- Прости меня. Просто всё так неожиданно и стремительно происходит, что я просто эмоционально не поспеваю за всем.

Я прикрыла глаза. Ягодник прав. Все происходит слишком стремительно, чтобы кто-либо мог поспешить и душой и телом за всеми событиями, которые случились за последние дни. И хорошими, и плохими.

Я раньше как-то не волновалась на этот счет. Мол, что - то пришло, а что - то ушло. Мне было по барабану. И если я казалась в такие моменты эгоисткой, лоботряской, которая кроме веселья ничего в жизни не видит, то это было так. По крайней мере - внешне.

Я всегда сдерживалась от избыточного проявления активности, внимания к происходящему и показа чувств. Но сейчас, рядом с Ягодником, я начала сдавать позиции. Волнение наполнило мою грудь, сжав легкие в тиски. Сердце тревожно взвыло, как собака над трупом хозяина. Я внезапно осознала, насколько тяжело приходится бежевому.

- Я ведь люблю, - кот запнулся, посмотрев на меня своими огромными, полными слез желтыми глазами. В них было столько боли, что я сама чуть не сжалась в комок на месте. Я понимала, о ком он говорит. Нужно быть слепым, тупым и глухим, чтобы не заметить, как он смотрел на Пролеску. И ее... деликатное положение, которое, видимо, совсем уничтожило кота, превратив его в умирающий комок шерсти. Я сочувственно посмотрела в глаза Ягодника. Хотелось хоть как-то помочь, облегчить его участь.

Но, к сожалению, проблемами не обмениваются. Даже если все вокруг узнают о том, что творится у тебя в душе, гложет ее, как древоточец ствол, это не исчезнет. Облегчение наступит, да, но осадок останется. И так до самого конца...

Я аккуратно положила голову на плечо бежевого и закрыла глаза. Тепло. И пахнет приятно. Это немного успокоило меня и настроило мысли на нужный лад.

- Понимаю... - тихо проговорила я, - Но посуди сам: насильно мил не будешь, как ни крути. И если на ком-то не сошелся свет, то это не повод останавливаться и умирать, - я приблизилась мордой к его уху и перешла на шепот, - В полях много крольчих. Если упустил одну, то это не значит, что тебе больше ничего не светит. Просто... - я слегка запнулась, собираясь с мыслями, - ...посмотри получше вокруг.

Видимо, бежевый воспринял мои слова всерьез. Даже слишком.

- Вокруг? - Ягодник осмотрелся и снова поник, - Но я ничего не вижу. Тут только ты да я. Иногда мне кажется, что самими звёздами написанно мне быть одному.

Я вздохнула и прикрыла глаза. Странное ощущение зародилось у меня в груди. Это была жалость и сожаление. Я переживала за Ягодника и хотела хоть как-то попытаться облегчить его страдания. Но мне это было неподвластно. Я не могла управлять душами. Не могла менять настроение других по мановению лапы. Вот и оставалось только говорить. Говорить, чтобы отвлечь. Говорить, чтобы хоть как-то поделиться с ним светом и теплом. И чтобы он не был таким разбитым.

- Я не говорю об этом месте, - отрицательно качнув головой, пробормотала я, - Я говорю о... жизни в общем. Звезды никогда никому не желали зла. И тем более - одиночества. А особенно - такому, как ты, - я слегка улыбнулась.

- Порой я начинаю закидывать брату, у которого всё складывается намного лучше, - продолжил рыжик, и я снова вздохнула.

- Зависть... Чувство, знакомое всем... Не надо поддаваться ему и завидовать. И уж тем более своему брату. У каждого разные пути, и у тебя тоже будет светлая сторона. Обещаю.

Я прикусила язык. Последнее слово вырвалось само собой, против моей воли. Я прекрасно знала, что тут ничего от меня не зависело и не будет зависеть. Я ничем не смогу помочь Ягоднику, а уж ручаться за его счастье - это просто немыслимо. Тем не менее, это могло дать хоть какую - то надежду. Ведь всегда легче скинуть вину на другого, не так ли? И я была готова подставиться под этот удар.

