Чернозвёзд видел, как менялся его брат в выражении морды, но отступать от своего решения не хотел, нравится тому или нет.
— Нет-нет-нет-нет-нет, - начал глашатай и исполин раздраженно махнул хвостом в сторону. - Ты серьёзно? Они выросли на твоих глазах! Их воспитывала Мышь, как своих собственных. Ты подумал о ней?! Подумал о том, каково это, когда твоего котёнка выгоняют из племени? Да разве котята, с молоком впитавшие преданность племени, могут вдруг отвернуться от него?
- Они не ее дети и она это прекрасно знает, - сказал лишь в оправдание Чернозвёзд, тяжело выдыхая. - Ох, Гремучник. Любой из нас может отвернуться от племени при тех или иных обстоятельствах и мы совершенно не знаем когда они могут наступить.
— Я тоже презираю одиночек и ни за что не стал бы принимать их в племя. Но что сделано — то сделано. Или племя Теней теперь всегда будет растить подкидышей, а потом выгонять за шкирку? Терногрива тоже выгонишь? Он прожил в племени больше твоего, и сейчас ты подозреваешь его в предательстве? Замечательная новость, иди и скажи это всем! - глашатай все продолжал свирепствовать и даже почти что срывался на крик на собственного предводителя. Стиснув зубы, Чернозвёзд напряженно впился когтями в землю, оставляя небольшие борозды.
- Я не обязан оправдываться перед тобой,- шерсть на загривке исполина слегка приподнялась, а после он отвернулся, залезая на свой выступ в пещере. - Снежинка и Лепесток покинут племя в возрасте 6-ти лун. Может, если какая-то причина повлияет на мое решение, я подумаю. Можешь идти.
Исполин чувствовал каждой частью тела тяжелый взгляд Гремучника. Тот явно наделся, что его брат передумает, но исполин стоял на своем. Пока в племени идет все гладко, никто не сможет оспорить решение предводителя и лишь за это он мог цепляться.

=> Главная поляна

— Я не пойду. Я останусь с тобой. До самого конца.
Жало туманно усмехнулась на голос Горечавки. "Я на это надеюсь. Мы с Чернозвёздом и другими почти всю жизнь в одной палатке прожили — и, казалось, пройдём этот путь до конца. Не прошли".
— Я буду снаружи. Просто для того, чтоб ты знала, что не нужно весь груз на себе тащить.
И всё же, Горечавке удалось обнадёжить её. От мысли, что благодаря верной воительнице никто не сможет приблизиться к палатке и подслушать их с Гремучником разговор, ей стало легче. Хоть за что-то можно быть спокойной.

Жало забралась в пещеру и, прислонившись к стене, позволила себе прикрыть глаза и вздохнуть. Лапы едва не разъезжались от усталости, подстилка Чернозвёзда почти манила, и если бы Гремучник предложил её разделить, она уже вряд ли смогла бы отказаться. Но были дела поважнее усталости и подстилок.

— Что ж, Чернозвёзд действительно ушёл с наших территорий, — подытожила Жало, ставя точку в вопросе дезертирства их предводителя. — Никто его не преследовал и не гнал, чужих следов нет. Но это не значит, что я верю словам Ольхи.
"Сейчас любой может сказать о Чернозвёзде какую-нибудь дрянь, ведь опровергнуть клевету некому. К тому же, мнение Ольхи может быть предвзятым: она затаила на Чернозвёзда обиду ещё с изгнания Спорыньи".

— Я охотнее поверю в то, что яд помутил его рассудок, — то была версия Гремучника, и никакого более разумного объяснения ухода Чернозвёзда Жало до сих пор не нашла.

— Мы с Горечавкой дошли до самых Древних скал, преследуя его. Затем непогода скрыла следы, — признать своё поражение было нелегко. Жало не стала рассказывать о том, что хотела догнать Чернозвёзда и силой отобрать жизни, которые должны достаться Гремучнику. Которых он больше достоин. Она уже решила, что готова сложить голову за Гремучника, если предки обделят его. И даже если не обделят — она не позволит ему умереть, один раз или девять. И лучше ему об этом не знать.

