- И все-таки мы его поймали - усмехнулся Лисьехвост, с опаской обходя место падения и улегшись чуть ли не на самом солнцепеке. Страх прошел, никто умирать не собирается, однако, после вспышки адреналина, он почувствовал, что не сможет встать с места, пока как следует не отдохнет. Лапы обмякли, живот, наконец, расслабился. Есть совсем не хотелось, казалось, желудок набили камнями. В душе царила странная эйфория, наступающая всякий раз, когда понимаешь, что избежал возможной смерти.
"Все обошлось," - подумал про себя воин, украдкой оглядывая Можжевельника. Он, вроде как, в порядке, хотя переживания за его больную лапу никуда не делись.
- И мы вполне себе целы. Не представляю, как бы я объяснял племени гибель целителя, - сказанное показалось рыжему коту смешным, усы его немного нахально вздернулись и воспаленный эйфорией мозг даже не заметил, что это могло обидеть своего собеседника. Впрочем, Можжевельник никогда бы не спустил даже маленькую обиду с рук, обладая исключительным остроумием и не менее острым языком. Лисьехвост, к несчастью, пал жертвой его злобного красноречия, еще будучи оруженосцем.
После эйфории обычно всегда накатывала усталость и хотелось немного подремать. Он улегся на бок, вытягиваясь во всю свою длину, да так сильно, что чуть не задел Можжевельника. Затем он обмяк, расслабился, прикрыл глаза, широко зевнул, обнажая белесые зубки и почувствовал, как мир постепенно темнеет, мысли путаются, звуки заглушаются стуком сердцебиения и как, наконец, его мозг погружается в сон...
Ему снилось что-то странное. Он даже не совсем понимает по началу, что именно. Фейерверк каких-то звуков, цветов, запахов. Что-то щекочет его в время сна и он плотнее утыкается в это носом, пытаясь как можно сильнее прочувствовать терпкий запах трав, но он смог различить лишь окопник. В его ушах появился какой-то странный гул, смешанный с биением сердца, чужим или своим собственным - он не понимал. Было жарко, очень-очень жарко, солнце словно бы спалило ему шерсть. Гул нарастал, а глухой стук стал нетерпимо громким, настолько шумным, что он не выдержал и открыл глаза.
На самом деле, он и тогда не понял, что произошло. А когда понял, прямо-таки сгорел от стыда: шерсть его встопорщилась и заиграла на солнце огненными искрами, а глаза болезненно широко открылись в удивлении. Подобрав обвисшую челюсть, он, наконец, смог осознать, что взобрался на Можжевельника.
- Ох, мои извинения... - просипел он, не зная, что и сказать.