Из целительской Зайцелов выходит в еще большем смятении, чем был, хотя казалось бы — куда уж больше, учитывая то, как разбитым он проснулся некоторое время назад. Стабильность состояния брата принесла ему свою долю успокоения, однако разговор о туннелях с ним же пробудил опасения в сравнении гораздо более значительные, и теперь ему некомфортно в собственном теле, как змее, которой стала тесна ее старая кожа ("Более неудачного сравнения ты бы и придумать не смог," — говорит Зайцелов сам себе). Зайцелов не уверен даже, что когда-нибудь в будущем сможет примириться с таким решением их предводительницы, и дело тут даже не в том, что он сам по себе никогда не отличался отходчивостью; скорее, он не только не понимает, но и не хочет пытаться понять, какой смысл в тактическом преимуществе перед соседями, если за него придется платить безопасностью — а быть может и жизнями — собственных соплеменников. Не говоря уже о том, что оставшемуся племени нужно будет теперь охотиться в два, а то в три раза больше, в зависимости от того, сколько котов определят в ряды так называемых туннельщиков — и с учетом наступивших Голых Деревьев это последнее, что им сейчас нужно.

Словно подгадав его мысли, на главной поляне Сохатый уже беседует с его бывшим наставником — скорее всего, о том же, чему существо Зайцелова так истово сопротивляется. Последний внезапно чувствует совершенно детский порыв куда-нибудь забиться и спрятаться; не то чтобы он думает всерьез, что после пережитого им, Кожаном и их ученицами его принудят к возвращению в душную темноту подземелий — не сразу, по крайней мере — но Звездная Сойка сделала ответственным Молнию, а это значит, что он ни в чем не может быть уверен до конца.

(Он пытается не думать о Молнии слишком плохо, при всем уважении, и даже чувствует честный стыд за такое к нему отношение; но потом припоминает последние луны своего ученичества, и стыда тут же становится значительно меньше.)

Занятый своими тревогами, плотной дымкой опутавшими голову, Зайцелов не сразу замечает поджидающего у выхода Фазана — что не очень уважительно с его стороны, однако он и так слишком занят, чтобы думать еще и об этом. Поймав, впрочем, явно зацепленный на нем взгляд, воитель притормаживает шаг, кивая соплеменнику скорее на автомате:

— Фазан.

И в ответ получает елейное в каждой интонации:

— Здравствуй, Зайцелов. Прекрасное утро, м?

Зайцелов ежится, но только у себя внутри. Он так и не понял за десяток прошедших лун, как ему стоит общаться теперь с Фазаном — который, надо заметить, значительно отличается от того, каким Зайцелов знавал его в ученичестве; лишь глаза все такие же, подернутые холодной пеленой, словно бы льдистой коркой. Поэтому следующие его слова звучат словно бы рассеянно:

— Не уверен, что могу согласиться, — тем не менее, он тут же прибегает к излюбленному своему методу — сдержанной вежливости, и голос его становится подчеркнуто нейтральным. Он отходит в сторонку от целительской, чтобы не заграждать никому вход-выход, — Но если для тебя это утро и вправду прекрасное, то я только рад. Ты что-то хотел?

Едва ли Фазан из всех соплеменников подошел к нему ради праздной беседы — было бы глупо такое подумать — так что Зайцелов поощряет его перейти сразу к делу, настолько прямолинейно, насколько может. И оказывается прав в предположении, что у соплеменника к нему конкретное дело.

— Зарянка обещала поговорить с тобой о моем предложении провести совместную тренировку для нее и Лютик, — Зайцелов навостряет уши, — Обе ученицы показались мне заинтересованными в этом, и я считаю, что сейчас момент самый подходящий. Дружественная атмосфера, здоровый дух соперничества... Это помогло бы развеяться и им, и нам, не находишь?

— Это... отличная идея, — отзывается он удивленно, поскольку не ожидал от этого дня ничего по-настоящему хорошего. И уж точно не ожидал того, что это хорошее явится к нему в образе Фазана, отношения с которым после посвящения их в воители стали, по ощущениям Зайцелова, очень странными, — Зарянке неплохо бы переключиться после вчерашнего, — "И мне тоже," — Правда, я еще не видел ее сегодня утром, иначе уже знал бы о планах на тренировку. Об этом вы говорили с ней вчера?

Вместе с воспоминанием о том, как его ученица подскочила при виде Фазана и Лютик, и к которым унеслась со скоростью вспугнутого кролика, приходит понимание того, что оба они видели его в том незавидном состоянии, которое настигает Зайцелова редко, но неизменно метко, в самые неподходящие моменты. Все еще чувствующий себя ужасно из-за проявления такой слабости на глазах у, ни много ни мало, половины племени, воитель отворачивает голову от Фазана, к которому только что обратился, и делает вид, что высматривает в окрестностях Зарянку — по-хорошему, она должна была уже проснуться.