— Но это не весь мой доклад. В пути мы встретили одиночку, — Жало нахмурилась на этом неприятном слове. — Он ничего не знает о Спорынье и других бродягах, навредивших племенам — я проверила. Зовут его Лазарь, — она не хотела произносить имя, но желала быть искренней с Гремучником. — Этот Лазарь наткнулся на племя Ветра за границами их земель, на территориях двуногих. Они на него набросились, как на врага. Как думаешь, одиночки добрались и до пустошей? — Жало невольно хлестнула хвостом по боку от раздражения. — Если они выгнали котов Ветра из лагеря, мы пошлем туда патруль?
Не то, чтобы ей хотелось распахивать объятия перед ветряками, но Воинский Закон обязывал племена защищать друг друга от уничтожения. При всей неприязни одних соседей к другим, пред ликом общей беды они обязаны были сплотиться и не дать погибнуть ни одному из четырех племен.

Хотелось бы Жало закончить разговор на информации о племени Ветра, но... увы. Предстояло поведать Гремучнику о самом важном и своевольном поступке, который она совершила за сегодняшний день.
— Получается, одиночки причинили вред Сумрачному, Речному и, скорее всего, племени Ветра. Осталось Грозовое, — Жало подвела рассуждение к главной мысли. Она уже начинала привыкать к долгим переговорам и своему участию в судьбах племени. — Я отправила бродягу Лазаря в Грозовое племя, чтобы он узнал, пострадало ли оно от одиночек. И не укрывает ли Спорынью и ей подобных. Мне не стоило принимать такое решение самостоятельно, но выбора не было — а отправлять лазутчиком нашего воина и подвергать его жизнь риску я не хочу. Мы можем атаковать одиночек их же оружием.
В тот момент ей казалось, что именно Гремучник, а не Чернозвёзд, как кот с более гибким умом, поймёт её план. Для Чернозвёзда не было иного взаимодействия с одиночками, кроме изгнания. А Жало, при всём своём неприязненном и болезненном отношении к ним, готова была использовать одиночек, если это могло принести пользу племени. Того же она ждала и от Гремучника, как от самого надёжного союзника.

— Мы не можем доверять Лазарю, но я обдумала его возможные действия и пришла к выводу, что этот кот ничем не навредит нам. А даже если так, я возьму его вину на себя.
"Одиночки опаснее, чем нам кажется. Они могут лишить нас предводителя, а племя Ветра даже выгнали из их родного дома. Если есть хотя бы небольшой шанс защитить Сумрачное племя от них, я не могу им не воспользоваться".
Доверяла ли Лазарю сама Жало? В беспощадном урагане событий это было не так уж важно. Её чувства к искалеченному коту неясны, как укрытое туманом озеро, и непредсказуемы, словно грозовые небеса. Она не взялась бы разбираться в них сейчас, когда на первом месте стоит долг перед племенем.

Жало посмотрела на Гремучника, и на сердце у неё защемило от нежелания терять это всё: родной лес, лагерь, шумные соплеменники, и они вдвоём, обговаривающие судьбу Сумрачного племени. Жало готова хоть каждый день мотаться к Древним скалам, если сможет вот так возвращаться домой.

Жало молча наблюдала за свирепствующим Гремучником, давая ему выговориться. Её не отталкивала эта ярость, она знакомо откликалась изнутри. Жало могла посочувствовать товарищу, ведь ей удалось выпустить пар, поколотив Лазаря, а Гремучнику пришлось весь день просидеть как на иголках, дожидаясь новостей.

Конечно, ей тоже не хотелось верить в произошедшее. Поступок Чернозвёзда необратимо разрушил мнение о нём, формировавшееся лунами, десятками лун. А самым поганым во всём этом было то, что он заставил Жало — и, вероятно, многих других — усомниться в себе. Чтобы не поддаваться предательскому чувству, не задаваться вопросами в духе "а знаю ли я, кто следующим ударит в спину?" Жало решила обвинить в уходе Чернозвёзда одиночек. Это они одурманили его, свели с ума, столкнули с ровной тропы.

