей чести для каждого, вступившего на воинский путь, будет неумение противостоять противнику. Представь, что ты охраняешь... допустим, палатку Дурмана, - кот прошел мимо, очертив когтями округлую границу воображаемой палатки, оставив широкий вход. - А я - вражеский воин, которому надо добраться до трав, которые я решил похитить. Зайдешь за эту черту - значит, впустишь меня внутрь. Твой ход первый. Не волнуйся, я буду поправлять тебя во время тренировки.
Канюк отошел на несколько хвостов и плавно перетек в боевую стойку, и из его движений моментально исчезли все признаки раздражения и вообще посторонних эмоций. Только холодная собранность. Было заметно, что за ним стоял не только теоретический опыт сражений.

Отредактировано Канюк (2021-12-23 23:37:50)

◄ 104. проход

Флуоресцируют в сыром мраке туннелей карие глаза, красно-рыжий отсверк в радужке на мгновении дарит иллюзию того, что и не карие-то они вовсе. Слабый красный отсвет мелькает из тёмного жерла, слышится приглушённое рычание и из темноты показывается белая со рдяными пятнами морда, ощеренные в выражении презрительности клыки. Хвост ходит ходуном, Медянка с по-хищнически опущенной головой, перекатывающимися острыми лопатками выплывает из туннеля, сперва даже не заметив с высоты своего роста кудрявую мелочь. Она не останавливаясь ни на секунду просто оттесняет котёнка со своего пути, насмешливо хмыкнув. Казалось, что он был лишь огромным куском овечьей шерсти, а не оруженосцем племени Ветра, настолько легко было столкнуть его со своего пути. Медянка светит белозубо клыками в ухмылке, наблюдая, как котёнок теряет своё равновесие. Детская неуклюжесть ещё не исчезла из его движений, а строение тела всё ещё оставалось по-котёночьи округлым, даже кудрявая шерсть обладала тем же, что и у котят, пушком.

— Ты разве не должен быть в детской, мелочь? — она смеряет его хищным взглядом с кудрявой головы до пят, улыбается донельзя мерзко, садится перед котёнком и оборачивает тяжёлые белые лапы длинным хвостом. Она уже выходя из туннеля заметила, что Баранец — а именно так звали кудрявого котёнка — почему-то прильнул животом к земле в подобии охотничьей стойки. Неужели он надеялся поймать здесь что-то из дичи? Медянке хватило одного вдоха, чтобы понять, что здесь нет даже следа дичи — единственное, что мог словить здесь Баранец, это кучу проблем. Она насмешливо поднимает одну бровь, глядя на Баранца с высоты своего могучего роста и склоняется над ним, угрожающе понижая голос до приглушённого шипения, — Звёздная Сойка запретила охоту на пустошах, — в голову ярким воспоминанием возникает попытка Медянки поймать что-нибудь по дороге в овраг и улыбается ещё шире и угрожающе. Медянка делала это намеренно — со своего места на главной поляне она лениво наблюдала за тем, как спорят воители о том, что сказала Звёздная Сойка и какое же удовольствие вызывало у Медянки то, что далеко не все согласны стать туннельными крысами. Медянка выпускает когти, взрывая землю под лапами — впереди маячила война с Речным племенем и, о во имя всех котов тёмного леса, как же Медянке хотелось вонзить свои когти не в мягкую землю оврага, а в чью-нибудь шкуру.