Стрелолист под ним опять завозился, пытаясь скинуть со спины тяжелого оруженосца, но тот продолжал флегматично лежать, даже не пытаясь ему в этом помочь, чтобы сохранить остатки гордости. И полосатый, попыхтев, сдался, устало падая обратно на подстилку - видимо, измотался за такой тяжелый день или все еще находится под воздействием кошмара, чтобы спихнуть с себя такую тушу - но не прося рыжего слезть, лишь подвинувшись немного, устраиваясь поудобнее. Полукровка хмыкнул ему в загривок, прекрасно понимая, почему он так поступил. По той же причине Огонек и не мог извиниться и тихо ускользнуть - сознание отчаянно пыталось сохранить ошметки гордости, не пасть перед лицом противника. И продолжали лежать два упрямца.

- Ты чудовище, - юноша возмутился искренностью в голосе воителя, поднимая голову и раздумывая, как бы поудобнее вцепиться ему в загривок. - А что ты, собственно, здесь забыл? Подстилка Зимушки от меня далеко, Настурции здесь нет... - Желтоглазый отвлекся от шеи Стрелолиста, хотя шрамы на ней были очень интересны, но ничего не сказал, лишь тихо поворчав, надеясь, что кот сам додумается, и ему не придется унижаться, говоря, что просто перепутал палатки от усталости. - Хотя нет, не отвечай, я понял, - довольное урчание и лисенок вновь уставился на шрамы у бойца на загривке, чуть прищурившись и пытаясь самостоятельно определить, чьи это следы. Врядли кошачьи - ощущение, будто его трясли в пасть, словно был безжизненным мешком, а коты, даже самые крупные из них, на такое способны только если противник - котенок. Барсучьи? Барсуки не имеют обыкновение трясти добычу, да и не любят они болота т влажность. Собака? Далековато она от дома забежала, псовых тоже особо не прельщает жить в темени хвойного леса и кувшинок. Лисьи? Может и лисьи.

- Это лиса была? - вдруг задал он вопрос, ткнув носом ему в шею и уточняя на всякий случай после. - Я про шрамы у тебя на загривке. Я прав? - он наклонился чуть влево, перевешиваясь и пытаясь заглянуть ему в глаза - очень хотелось, чтобы его признали правым.

Отредактировано Огонек (2016-07-14 20:13:53)

Огонек никогда не обладал особой проницательностью и ему, в отличие от того же Аконита, было трудно ориентироваться в мире эмоций и чувств. Его даже можно было назвать толстокожим - все чужие переживания разбивались о его равнодушие как о бетонную стенку. Но душевная боль Стрелолиста была настолько явной и настолько открытой, что Огонек даже неловко завозился, никак не понимая, что сейчас чувствует после такого откровенного рассказа. Рыжий никогда не испытывал ни стыда, ни смущения, совесть в нем не просыпалась. Как и сейчас, он был рад, что ошибся палаткой и смог вытянуть из полосатого кота такую откровенную историю. Его не смутила глубина откровенности, ведь он её попусту не чувствовал, особо не задумываясь над тем, сколько усилий стоила воителю эта откровенность. Он просто... не знал, куда ему деть эту информацию. Она болталась на поверхности его памяти и мешала ему воспринимать мир таким, каким он всегда воспринимал, где чувствам и нежностям места не было, где даже ярость была пороком, мешающим мыслить рационально. А эмоции Стрелолиста ломали систему, заставляя Огонька выйти из зоны комфорта. Огонек сопротивлялся, отбрыкивался и усиленно старался запихнуть эти воспоминания как можно глубже. Тщетно. Поэтому он пока решил отодвинуть это на задний план, забыв и решив подумать об этом позже.

Но бодрствующий Стрел в его планы не входил. Заметив, как он клевал носом, когда Огонек молча начинал размеренно дышать, распушившивсь и согревая его. Определив, что это отличный способ решения их проблемы, полукровка сладко зевнул и закрыл глаза, начиная равномерно дышать, пытаясь этим ритмичным, повторяющимся движением успокоить воителя и при этом самому не заснуть. С трудом разлепив глаза, бастард уставился на лежащего под ним серебристого, сонливо щурясь и вопрошая:

- Эй, Стрелолист, ты спишь? - парниша ничего не сказал по поводу той лисицы, но, может, именно молчание пострадавшему и нужно было - кто его знает.

