— Выбирай выражения, Сухолапка. Если ты хочешь обсудить указание Звёздной Сойки, то я бы рекомендовала это сделать с ней. Мы ничего не можем изменить против её воли, — произнесла наставница, в слабой попытке угомонить бывшую ученицу.
Но равнодушие чужое равнодушие бесило её ещё больше. Маленькую бестию было не так-то просто угомонить, когда по сердцу скребли кролики, а сама она ощущала себя обиженной до глубины души. Только это вызывало не грусть или печаль, а злобу. Злобу, за то, что Форель особо и не обратила внимания на смену учеников, единственная на поляне проявила желание участвовать в исследовании туннелей независимо от ученика, за то, что ей было всё равно. Стеклянные, затуманенные неприземлёнными думами, полосатые глаза вызывали огромное желание по ним проехаться лапой, чтобы вызвать хоть какую-то эмоцию. Конечно, её поведение не казалось ей неоправданно невменяемым, а гнев казался справедливым.
— А ты как будто попытаешься! — Гневно прошипела кошечка, топорща хвост и будто прочитав мысли о напутствии Форели, продолжила, — Тебе же небось Звёздные Предки нашептали рвануть в дранные туннели как в хвост ужаленной при первой возможности!
Тормозов, казалось, для Сухолапки не было. Вряд ли она даже осознавала, что оскорбление Звездных Предков было как обесценивание и поливание грязью ценностей Форели.
—Мышиный помёт можно раскидать на всех. Чтобы и нам с тобой хватило за наши горячие головы, Сухолапка. И слишком длинные языки, — вмешался оруженосец, занявший место вислоухой. И не испугавшийся попасть под горячую лапу. А ведь лишнее слово, и кошечка со стопроцентной вероятностью полезла бы в драку несмотря на свой недобор в росте.
Взгляд золотистых глаз ёжиком прокатился по рыжей морде. Но даже хоть одного оскорбительного слова не слетело с её языка в его сторону, будто он был мешавшейся мошкой, а не старшим оруженосцем.
— Не понимаешь, вот и не лезь, — лишь буркнула кошечка, дёргая короткими опущенными назад ушками.
Тем временем Форель уже "спелась" с новой наставницей, видно, либо не очень довольной сменой учеников, либо просто пытающейся разрядить обстановку. Но из-за бушевавшего гнева у Сухолапки возникало автоматическое отторжение и неприязнь к кошке.
— А ты, Сухолапка, не злись на Форель, она тебя не бросала. Злись лучше на меня.
Полосатая немного удивилась, но помотала головой. Краем уха она ранее услышала слова Форели, обращенные к Хорёк:
— Прошу прощения за Сухолапку. Я буду стараться передать все свои знания Кунице, Хорёк.
Она, наверное, тоже самое решила для себя, когда Сухолапку поручили ей. А может и не думала? Может тоже считала поручение ей подобного ученика издевательством со стороны предводительницы? Может считала с самого начала её не способной к восприятию информации копией страшных сказок, за которую единственное, что нужно, так это молиться? Сердце словно уколол ежовая игла, заставив Сухолапку поморщиться от таких выводов и нахмуриться. Она подняла смолистые глаза на Хорёк. Бранить вместо Форели её она не желала. Хоть её гнев и нёс исключительно детский характер, и присущую ему необузданность и беспричинность, но обращён он был только на Форель. Но подобно кактусу, сейчас говорить обидные вещи получалось почти непроизвольно. Поэтому она, опустив голову сквозь зубы процедила, со злобой глядя на бывшую наставницу:
— Попрощайся лучше со своим бывшим оруженосцем. Куница сгинет, а Форель даже ухом не поведёт, потому что так точно заповедовал какой-то из Звёздных предков, который обязательно всё решит и уладит вместо неё.

В то же время, Ржанка и Хорёк с Форелью уже решили, что пойдут все четверо, да и аппетит после той желчи, которой она разбрасывалась, и которой ещё остался не дюжий запас, пока что пропал. Так что всё ещё топорща затылок и холку, она слабо кивнула на слова Ржанки об осторожности и последовала за ней.
-----> Заброшенный лагерь. Вход в туннели.

