Огромная. задержка. Мне стыдно. Честно.
– Я понимаю ваши чувства сейчас, – Огонек огромными усиями воли удержал голову на месте, стараясь не качать ей из стороны в сторону. Он не мог поверить Зимушке. Он любил её. Любил. И она его любила. Но не понимала. Совершенно. Его приемная мать не была полукровкой, её мать была достойной воительницей своего племени, она не крутила по двадцать романов на стороне и не рожала котят неизвестно от кого. А Орлица. Орлица предала свое племя. Она тяжелым бременем сбросила на детей этот груз. И все трое отдуваются на её грехи. Смотрят на них, а видят только полукровок, бастардов, не причастных ни к одному племени полностью, находящихся на границе. Ни то, ни сё. Когтишка тог да правильно сказал. Они стоят посередке и не смог достичь великих успехов ни там, ни там.
Он молча выслушал ещё одну нелицеприятную историю . Зимушка уверяла, что Выдру Орлица любила не меньше, чем того, из племени Ветра. Но Огонек не поверил ей. Нельзя любить одного, а котят рожать от другого. Эта кошка, которая родила их, которая обрекла их на такую нелегкую судьбу, она была молода и очень, очень глупа. Как пень. По-крайней мере так считал её сын. Неужели она могла сидеть на попе ровно и не крутить романы и первыми попавшимися котами? А если это был бы одиночка? Или ещё кто? Барсук? Желтоглазый поморщился. Не было чести в том создании, дочери такого великого воина, как Феникс. Она не переняла от отца ничего, кроме цвета шерсти. Ни капли гордости. Ни капли благородства. Ни капли здравого смысла. Только ветер в голове. Неужели она совершенно не думала о том, как потом тяжко придется её детям? Огонек не мог найти ответа на этот вопрос. Он ещё не понимал, как сильна бывает сила любви, как из-за этого чувства совершают поистине глупые поступки, не входившие в планы или вообще из ряда вон выходящие. Как коты и кошки делают то, что им совершенно не свойственно ради любимых. Например, бросаются наперерез собакам. Как воин Ветра, защитивший его, брата, сестру и мать. Но это уже было показателем, благодаря которому юный оруженосец смог оценить того, кто мог бы стать его отцом. И сопоставить его поступки с поступками Орлицы. И теперь в его голое плотно укрепилась одна-единственная мысль.
Вот он был героем. Орлица – нет. Вот он действительно любил. Орлица – нет.
Зимушка вдруг подошла к Акониту и перевернула его лапу, показывая аккуратное пятнышко, напоминающее крылышко. И Огонек впервые обрадовался, что он рыжий. На нем такого «клейма» видно не будет, но то место, где оно должно было быть, словно огнем вспыхнуло. Он был похож не на неё. Он был похож на Феникса.
На Феникса, на Феникса, на Феникса...
- Конечно, мам. Думаю, она... была бы хорошей матерью, – но не лучше тебя, – и наверняка была хорошей кошкой. – Ему было неприятно врать Зимушке. Он любил её всем своим сердцем, а эта ложь давила наго, камнем оседая в душе. Пусть лучше думает, что он простил её, чем что он будет вечно винить её.