→  начало игры
Марево не смыкал глаз после своего возвращения с Фазаном из ночного патруля. Его глаза, сощуренные в уже неизменном выражении раздражения взгляде, сверкали жарким огнём где-то ближе к центру воинской палатки, где он лежал, накрыв широкую переносицу длинным пушистым хвостом, вслушиваясь увенчанными недлинными чёрными кисточками ушами к мерному дыханию соплеменников. Оранжевые глаза буравили взглядом чёрную лоснящуюся в редких лучах лунного света, проникающих сквозь незаметные прорехи в пологе палатки, шерсть свернувшегося на своём гнезде неподалёку Фазана. Отчего-то Марево чувствовал странную тревогу, предчувствие чего-то плохого, что, откровенно говоря, бывало с ним крайне редко. Он хмурит взгляд, ужесточая взгляд, направленный аккурат в центр хребта, словно пронзая Фазана насквозь этим взглядом, словно внутри того находится ответ на вопрос — почему Марево чувствует, что случится что-то плохое?

Сон так и не пришёл к Мареву в эту ночь — рослый воитель протискивается в узкий лаз выхода из воинской палатки и чувствует, как виски сжимает тягучей неприятной болью, словно кто-то водит когтями по оголённым нервным окончаниям, посылая волны нарастающей мигрени от висков к затылку. Марево хмурится, с силой жмурит глаза до фосфенов под веками, морщит переносицу — спешно отходит от входа в воинскую палатку и устраивается в тени камней, по-страдальчески развалившись на мягкой земле, искренне надеясь на то, что утренняя свежесть и прохлада остудят многострадальную голову и отгонят тупую боль, лишающую сил буквально на всё. А, может, лишила его сил бессонная ночь, полная неразборчивого постороннего шума из потока тревожных мыслей.

Марево прикрывает глаза и хмурит брови, практически сводит их на переносице, напрягая лицевые мышцы в стремлении избавить себя от мучительной головной боли. До ушей доносятся тихие, не наполненные каким-либо дельным смыслом бытовые разговоры соплеменников, ни на одном из них Марево не сосредотачивался, они сливаются в единый белый шум, который, как ни странно, совсем не раздражает Марево — даже наоборот, как-то отвлекают от совершенно странного ощущения надвигающегося будущего, которое явно не блещет радостью. От него веет обречённостью.

Кстати, про обречённость — из пустых колебаний воздуха доносится до боли знакомый родной голос, нарочно сделанный более низким, значимым, растягивающим слова и льющий речь словно мёд из сот, мгновенно вырывающий Марево из состояния полудрёмы. Он не открывает глаз, лишь настораживается, обращаясь в слух, пытаясь уловить отрывки разговора сына с Зайцеловом.

Совместная тренировка. Марево хмыкает — не сдерживается — и открывает глаза, поднимая тяжёлую голову с лап, чинно оглядывая главную поляну племени Ветра осмысленным взглядом, в поисках Зайцелова и Фазана, переговаривающихся где-то неподалёку. Он цепляет острым зрением иссиня-чёрную шкуру Фазана и вновь щурится, оценивая явно потрёпанный вид невыспавшегося сына. Последний разговор дался Фазану тяжело и Марево на мгновение гадко ухмыляется, когда видит, что ледяной взгляд Фазана тоже натыкается на огненно-рыжие глаза отца. Марево скалится откровенно, когда в поле его зрения появляется палевая шерсть и серые уши Лютик, клюющей носом и выходящей из палатки оруженосцев медлительно и неуклюже. Полное воплощение обречённости — хомут на шее Фазана, Марево уверен, что сегодня случится апогей нелепости и некомпетентности, жаль, правда, что Марево не сможет стать свидетелем сего действа.

Марево лениво потягивается, слыша, как трещат кости и хрустят суставы от сильнейшего прогиба, как приятно наливаются теплом тугие мышцы и резко переступает дорогу маленькому оруженосцу Фазана, который утыкается от рассеянности серым носом куда-то в плечо Марева, сопровождающего своё действие оскалом в её сторону. Он раздражённо взрыкивает на Лютик и приближается монументальной тенью к Фазану, медленно, величественно, жеманно, непревзойдённо копируя фазанью изящную манеру двигаться, надвигается неумолимо, чтобы напомнить ему о том, что не всё подвластно ему в этой жизни.

— Удачи тебе сегодня, сын, — в глазах плещется многозначительность, низкий, буквально заискивающий голос Марева раскатывается басом по воздуху, а улыбка, застывшая на чёрных губах не задевает обжигающие пламенем глаза Марева, смотрящем пристально прямо в морду Фазану, — Она тебе сегодня понадобится.

Марево на последней фразе переводит взгляд на мгновение с морды Фазана на всё ещё недоумевающую Лютик и едва заметно приподнимает многозначительно бровь, добавляя ещё большей язвительности своей улыбке. Воитель удостаивает Зайцелова коротким кивком в знак приветствия и удаляется обратно в тень камней, ожидая, когда всё-таки его перестанет мучить головная боль.