Вихрехвост был растерян после Совета. Он не был согласен с Сойкой. Одиночки и племени Ветра не сделали ничего хорошего. Так почему она на стороне одиночек? Почему она не встала на сторону Речного племени? Племени Теней? Поддерживать одиночек не правильно. Им не место в племени.

А место ли тогда Вихрехвосту? Он ведь тоже был одиночкой, более того - он был домашним! Но он же родился здесь. Он - кот племени Ветра! И он не специально ушел из племени к Двуногим. "Правильно. Я другой, я не такой, как одиночки!" - Вихрехвост помотал головой, ожидая речи Звездной Сойки.

Предводительница почти ничего не сказала о Совете. Ее мысли занимали тоннели, что Вихрехвост считал правильным лишь отчасти. Если она собирается идти войной или защищаться от других племен, то коты племени должны знать об этом. Разве нет? Ну и наконец, когда мы подошли к теме туннелей, я прошу выйти вперед тех, кто после вчерашнего испытания почувствовал в себе силы и уверенность стать первыми туннельщиками племени Ветра. Вихрехвост вышел вперед. Он, хоть и побаивался, но хотел показать себя. Хотел вернуться в строй и принести племени пользу.

Сойка назначила его учеником. Значит теперь все его тренировки будут проходить там - в туннелях. Кот был этому рад, был горд за себя. Нужно было показать себя, показать, что он готов и воителем стать! Вихрехвост пошел искать себе компанию, и на глаза попался Змееныш. Кот подошел к нему.

- Извини, что отвлекаю, но... не хочешь поохотиться вместе? Можем и в туннели пойти! - почему-то этот рыжеватый малыш привлекал. Был в нем какой-то шарм. Вихрехвост надеялся, что он согласится.

— Что ж, спасибо за поздравления, Ворона, — папа холодно улыбнулся маме, — Печально, что ты со мной не согласна. Но возражений я не приму. Небушко идет с нами. Что до тебя, — он повернулся к Бризу, и Небушко оскалбилась: наконец-то, зануду заткнут! Она пригладила шёрстку. Судя по всему, её прогулке ничего не угрожало. — возможно, ты еще слишком молод, чтобы осознать некоторые вещи, но я постараюсь объяснить. <…> Это простительно, ведь у котенка еще достаточно времени впереди, чтобы возмужать. — чем дольше папа говорил о традициях, тем больше Небушко успокаивалась; но, когда он рявкнул: — Когда вокруг мир и все идет своим чередом! — она вздрогнула. Фух… Всё-таки, он мог быть немножечко страшным. — <…> Каждый должен быть готов к войне! Конечно, — он смягчился, и Небушко довольно распушила грудку, — никто не ожидает, что Небушко сможет сейчас сражаться наравне с воителями, или даже наравне с оруженосцами. — Небушко сжала губы. Это было верно, но… неприятно. — <…> Идем. Хорошего дня, Ворона. Грачехвост, ты с нами?
— Но, Канюк, — очевидно, для Бриза речи папы оказалось недостаточно — он продолжил нудить.
И не только он.
— А вдруг с ней что-нибудь случится? — о нет, его мама снова включила… этот режим. Бр-р.
Небушко прижала уши к голове и пристроилась поближе к Грачехвосту, пытаясь абстрагироваться от бесконечного нудения.

✩ овраг ✩

← пустоши (номинально) ← главная поляна (номинально)

Утро после прощания с Лютик уряжено в холодный туман, пронзенный зимним солнцем, как пиками; оно касается ожестевшей шкуры умершей, вызолачивая в последний путь почти ласково, когда старейшины в скорбном молчании приступают к захоронению, и смерть ученицы остается в застывшем воздухе веянием металла и горькой полыни. Зайцелов запоминает последним, как прокаркали вороны где-то за стенами лагеря, вызвав у него дрожь от основания хвоста и до шеи, и осознает последним прижатую к телу Зарянку — после чего все слилось в растянувшийся на вечность миг безнадежности, в течении которого он поднял свое тело с земли, и, проследовав на зов Звездной Сойки (без мысли и без намерения — просто потому, что надо было сделать хоть что-то), осознал себя уже под скалой, вслушиваясь в речи предводительницы дай Звезды, если в пол-уха. На собрании племени он присутствует, то выныривая, как из вязкого омута, то проваливаясь обратно в воспоминания — свежие и отдающие солью, как первая плеснувшая кровь из зияющей раны.