- Спасибо тебе. Мне просто... так плохо.

Я тихо замурчала.

- Мрр... Не стоит благодарности. Просто не могу смотреть на то, как ты убиваешься, - я ободряюще улыбнулась.

- Надеюсь, что рано или поздно, всё будет так как мы того хотим, - продолжил бежевый и я обрадованно улыбнулась.

- Вот это правильный ход мыслей. Молодец! - я действительно радовалась за кота. Он начинал обретать надежду, а это - главное. Еще немного - и он снова станет веселым пузаном.

Хотя...

Я слегка поникла. Раны Ягодника были слишком глубоки. И вряд ли они заживут настолько, чтобы перестать напоминать о себе...

Ничего не будет, как раньше...

Внезапно я почувствовала, как кот потерся носом о мою шерсть. Я удивленно замерла от такого жеста. Могу поклясться, что в этот момент моя кожа стала схожа цветом с шерстью. Но это закончилось быстрее, чем я успела до конца удивиться - бежевый просто оттряпнул от меня.

- Извини. Я не специально. - промямлил он и я покачала головой, улыбаясь.

- Не стоит. Все в порядке, - я коснулась кончиком хвоста спины бежевого, - Мы же друзья, верно?

- Наверное надо немного поохотиться перед тем, как возвращаться в лагерь, а то подумают, что мы только гулять умеем, - кот с тяжким вздохом встал на лапы. Я последовала его примеру.

- Хмм... Согласна. И польза племени. И отличный предлог, чтобы не оправдываться за наше отсутствие, - я взмахнула хвостом и стала пробираться обратно, попутно выискивая следы добычи.

(Через какое-то время - возвращение в лагерь к собранию)

→ Главная поляна

Возможно, выбегая за Смех из лагеря, он уже знал, чем вся эта заварушка кончится. И потом уже, в далеком будущем, оглядываясь на события этих дней и, в частности, именно на тот момент, когда они в последний раз пересеклись с ней взглядом, воитель поймет, что поступил откровенно глупо. Ему уже было её не спасти, как ей было уже не спасти Вихря. Хотя, с другой стороны, разве мог он бросить её на попечение судьбы, пусть сам был не в силах её изменить? И даже если бы ему удалось вытащить её из огня, удалось бы ему спасти её от смерти пусть не физической, но моральной? И через пару лет до него, наконец, дойдет, что в его случае она просто перепутала любовь дружескую с любовью реальной. А вот с Вихрем они были вместе с самых ранних лун, и, если на то уж пошло, подходили друг другу куда больше, чем он подходил ей. Ведь, попробуй они построить что-нибудь серьезное, он бы ляпнул через несколько месяцев, что она истеричка, она бы назвала его тупицей. Или, может, как-нибудь похлеще. Или случилось бы что-нибудь ещё. В общем, по сути это не имело значение – она лишь перепутала любовь дружескую с любовью реальной, запутавшись в чувствах и выбрав совершенно не того. И через несколько лет Перепел поймет, что она и не любила его вовсе, а все её мысли были посвящены лишь Вихрю. И, какие бы чувства он к ней не испытывал, ему этого было бы не изменить. Да ему стоило это понять уже тогда, когда он столкнулся с её совершенно пустым взглядом, в котором при взгляде на него не отражалось ни искорки тех эмоций, что испытывал он. Но ради Вихря она кинулась в огонь. Как и он ради неё.

Но это все случится потом. Сейчас же голубоглазый готов был даже сгореть ради неё. Вот потому-то и бросил прямо в сердце пожара, невзирая на последствия. Хотя они уже были ему предельно явны. В том, что причина их проблемы – Вихрь – уже давно мертв, он не сомневался. В том, что он погибнет, он тоже был почти уверен. Но в то, что погибнет Смех, он даже не хотел верить, хотя та часть его разума, что ещё оставалась разумной, со вздохом признавала, что такой исход вполне вероятен. И вот он несется вперед, не обращая внимания на крики Колчелапого и сосредоточив все свое нутро на её ускользающем хвосте на фоне дыма и огня. И как-то за секунду они добрались до полыхающего утесника, на который уже перекинулся пожар с пастбищ, как-то непростительно быстро пролетели последние секунды её жизни. Хотя для неё они может, тянусь вечно. Но для Перепела все произошло за мгновение.