Стрелолист ответил не сразу, оставляя Огоньку надежду, что он-таки заснул. Но вскоре воитель вскинул голову (насколько это ему позволил лежащий на спине оруженосец), втянул воздух через нос и сонно заворчал, пытаясь осмысленно ответить на вопрос лисёнка. Удержав печальный вздох, вернул наклонённую в бок голову обратно на не совсем законное место - между лопатками, поднимая уши и вслушиваясь в его запутанную, заплетающуюся речь, стараясь и самому не  заснуть - слишком удобно было на ком-то валяться.

- А ты вообще когда-нибудь спишь? - хмыкнул ему в спину, с трудом сдерживая огромный зевок. Один раз вломился случайно к нему в палатку посреди ночи - и вот, на те, он уже чудище, без сна обходящееся. Несправедливость.

- Нет, - фыркнул он, поднимая выдохом шерсть у Стрелолиста на загривке, - я за тобой целыми днями и ночами слежу. Все ждал, когда тебя напугать можно было бы так, чтобы не получить потом от Настурции или Когтя, - и он прикрыл глаза, погружаясь в дремоту и усиленно стараясь не окунуться в сон. Из последних сил держался на плаву, уставший и изнеможенный, уже даже не бьющий лапами, не пытающийся справится с тянущими на дно волнами Морфея.

- Как думаешь, Огонёк, есть ли в мире существа, которые никогда не спят? - открыл один глаз, удивленно покосившись на почти уснувшего Стрела. Крыша у него что ли от усталости едет? - Ну кроме вас с Аконитом, разумеется. - закатил глаза, остановившись на варианте с помешательством. Ему как-то было все равно, он не особо интересовался окружающей природой, поэтому и не ответил сначала, решив уснуть и плюнуть на мнение воителей, которые потом утром проснутся и увидят его в платке, лежащим на Стрелолисте. Но потом вдруг сквозь сон пробормотал ответ:

- Настурция. А то как еще объяснить то, что она вытаскивает меня на тренировки еще до восхода солнца, и при этом выглядит так, словно легла не пару часов назад, а день, - замолчал, погружаясь в объятия темноты.

- Знаешь, возможно когда-нибудь ты станешь отличным воином, - оруженосец даже проснулся от возмущения, поднимая голову и мрачно уставившись на бойца. - Но я сказал "возможно", - поднявшись еще выше, рыжик оперся широкими лапами о его лопатки, надавливая ему на спину и раздумывая над тем, чтобы кусануть его за загривок за такие речи.

- Я стану не просто отличным воином, Стрелолист. Я стану лучшим.

- Повезло тебе с наставницей, - рыжик хмыкнул, утвердительно кивая. Ему было как-то все равно, поймет Стрелолист этот жест или нет - главное, что сам Огонек прекрасно осознавал, как ему повезло. С такой наставницей ему куда проще будет вырасти лучшим из лучших. Она тренировала его нещадно, заставляя пахать как последнюю старушку-лошадку, невзирая ни на что. Он хотел спать - она равнодушно говорила ему проснуться. У него что-то не получалось - она равнодушно говорила ему, чтобы он повторил еще раз (и спать полукровка не отправлялся, пока не повторял прием идеально, точнее, пока Настурции не понравится исполнение приема). А в итоге, когда все действо были отточены до автоматизма, она требовала еще и импровизировать. Мозг Огонька периодически взрывался на из тренировках, но зато он видел свой прогресс, сравнивая себя с Вьюнок или с Аконитом.

После, на его манипуляции и слова о том, что он станет лучшим воином, Стрелолист раздраженно зашипел, недовольный, а затем почему-то (причина рыжему была неизвестна) ответил очень резко, хотя чтобы обидеть самовлюблённого полукровку, требовалось что-нибудь посильнее.