— Молния и Ржанка ходили в патруль и обнаружили, что стада животных двуногих разгуливает по нашим пустошам, — выхваченные сквозь помутнение мыслей слова рождают в груди волну знакомой тревоги — несмотря на то, что Зайцелов знал уже, и даже пронаблюдал за последствиями этой ситуации в виде пробитой насквозь грудной клетки одной из ветровых учениц. Видение, впрочем, того, как эти громадные звери разгуливают целыми стаями по их территории, как будто бы здесь их кормушка, взывает то ли к первобытному ужасу, то ли к праведному острозубому гневу; прислушавшись к себе на мгновение, Зайцелов понимает, что, наверное, и второе, и первое, — Они разбежались, поскольку ограждение сломалось, и двуногие почему-то отсутствуют.

"Двуногие умудряются вредить нам даже не напрямую, не приближаясь близко. Да убережет нас Звездное племя от этой напасти," — горько молится он про себя, усилием воли не глядя себе за плечо — на то место, где недавно лежала Лютик, и где пожухлая трава, припорошенная снегом, еще хранила на себе след ее тела, — "Пока еще кто-нибудь из нас не отправился туда раньше времени."

— Что мы точно можем уяснить из того, что случилось с Лютик, а также того, что увидели Молния и Ржанка - на пустошах стало опасно, — громогласно звучит предводительница, не выглядя, тем не менее, очень уж горюющей по потере. Зайцелов говорит себе, что ему просто кажется; потому как одно —винить эту кошку в недальновидности и авантюризме, не стоящем мышиного хвостика, и совсем уже другое — подразумевать у Звездной Сойки бесчувственность, — и отныне мы не будем там охотиться, пока опасность не минует.

По толпе разносится волна неуверенных шепотков, а откуда-то из-за спины Зайцелов слышит голоса возмущения — однако, чем дольше он думает, тем более верным принимает такое решение. Им всего лишь придется держаться подальше от гнезд этих беспечных Двуногих, и, если звезды окажутся благосклонны, лошади не уйдут далеко от своих прежних загонов; благо, что недостатком территории они, ветровые коты, никогда не страдали. Пускай пастбища изобилуют дичью, и в виду сезона Голых Деревьев это не самая радужная ситуация — но они выживут. У Зайцелова есть вера в свое племя, почти что такая же сильная, как и вера в небо над головой, так что он молчит одобряюще, ожидая дальнейших слов, которые приходят так скоро, как затихают волнения соплеменников.

И слова эти, словно назло, разбивают его возродившуюся было надежду на здравый ум предводительницы, потому что она говорит:

— Охотиться отныне мы будем в туннелях, — и что-то в груди у воителя рвется под натяжением — похоже, что уже навсегда.

Зайцелов сам удивлен тому гневу, что поднимается из его недр, как темная раскаленная мерзость — она встает у него посредь горла, отрезая и вдохи, и выдохи, а мир вокруг вдруг кажется незнакомым, будто враз — и сошедшим с ума. Он заглатывает Звездную Сойку всем своим лихорадочным взглядом, обрамленным схмуренными бровями, и силится открыть рот, а не может; возмущение настолько большое и неизбежное, что он боится выливать его в воздух, дабы не отравить всех, находящихся рядом.

"Она полностью лишилась рассудка. Окончательно, бесповоротно."

Рассказ Ржанки, последовавший в качестве оправдания сего безрассудства, Зайцелов воспринимает в штыки, равно как и само решение, являющееся, очевидно, приказом. Он оглядывается по сторонам, не верящий ни на секунду, что все в племени будут согласны и дадут себя добровольно загнать в подземелья, где не видно ни солнца, ни звезд, и, к своем облегчению, видит ясным, как день, недовольство на морде у Молнии. Пусть они и не сходятся с наставником во многих аспектах и мыслях, да и отношения их что в прошлом, что в настоящем оставляют желать только лучшего, но одно Зайцелов понимает: ни один из них не идиот. И картина протеста кого-то, у кого в племени непререкаемый авторитет, дает ему ощущение крепости костей в позвоночнике.