— Но это уже прошло. Неважно. Вы молодцы, можете отдыхать сегодня.
— Горечавка проявила себя достойно. Она заслуживает ученика, — доложила Жало, проигнорировав слова об отдыхе. Она не стала бы говорить такое без причины. Понимание "достойного" у неё было вполне конкретное: послушание, рассудительность и стойкость. После посвящения в предводители Гремучнику придётся делать много нелёгких выборов, и такая информация наверняка пригодится ему.

Тема одиночек привнесла в их разговор перчинки. Во взгляде Гремучника появился оттенок угрозы, и он медленным, плавным шагом приблизился к ней. Жало знала, что её может ждать наказание за своевольство. И была готова принять его. Но только от Гремучника. Она уже выпустила бы когти, посмей любой другой так уверенно, даже свирепо пойти на неё. Жало глубоко вдохнула холодный воздух. Расслабила плечи. Когда Гремучник был совсем близко, она уже чётко знала, что наказания не будет, и угроза во взгляде предназначена не ей. 

Она кивнула, признав правоту глашатая в вопросе о Ветре. Гордецы с пустошей и впрямь могли сами попросить помощи, а не ждать, пока другие придут их спасать. Хотя мысль посодействовать всё ещё казалась привлекательной; вдруг проблема окажется ерундовой, и Сумрачное племя получит каких-никаких, а союзников, за которыми будет должок? А вот это "твой Лазарь" её задело. Словно она какая-то легкомысленная дурочка, выбравшаяся из лагеря позаигрывать с одиночками. Жало оттолкнулась боком от стены, вставая ровно, и воткнула когти в землю. Кто-то будто ковырнул веточкой осиное гнездо в её груди.

— Гремучник, это не мой Лазарь. Это наш Лазарь. О нём знаем только ты, я и Горечавка. Да, возможно он ошибся. Да, с племенем Ветра могло случиться что угодно. Мне не стоило принимать его слова и помощь всерьёз. Но если есть хотя бы малый шанс не дать этим грязным бродягам добраться до тебя, я готова стать посмешищем для всего леса!

Жало нервно пригладила когтистой лапой шерсть, едва не задев ухо. Раньше она думала, что потерять репутацию, пасть в глазах окружающих — самый большой её страх. Лучше умереть, чем быть для других слабой или глупой. Но оказалось, что есть страх сильнее. И, что ещё хуже — она высказала его. "Теперь Гремучник подумает, что я сомневаюсь в нём". Нет, он был последним, в ком Жало бы усомнилась. Она знала, что Гремучник ни за что не позволит свести себя с пути, как Чернозвёзд. Он будет отбиваться клыками и когтями, не дастся живым. Но ей не хотелось допускать даже возможности, что кто-то посмеет играть с ним, отравлять его, предавать. Конечно, он не падёт, как Чернозвёзд, но какие шрамы оставит на нём эта битва?

"Чернозвёзд. Проклятье, Чернозвёзд". 

— Почему я всё ещё думаю о... — опустив голову, утробно проклокотала Жало, и в следующий миг сделала рывок к подстилке Чернозвёзда. Подцепив моховое гнездо когтями, она с размаху вышвырнула его из пещеры. Жало не подумала, что подстилка может приземлиться на голову Горечавке, караулящей палатку, или попросту смутить кого-нибудь. Полыхающая ярость всё ещё требовала выхода, побитого Лазаря оказалось мало.
— Пошёл ты к предкам, цапов предатель! — рыкнула она в ту сторону, куда улетело моховое гнездо. "Не важно, что случилось, Чернозвёзд. Ты ушёл с родных земель на своих лапах. Ты недостоин сравнения с братом".

