- Утонуть, - в ответ на взгляд Речной «как на отупелого», Огонек посмотрел на неё не менее выразительно, точно скопировав эмоции на её морде, перенеся их свою широкую, рыжую. - Тебе надо зайти поглубже и расслабиться, чтобы почувствовать, как ты идешь под воду, - недоверчиво продолжал глядеть на серенькую, чуть щуря глаза от отблеском солнца в легких волнах. - А потом, когда ты поймешь, что уже в воде, твои инстинкты подскажут, и ты станешь грести передними лапами. И так выплывешь наружу, - Огонек ей, конечно же, не мог поверить. Он даже по пузо в воду с трудом один раз зашел, почему-то полностью уверенный в том, что. Как только его лапы оторваться от дна, он моментально пойдет ко дну – он же такой большой и тяжелый, как ему удержаться на поверхности. - Самое страшное - полностью намочиться. А потом дело само пойдет, - желание сбежать и выжить боролось с нежеланием показаться трусом и гордостью. Поэтому желтоглазый переступил с лапы на лапу немного неловко, глянул в последний раз на родной лес, на Ручеек, а потом, тяжело вздохнув, медленно пошел к ней, чувствуя, как вода лижет его лапы. Даже его самолюбия и высокомерия не хватило на то, чтобы бездумно прыгнуть прямо в середину. Не смотря на все его. Но все равно понимал, что вполне может потонуть, если ручей этого захочет. Это была её территория и, как бы неприятно не было это признавать, тут Огонек был в её полной власти и совершенно беспомощен. Мерзкое ощущение. Он ненавидел его. Но ничего не мог с этим поделать.

До кошки он дошел вполне спокойно, но когда волны лизнули шерсть на животе, слегка вздрогнул, останавливаясь. Покосился желтым глазом на стоящую рядом юницу, заметил, что она смотрит на него внимательно и чуть насмешливо. А, раз уж она смотрит, у полукровки не оставалось ничего другого как, поморщившись, продолжить свой спуск в воду. Почему-то  в голове мелькнула фраза «идти к собственной смерти». Вообще-то это был чуть ли не первый раз, когда Огонек рисковал своей жизнью. Не любил он этого дела – рисковать. Ни ради чего-то, ни, уж тем более, ради кого-то. Пусть помирает – своя шкура дороже. В общем, он немного нервно опустился в воду по подбородок, задирая голову наверх, подгоняя себя мыслями о том, что, убежав, он опозорит себя в глазах соседки. А затем, как и советовала Ручей, расслабился, ныряя под воду. И вот тут-то и началась вакханалия.

Ему ничего не стоило намочить шерсть. Он не боялся воды, пока чувствовал опору под лапами. Но как только она пропала, началась паника. Бастард не понимал, где чертов верх, где чертов низ, в какую сторону плыть, где голубого, где мелко, в какой стороне солнце и какого Звездоцапа он вообще на это согласился. Оруженосец размахивал лапами почему зря, загоняя себя лишь более глубокое место. Наверное, со стороны это выглядело очень смешно – он ведь барахтался буквально на мелководье – но для самого бастарда это были самые ужасные секунды в его жизни. Он думал, что умрет тут, в ужасе распахнув глаза, чувствуя, как вода их режет, но не закрывая, пытаясь хоть как-то найти ориентир. Это длилось, может, с четверть минуты, потом лапы, как и говорила Ручей, сами выбросили его на поверхности, и он даже смог неуклюже добыть обратно. Но Огоньку было свойственно очень импульсивное поведение – уж неизвестно, от кого оно ему досталось – от отца или матери. Поэтому, как только его лапы коснулись дна, как только он смог нормально вздохнуть воздуха, он сразу же вылетел на берег, крича что-то из серии:

- К Звездоцапу! Не в жизни я больше не дотронусь и когтем до этой вашей воды. Ненормальные. Утонуть, говорит, надо. Да я сейчас тебе утону, болотный поползень, я тебе расслаблюсь, жаб твою за обе лапы! Рыбьи мозги у тебя, Огонек. И у вас всех! – крикнул он через плечо, исчезая в кустах и решив больше никогда не возвращаться к берегу озера. Но, как каленое железо, он очень быстро распылялся, а остывал ещё скорее, поэтому буквально через полминуты он вернулся мрачнее тучи и упрямее барана.

- Давай ещё раз. Пожалуйста.