— Ну и наконец, когда мы подошли к теме туннелей, — воитель чувствует рычание, щекочущее губы, но сдерживается. "Ты только о них говорить и желаешь отныне, не правда ли?", — я прошу выйти вперед тех, кто после вчерашнего испытания почувствовал в себе силы и уверенность стать первыми туннельщиками племени Ветра. Я понимаю, что это доступно не каждому. Но прошу отбросить в первую очередь боязнь всего нового, все предрассудки, и прислушаться к себе - если вы чувствуете себя в туннелях спокойно и думаете, что вам необходимо дальше развивать этот навык, то отбросьте сомнения.

— Да, отбросьте сомнения. Какой в них смысл, если сейчас и на ближайшее время туннельщиками станут абсолютно все, независимо от своей готовности? — не заставил ждать себя Молния, и никогда еще на своей памяти Зайцелов не чувствовал между ними единения, подобного этому. Что злит еще сейчас еще больше — не считая самого того факта, что предводительница пользуется неудобством ситуации в племени, дабы вынудить их стать туннельщиками (пользуется смертью Лютик, как оправданием) — так это то, как Звездная Сойка, осознавая то или нет, разделяет их племя на части, дробит безотчетно. Пусть он и не может представить, как может кому-то быть комфортно в туннелях, но один уже энтузиазм Ржанки показывает, что авантюристы у них присутствуют; и он бы понял, быть может, их желание плутать под землей, однако лишь до тех пор, пока это не касается его самого, и не подвергает его соплеменников неоправданной угрозе для жизни.

Откуда ему знать, после этого, что завтра его самого не отправят в туннели? Или, превеликие Звезды, Зарянку, с которой они однажды уже чуть не умерли и не потеряли там близких?

Молния припечатывает словами, как камнем, и тишина падает на поляну с такой же тяжестью, стоит ему удалиться в палатку воителей, преследуемому долгим взглядом глаз Звездной Сойки. Зайцелов чувствует вкус отмщения на языке, но ровно до тех самых пор, пока откуда-то с боку не раздается покашливание, и в следующем голосе он узнает Канюка — родного отца.

— Видимо, некоторым непросто смириться с тем, что времена меняются.

Он поворачивает ухо в неверии, а после — и голову, но отец на него не смотрит. Зайцелов зато смотрит во все глаза, но почему-то не видит; только слышит, как главный авторитет его жизни высказывает мнение, отличное от его собственного.

— Не могу сказать, что чувствую себя в туннелях спокойно, — "О каком спокойствии речь, когда твои сыновья чуть не умерли там?" — но они явно необходимы нам. Кроме того, я хотел бы приглядеться к тому, как себя в них покажет мой ученик. Поэтому готов продолжать изучать туннели и охотиться в них, пока ты считаешь это необходимым.

Канюк кланяется Звездной Сойке с почтением, которого Зайцелов не разделяет не на крупицу, и одна лишь мысль трепещется у него в голове, как птица, пойманная в черепную коробку:

"Не сейчас. Не при всех. Ты потом с ним об этом поговоришь," — он делает глубокие вдохи, больше на инстинкте, чем осознанно.

"Не позорься. Не дай никому подумать, будто у вас разлады в семье."

После Канюка слово берут еще несколько — Грачехвост, в своей речи приравнявший туннели к племенному благополучию (Зайцелов чувствует рвущийся из горла истеричный смешок, сопровожденный воспоминанием о Кожане, свисающем мертвым грузом у него со спины) и Хорек, чья вздыбленная шерсть и уверенный, твердый отказ уходить от традиций взывают в нем к мгновенному уважению. Форель, та, что мать Зарянки и Крапинки, тоже удивляет своей готовностью лезть под землю, и, наблюдая за ней, Зайцелов вспоминает про ученицу, которая, как оказалось, сидела все это время неподалеку — однако голова ее явно совсем уж не здесь.