— Посмотрим, что из этого получится, — приходя в себя, ещё не очень ровным голосом продолжила Жало. — Он будет ждать у Оленьей тропы, если выживет.
Что ж, вряд ли Гремучник обиделся на неё за выброшенную подстилку. Всё равно кому-то пришлось бы её убирать, да и лагерь наверняка спит в такое время. А слов уже не вернуть. И, подумав, Жало решила, что не хочет их возвращать.

Гремучнику нужна поддержка. Кто-то, кому он сможет доверять. И глашатай, конечно ему нужен глашатай. Скажи ей подобные слова Чернозвёзд пару десятков лун назад, она была бы горда собой. Её честолюбие было бы удовлетворено. Но та Жало, которая сделала тысячи шагов, преследуя Чернозвёзда сквозь ночь и ливень, которая имела такую непоколебимую уверенность в своих желаниях, что готова была сразиться с предводителем за каждую из его жизней; та Жало знала простую вещь. Кем бы Гремучник ни назначил её, она продолжит делать то что делала с прежним пылом. И будет предана ему. Сейчас важнее подумать о племени — о том, кто лучше всех будет служить своим соплеменникам. 

— Я хочу пойти к Лунному озеру с тобой, — уверенно сказала Жало. У неё, как у бегуна, открылось второе дыхание. — Мы вернёмся, и ты сделаешь выбор. Что до меня... не люблю вопросов с очевидным ответом.
Она вздохнула, взгляд её немного смягчился.
— Гремучник, ты единственный, за кем я хочу следовать.

Эмоция, которую Гремучник не стал распалять дальше, постепенно стихала. За этим должно было последовать сожаление об импульсивности, но ничего такого на душе не было. Что даже ей казалось странным, ибо было время, когда она боялась оплошать перед глашатаем больше, чем перед остальным племенем вместе взятым. Повлиял ли на то уход Чернозвёзда или появление Лазаря, напомнившее ей о том, что однажды она должна доверить кому-нибудь не только свою силу, но и слабость, избавившись от страха, преследовавшего её с юных лун?

Казаться сильной для других легче, чем слабой. Гораздо проще дать кому-нибудь в морду, что она и сделала с Лазарем. И даже хоронить убитых совами котят. Проще, чем извиниться или сознаться в собственной беспомощности. Наверное, поэтому Жало не сможет проявить к Горечавке теплоту большую, чем грубоватое, краткое объятие, после которого она отвернётся и пойдёт прочь.

— Я сам хотел это сделать, а ты лишила меня такой возможности, — усмехнулся Гремучник её яростному порыву.
«Ты всё ещё можешь допинать его подстилку до выхода из лагеря» — подумала Жало, но не стала говорить вслух, лишь мрачновато хмыкнув в тон глашатаю. В её жесте не было злорадства или глумления над бывшим предводителем. Чернозвёзд долгие луны являлся её товарищем и лидером, чьи приказы она выполняла не жалея себя. Она знала, что после битвы с совами может не вернуться назад. А Шрам тогда и вовсе получил ужасное ранение в живот. Чем бы кончилось дело, войди совиные когти глубже в его брюхо? Им бы пришлось хоронить его прямо там, в снегу. И Жало согласилась на это, следуя приказу того, кому была верна. Боль по ушедшему товарищу никогда не утихнет до конца. Даже если бы потребовалось убить Чернозвёзда своими лапами, Жало не смогла бы избавиться от болезненного чувства скорби и утраты. «Гремучнику вдвое хуже». От этой мысли угли внутренней ярости то разгорались сильнее, то вновь утихали. Она не понимала что чувствует, и винила в этом Чернозвёзда и Лазаря одновременно. Двоих, кто в один день разбередил старые раны.