- В таком случае тебе придётся изрядно постараться, Огонёк, - несмотря на явный яд в словах воителя, паренек лишь утвердительно кивнул, прекрасно понимая, что ему как лимон придется выжаться, чтобы достичь хотя бы маленьких высот. - Докажи, что ты лучше, чем твои отступники-родители. Докажи это всему лесу, который только и ждёт, когда ты оступишься, когда докажешь, что ты слаб и не в силах прыгнуть выше своей головы, - рыжик заметил, как напрягся под ним полосатый, и насмешливо фыркнул, понимая, что старший кот ждет, что крупный ученик не выдержит такого оскорбления своей гордости. - Тебе придётся допрыгнуть до самых высоких звёзд, а то и перепрыгнуть их, чтобы получить признание. И без него тебе не стать лучшим. Не в этой жизни, - оруженосец равнодушно слушал его речь, от скуки (или из вредности) начиная поддразнивать серебристого, выпуская немного когти и тут же из опять убирая, словно собираясь помять ему спину. - Прыгай, прыгай, Огонёк... Быстрее, выше, сильнее. - Он зевнул, помолчав и ожидая продолжение пламенных слов, но Стрелолист замолчал, ожидая в свою очередь, что бастард вцепится в него. Оглядев шрамы на его загривке, желтоглазый склонил голову набок, резко наклонился, распахивая пасть и делая вид, что собирается укусить его. А затем звонко щелкнул зубами в миллиметре от бойца, тихо весело засмеявшись.

- Ты говоришь так, словно я в восторге от своих родителей. Ладно еще Выдра - он хотя бы остался верен Орлице, хотя его преступлению нет прощения, и Острозвезд правильно поступил, выкинув его из племени. Но эта кошка - которая родила меня - я не считаю ее матерью. И не жалею о ее смерти, как бы жестоко это не звучало - это меньшее, что она заслужила, - отодвинулся от полосатого уха, придирчиво оглядывая перекатывающиеся под шерстью напряженные мышцы. - А если ты хотел оскорбить меня - стоило придумать что-нибудь получше, чем тыкать меня в мое происхождение. Вспомни, я терпел издевательства Когтя лун девять, пока эта заноза, наконец, не признала мое существование, - в ученике уже начинала угадываться его наставница. Видимо, правду говорят, что оруженосцы перенимают качества своих учителей - пару лун назад он никогда бы так резко не стал бы говорить, но месяцы общения с Настурцией чуть-чуть повернули его характер в более жестокое русло.

Стрелолист под ним как-то двусмысленно удовлетворенно хмыкнул, словно понял об Огоньке что-то такое, что не понимал до этого никто и никогда. Словно раскусил его, разгадал загадку. И рыжий, пользуясь тем, что воитель не видит его морды, лишь снисходительно улыбнулся, прикрывая желтые глаза и размеренно качая головой.

«Ничего ты не понял».

Полукровка никогда не скрывал того, что не питает к родителям особо горячей любви. Хотя, конечно, в какой-то мере эту речь можно было бы назвать откровением, ведь Зимушка-то считала, что все её приемные дети благородно простили своих «маму и папу». Впрочем, Вьюнок уж точно простила – юноша иногда поражался тому, насколько мягкотелой иногда была его сестра – Аконит, может, тоже, но с куда большим скрипом. Огонек же продолжал относиться к ним с превеликим презрением. Особенно к родившей его кошке, которую он упорно не называл матерью. И ненависть к ней снедала его куда меньше, чем та ложь, что он благополучно излил серебристой кошке, считавшей его своим ребенком. Вообще-то это единственное, за что он чувствовал стыд. Впрочем, обнаружение правды он ещё как-то переживет. Стрелолист ведь пытался понять, как он относится к Орличе с Выдрой, чтобы понять, кому он больше предан: крови или племени. Так вот, он ошибся только в одном: надавил не на тех котов. Бастард был предан своей семье, где не было места его биологическим родителям.

- Я ни в коем случае не хотел оскорбить тебя, - саркастичный смешок, перенятый у той же наставницы – Огонек не поверил ни единому слову воителя,  но, тем не менее, милостиво разрешил ему продолжить говорить. - Я не обижаю тех, кто младше и слабее меня, - вскинул брови в воздух, вновь оскорбленный речами Стрелолиста, сумевшего задеть его самолюбие уже дважды за какую-то минуту. И, в наказание, полукровка как можно сильнее надавил ему лапами на лопатки, при этом не оставляя без внимания и спину воителя, на которой он продолжал крепко сидеть, чуть сжимая полосатые бока бедрами, чтобы Стрел под ним не смог взбрыкнуть, сбрасывая с себя лисенка. Все-таки он был все ещё чуть меньше воителя тридцати с половиной лун от роду, даже несмотря на Речную примесь в крови огненного.

- Вообще-то это ты тут в невыгодном положении. Я имею полную свободу действий и не премину ею воспользоваться, - довольно мурлыкнул он, помахивая хвостом и допуская вдруг в голос веселые нотки, словно предлагая воителю поиграть, как играют в битву ученики на поляне. И сна ни в одном глазу.