"Боюсь даже представить, что увидела ты на пустошах," — наблюдая пустой янтарь глаз собственными встревоженно-травянными, думает он обессиленно, отвлекшись на мгновение от абсурда, в который превратилось собрание. Звездная Сойка решает, тем временем, что вызвавшихся будет достаточно, и сворачивает происходящее попыткой торжественности, от которой за версту несет гнилью:

— Перед Звездными предками, я прямо сейчас ввожу новое звание для котов племени Ветра. Ржанка, Форель, Канюк, Грачехвост, отныне я нарекаю вас туннельщиками. Бриз и Куница, вы, соответственно, будете учениками туннельщиков. В ваши обязанности будет входить изучение туннелей, поиск новых ходов и охота в них. Естественно, воителями вы быть не прекращаете, но нагрузка по патрулям у вас будет значительно снижена, поскольку вам нужно время на другие вещи.

"Время на то, чтобы прятаться от взора Звездного племени под толщей земли, когда все эти воители и ученики могли бы заниматься чем-то действительно полезным — и, к тому же, еще и безопасным. Поверить не могу, что она решила — что Канюк решил — будто бы предки одобрят такое решение," — Зайцелов не чувствует в себе силы дослушивать — хотя бы из-за собственного разочарования, в которое превратился поубавившийся своевременно гнев, и разворачивается спиной к предводительнице, зеркаля недавнее поведение Молнии, — "И все же... пусть они присмотрят за теми, кто добровольно пошел на это. Настолько, насколько смогут."

Он собирается уже уходить с глаз долой, не увереный до конца, куда ему девать все то смятение чувств, что родилось в груди, однако застает громкую сцену, устроенную Сухолапкой Форели — и не то, чтобы его сильно волнует происходящее (не на фоне того, чего он уже успел насмотреться), но вот Зарянка, похоже, более чем заинтересованна развернувшейся ссорой, и последнее, что ему нужно, так это окончательно выбитая из колеи ученица. Качнув головой и вздохнув с ощущением поражения, он подходит к Зарянке и движением лоб-плечо отворачивает от матери и раскричавшейся соседки по палатке; говорит мягко, на грани слышимости:

— Пойдем. Не на что тут смотреть, — и уводит ее чуть поодаль, предварительно прикрывая собою фигуру Форели, сконфуженно опустившей глаза.

→ главная поляна

Отредактировано Зайцелов (2022-01-03 16:25:44)

Вихрехвосту словно брызнули дождевой водой в морду - видимо, Змеёнышу так и не удалось убедить его в том, что ему можно доверять. Надо будет поработать над этим. Даже если серый ученик действительно просто забыл о племенных порядках, пока жил с Двуногими, заручиться его расположением казалось Змеёнышу полезным делом. Может, хоть так он узнает о том, как живут коты вне этих сборищ.

— Мы пойдем с наставником, можешь не волноваться. — Змеёныш смерил усталым взглядом не менее усталого на вид кота, и даже не потрудился напрячь мысли, чтобы вспомнить имя воителя - очередная серая тень в веренице одинаковых пожёванных душ. Безразлично пожав плечами, он встал в конец их небольшой процессии. Пусть сейчас он и был не со своим наставником, он же не выходит из лагеря один? А значит, всё по правилам.

Не то что бы его действительно эти правила волновали. Но выслушивать нудёж соплеменников не хотелось - в такие моменты хоть уши мхом залепляй. Змеёныш улыбнулся этой своей мысли - идея-то действительно хорошая, пробраться бы только в пещеру Дурмана.

К слову о целителе. Колос не появлялся. Это было приятным фактом, но все-таки немного напрягало ученика - если он так и не появится, то это точно было видение изнутри его собственных дум. Головой он в последнее время не ударялся, и солнечный удар в такую погоду точно не мог его хватить. А значит, что-то было не так. Может, пока он спал на новом месте, к нему в голову заползла сороконожка. Они ядовитые. От такого что угодно может увидеться.

Наверное, она сейчас ползает у него между ушей, как будут ползать коты в тоннелях. Маленькие мохнатые жучки, копошащиеся в теле земли. Как в Лютик.

Под лапой хрустнул ледок на замерзшей лужице, и холод воды пронзил подушечку Змеёныша. Кажется, пока они шли, Вихрехвост что-то пытался у него спросить. Или нет. Он так задумался, что толком ничего и не слышал. Стоило наверстать упущенное.

— Какие они? Двуногие? — Змеёныш спросил в лоб, не считая нужным подбирать слова.

---------------> Вход в туннели