Жало удовлетворенно кивнула, когда Гремучник признал «нашего» Лазаря и согласилась с тем, что от одиночек всегда можно ждать подвоха. Она была уверена в том, что в случае чего справится с засадой — или удерёт от неё — но беспокойство глашатая не было беспочвенным. Он правильно осадил Жало, внеся в её план чуть больше «разумного». Как минимум, ей не стоит подставлять Горечавку, отправляя её на встречу с Лазарем в одиночку. «Желудишка» — внезапно подумала она, вспомнив бдительного и послушного оруженосца. «Если пошлю их вдвоем, в случае засады Горечавка отправит его за помощью». Мысль ей понравилась — отряд получался неприметный и, к тому же, состоял из тех, кто был наиболее близок к ней. Никто не заподозрит Горечавку в дурном, если она выйдет из лагеря с Желудишкой — соплеменники решат, что Жало просто доверила ей тренировку своего оруженосца.

Уже загоревшаяся новой мыслью, Жало недоуменно приподняла брови, увидев как Гремучник чуть сгорбился, расслабив плечи. Его усталый взгляд и ранил её, и придал ей сил — решимости. Она не поддастся усталости, когда он доверил ей свою собственную, показывая, что скрывается за его вызывающим и дерзким видом. 

Молча выслушав Гремучника, Жало пронаблюдала, как он развернулся и пошёл к выходу. «Не знала, что ты можешь принять кого-то ближе, чем подчинённого» — думала она, догадываясь, что и для него есть чувства, которые трудно выразить.

Быстрым шагом Жало нагнала Гремучника у выхода.
— Ты ведь понимаешь, что если я пойду с тобой, тебе тоже придётся идти со мной? — она клыкасто усмехнулась, частично переводя это в шутку. И тем не менее, она намекала, что Гремучнику придётся принять тот огонь, с которым она ведёт в бой отряд или срывается в погоню. Сегодня её шпионом стал Лазарь. Кто знает, вдруг завтра она заставит воевать за Сумрачное племя лисицу, барсука, оленя, Звездоцапа? «Я покажу свою волю не словами, а поступками. Мы дойдём до Лунного озера и добьёмся от предков правды, справедливости — всего, что заслуживаем».

На поляне Жало обратилась кое к кому из старших воинов, попросив проконтролировать безопасность лагеря. Подошла к Горечавке, беседующей с Журавлиной.
— Всё в порядке, — сказала она, намекая Горечавке на благополучный исход ситуации с Лазарем. — Мы вернёмся, — «как скоро? Понятия не имею». — Присмотрите за лагерем.
Жало сделала строгий взгляд. «Серьёзно». И быстро направилась к выходу из лагеря. Её шерсть всё ещё была встрепана после дождя и нелёгкой ночи, но осанка и уверенный шаг говорили о том, что она «оправилась». Для неё вновь существовала цель и путь к ней, ради которых стоило отложить ярость и скорбь в сторонку.

=> Лунное озеро

Скала---->

Ольха зашла чуть позже Кусающего Звезды, а потому встретила его лежащим на своей подстилке. Кошка подошла ближе и села напротив. Она втянула воздух - палатка все еще пахла Чернозвездом, от чего становилось дурно. Кошка уже хотела забыть его, как страшный сон. Но было кое-что, что теперь до конца жизни будет напоминать о нем.

— Звёздные предки у Лунного озера послали мне знак, - начал Кусающий Звезды, после чего в сторону целительницы полетела сережка дерева. Кошка нагнулась к ней и понюхала ее. В этот сезон и правда такой сережки не сыскать, это точно знак. Но знак о чем? Ольха перевела пристальный взгляд на предводителя. Она, конечно же, прекрасно знала, что это за растение. И, конечно же, могла опасаться, что пророчество связано с ней самой. Неужели Звездные предки решили убрать ее? Ольха отодвинула сережку в сторону предводителя и закрыла глаза. Она чувствовала, как смотрит на нее Кусающий Звезды, взгляд был тяжелым, непосильно.

- Это сережка ольхи. Если это важно, ее кора помогает при зубных болях... - начала целительница, открыла глаза и уверенно посмотрела в глаза предводителя. - Скажи, о чем ты спросил Звездных предков? Это важно! - кошка повторила тон Кусающего Звезды, не только потому, что пророчество могло быть связано с ней. Любое пророчество априори важно для племени, и целительница должна знать каждое.

Отредактировано Ольха (2023-02-05 11:51:13)