- ...Я бы вообще закопал эти туннели к лисьей мшатери, но, раз такой возможности нет, то нужно и в самом деле поговорить со Звёздной Сойкой и попытаться ее образумить. В конце концов, мы и есть племя, которое она ведёт и которому тоже, со своей стороны, служит. И мы сами в первую очередь должны служить племени, а не предводителю.
Сохатый с облегчением выдохнул. Он не был уверен, как отреагирует Молния, но среди старших воителей он казался новоявленному «временному», что бы это ни значило, глашатаю, самым разумным. К тому же, именно его ведь и выбрала предводительница на исследования? Попытаться стоило, и как оказалось, не зря.
- Да-а, почти у всего племени есть какие-никакие страхи на счёт туннелей, - кивнул Сохатый. - Пока ничего особо хорошего с ними не случалось. В общем, я думал поговорить об этом, надеялся, что ты пойдёшь со мной. Мне самому в новинку… Всё это.
Воитель неопределённо махнул лапой и скептически скривился. Конечно, отговорка так себе, но для первого дня ещё подойдёт, особенно для кота без каких-либо властных амбиций. Ему нравилось бегать, ловить дичь и выдирать шерсть из наглых хвостов нарушителей границ, и до вчерашнего вечера он о большем и не думал.
Правда, если вдумываться, предводительница даже моложе его самого. Сохатый озадаченно пошевелил длинными усами.
- Не хочу искать оправданий, конечно, - чуть более ровным тоном ответил он. - В любом случае, я думаю, что для определённо неоднозначной задачи будет не лишним пара-другая мнений от котов, которым Звёздная Сойка, если можно так сказать, доверяет.
Выносить вопрос на рассмотрение всего племени, конечно, было бы честнее, но Сохатый, хоть и не придавал раньше этому особого значения, но всё же — прекрасно знал насколько мнительными могут быть другие соплеменники, что, хоть и не умаляло его расположения ко всем котам Ветра, но всё-таки было тем, на что определённо нельзя было положиться без твёрдых приемлемых вариантов действий.
- Так ты согласен? - спросил наконец серый воитель, напрямую взглянув в глаза Молнии.

-------- пещера целителя
Лютик выходит на главную поляну, чувствуя, как голову окутывает морок, не сошедший ещё от принятых сегодняшней ночью маковых зёрен. Головной мозг словно давит на стенки черепа, распространяя тупую неприятную боль от висков до затылка, заставляя его владелицу страдальчески изогнуть брови в попытке от неё избавиться. Она не смотрит вперёд, смотрит на свои серо-бежевые заплетающиеся лапы, словно пытаясь контролировать их перемещение взглядом, а не мышечными сокращениями.

Лютик слышит над ухом рык, а серым носом утыкается во что-то мягкое, морду щекочет длиннющая шерсть Марева и Лютик автоматически отходит назад, мотая головой из стороны в сторону, вызывая головокружение в и так ничего не соображающей голове. Лютик хмурится и удивлённо косится по сторонам, не наблюдая в ближайшем пространстве Марева, который уже успел отойти на приличное расстояние от Лютик, пока та пыталась прийти в себя. Ученица поняла, что ничего не поняла — она трёт сонно огромные голубые глаза, решая, что подумает над этой ситуацией попозже, самое важное сейчас согнать с тела сонливость и морок, проснуться окончательно, завести мыслительный процесс в мозгу.

Лютик по-страдальчески вздыхает, возводит очи горе, когда понимает, что в ближайшие пару часов подбодриться ей не удастся — она широко зевает, чувствует даже, как щёлкают челюсти, а на глаза наворачиваются слёзы. Лютик моргает часто, пытаясь смахнуть пелену с глаз, с каждым мигом открывать глаза становится всё сложнее — хочется свернуться калачиком в своём гнёздышке, накрыть нос хвостом и проспать целую луну.

Лютик видит двух наставников, обсуждающих что-то недалеко от неё, видит Марево, который спешно отходит от них, кивнув напоследок Зайцелову. Лютик не чувствует в себе особого желания подходить и начинать общение с наставником, но плетётся, однако, уныло в сторону двух воителей, слегка припадая на повреждённую лапу.

— Доброе утро, — кислое приветствие повисает в воздухе, бесцеремонно перебивая разговор, но у Лютик об этом даже не возникает мысли. Взъерошенная светлая шерсть, полуприкрытые глаза, которые Лютик всё никак не может продрать, хриплый спросонья голос — всё в её облике  выдавало чрезвычайно бессонную и беспокойную ночь — взять хотя бы тот же поход к целителю племени. При беглом взгляде на Фазана у Лютик в голове почему-то всплывает пёстрая морда Крапинки, сморщившей нос при упоминании имени наставника Лютик. По какой-то причине переносица Лютик практически в точности копирует мимику крапчатой ученицы и Лютик невольно морщиться, когда понимает, что буквально обречена на позорную тренировку.

Отредактировано Лютик (2021-03-15 20:39:39)