Воитель потерял её почти сразу же в этом хаосе пожара. И, как бы её не звал, она не отзывалась. Вокруг бушевала стихия, и Пелу в перерывах между криками приходилось заходиться в приступе жесточайшего кашля, вызвано всей этой вакханалией, и уворачиваться от новых вспышек пламени, когда очередной куст загорался с веселым треском. Он искал её, прилагая все усилия, щуря глаза, чтобы не так сильно слезились о т жара, стараясь дышать через раз, но все равно не находил. А когда нашел – было уже поздно. Он, наверное, не сможет забыть это до самых последних дней. Может потому, что он в неё действительно успел влюбиться, а может потому, что, все-таки, такие картины никогда не стираются из памяти. Перепел увидел её в самые последние секунды её жизни, успев лишь окликнуть по имени. А она даже успела к нему обернуться, раскрыв пасть, словно хотела ему что-то крикнуть в ответ. И тот ужас в её глазах говорил о том, что она уже поняла, и что натворила, и что Вихря уже все равно было не спасти. И ужас - последнее, что он увидел в этих желтых глазах. Ведь через секунду её худощавое тельце охватило пламя, превращая живую кошку в черный пепел. Он не помнил, кричала ли она, но он – да. И при этом не мог отвести взгляд, чувствуя в носу запах паленой шерсти и мяса. Она сгорала у него на глазах, но он ничего не мог поделать. И вместе с ней сгорала его душа. Ему было настолько больно, словно он был на месте чернохвостой. Словно это он сейчас умирал, а не она. И это разрывало его душу изнутри, оставляя лишь кровавые ошметки.

- Нет-нет-нет, прошу, Звездное племя, прошу, - он кинулся к ней, надеясь не то на чудесное спасение, не то на то, что ему это просто все привиделось. Но на пути у него загорелся новый столб пламени, заставив затормозить и броситься в другую сторону, не видя ничего из-за слез и дыма. От неё уже вряд ли что осталось. И это была не его галлюцинация. Смех действительно больше нет. И смерти страшней не было, наверное. Ведь она так и не нашла того, за кем кинулась, жертвуя жизнью. Но этой секунды он, видимо, считал, что смерть – что-то далекое, что-то, что не может коснуться его любимых и близких. Что они, словно главные герои фильма, убережены от этой участи. Ведь как бы злодей не терзал своего противника, добро всегда побеждает зло. К Смех была именно добром. Но жизнь, к сожалению, совершенно не похожа на фильм. И часто из неё уходят именно те, кто её заслуживает. И, если геройски кинуться за кем-то в огонь, совершенно необязательно, что ты сможешь выбраться обратно, таща свою цель на плечах. И Перепел только сейчас понял, как близка к нему его собственная смерть. И он бежал так, словно у него на лапах выросли крылья, уворачиваясь о т горящего утесника, петляя между очагами, играя со смертью. А потом он споткнулся. Его короткие передние конечности подвели его, споткнувшись о какой-то огромный камень и он, перелетев за счет задних лап через голову, разодрал себе морду в кровь, рухнув на спину и уставившись на тот самый камень преткновения. Это был Вихрь. Хотя, учитывая его тогдашнее состояние, сложно было узнать в нем того воина, которого посвятили совсем недавно. Он и пожить-то толком не успел, как, впрочем, и Смех. Но, не смотря на изуродованное, опаленное и почти полностью сгоревшее тело, он смог узнать в этих глазах того, с кем соревновался за внимание кошки. Он думал, что в них будет страх или ужас от того, что его заживо пожирает пламя, но они были совершенно пусты и лишь вокруг черного зрачка плясали в отражении искры злого огня. Он был парализован ими так же, как и смертью Смех.