>>> Главная поляна

Каждый шаг для Ласточки был мучением, из-за мертвой ноши. Как назло, они шли тихо, и лес был тих, и все вокруг как бы навевало печальные мысли. Будто бы каждый из них уже начал скорбеть. Но на самом деле, лично для Ласточки, еще чувствовалось присутствие Орла и Соволапа. До тех пор, пока она ощущает холодный мех. Пока родные тела не приняла земля. Они еще здесь, с ее семьей. Как бы эгоистично это не звучало, но, наверное, ей было больнее всех. Потерять два поколения - отца и сына. Соволапа, наверное, все ненавидили из-за отца. А она любила. Потому что это ее кровинушка. Потому что он умер таким юным.
Наверное, ее может понять только мама. Она потеряла любовь своей жизни.
Отец... По скорбному виду похоронной процессии Ласточка поняла, что это давит всех. Это молчание, навевающее болезненные и в то же время невероятно приятные воспоминания. Что вот, у того куста отец смеялся от неуспеха в охоте, здесь тренировал оруженосцев и говорил. что ты будешь доблестным воителем...
Ласточка почувствовала, что Соволап стал тяжелее, и только тогда подняла глаза на мать. Она ужаснулась от вида матери. Ее черты потеряла силу, грацию, уверенность. Это очень обеспокоило кошку. Но только она хотела что-то тихо мяукнуть, как вздрогнула от резкого и решительного голоса Предводительницы. Ласточка даже не заметила, что они подошли к реке.
- Туда пойдем, - сказала Кристальная Звезда, и отпустила Соволапа, чтобы пройти через ручей. Черно-белая кошка опустила ношу на землю, после чего Ласточка взяла Соволапа за загривок, потому что боялась, что неловкое движение - и ее котенка уже нельзя будет похоронить, он упадет в ручей. При переходе через воду, она опасливо проверяла каждый камень. Было страшно, мокро, холодно и пусто...
И не хотелсь, чтобы стало хуже.
На берегу кошка снова отпустила котенка на землю и отряхнулась от воды. Она подождала семью. Кристальная звезда ненадолго остановилась, не моргая смотря на камень, потом моргнула и точно вернулось в сознание. Почему-то она подумала, что Кристальная Звезда увидела папу... Это были мысли котенка, а никак не взрослой королевы. Она посмотрела на мать, поймав ее короткий взгляд, как бы подбадривая. И снова двинулась за Предводительницей, взяв котенка в зубы.
- Здесь,- - сказала черная кошка, оказавшись на уединенной поляне. Хорошее место... -Здесь есть кто-то!- зашипела Кристальная Звезда, дважды за их поход напугав Ласточку. Она положила Соволапа рядом с Орлом и огляделась, поведя носом по воздуху. Она очень давно не выходила за границу лагеря, для охоты, и уж тем более для защиты тыла. Поэтому сейчас выглядела очень жалко. И хотя кошка успокоилась, Ласточка это спокойствие не переняла. У матери всегда был острых глаз и нюх! Она не может ошибаться! Неужели, отец настолько вывел ее из колеи? Да нет же...
Кошка принялась копать вместе с братьями и сестрой. Да... давно они не делали что-то вместе. Но ситуация не дает этому радоваться, только скорбеть и ненавидеть себя за каждый сантиметр земли, который удалеяет их и отца.
- Знаете...- тихо сказала Кристальная Звезда и Ласточка повернула голову, наткнувшись на пустой и стеклянный взгляд, смотрящий прямо.
-Все эти луны я пыталась убедить себя и окружающих в том, что я имею право называться матерью, Это так, мама! - подумала кошка, но не высказалась вслух, чтобы не спугнуть искренность Предводительницы. - А на самом деле, я только вчера поняла, насколько на самом деле вы мне дороги. - кошка снова ощутила мокроту глаз, которые из-за ветерка болели ледяным холодом. Да, у нее и матери были натяжные отношения. Но, воспитывая котят, Ласточка поняла, что все, что делала мама делало ее, черно-белую, сильнее. И да, у них были специфичные отношения. Но это мама... И так страшно, если она станет такой же опустошенной, как ее глаза сейчас. Если даже смерть отца заставила Ласточку прикоснуться к Лучехвостой, то это мама...
Голубоглазая резко вскочила и подбежала к кошке, прижавшись к ее шеи головой и замурчала тихо-тихо, - Ты самая лучшая мама на свете. 

Отредактировано Ласточка (2017-06-21 12:42:37)

Лучехвостая была поглощена пустотой своей души. Казалось, тоска и боль были столь сильны, что поглотили все чувства. Каждый шаг, каждое мгновение отдавало приглушенной болью, словно это было где-то совершенно не здесь. Словно от чувств остались отголоски прошлого, словно от эмоций остались осколки прошлого, словно весь вихрь чувств улетучился куда-то высокого в необъятное небо, далеко за серебряный пояс. И все же... чувства были? В груди была пустота, которая была сравнима с тяжеленным камнем. Тянуло вниз. Вниз, склонить голову, упасть, потерять себя в агонии слез и истеричного смеха. Но этот "камень" сдерживал бурю, превращая все в ничто. Сокрушающее все на своей пути ничто.
Если поднять взгляд и увидеть мертвые тела, можно вновь сойти с ума. Можно вновь распрощаться с трезвой психикой, уступив место больному воображению, которое никогда не сможет смириться с утратой близких. Можно никогда не поверить в их смерть. А можно - смириться. Лучехвостая выбрала смирение. Смирение во всем. За бурей эмоций крылись бессмысленные осознания, бессмысленные решения. Без души. Кошка подняла голову, чтобы увидеть семью. Общий траур. Но такой ли он общий сейчас, такой ли он общий, когда она всегда была отдельно от всех? Рядом с теми, кого нет. Когда-то давно она выбрала не ту компанию, не тех котов, не ту жизнь, не те нравы, не те взгляды. Чтобы хоронить отца.
Похоронная процессия шла тихо, молчаливо. Лишь трест веток, тихий шелест листвы разбавлял этот путь. Темно, хмуро, уныло, безвольно, бесчувственно, бесполезно. Сжималось ли и у других сердце так же сильно, как и у пестрой воительницы? Такие разные сердца, такие разные истории. Лучехвостая не могла терпеть их всех. Потому что она была уверена, что никто из них не смог бы понять ее боль.
"Никто, никто из них...  Как и я не могла и не смогла понять свою семью. Как мало добрых слов я успела сказать отцу? Как ничтожно мало я сказала, что люблю его. Как невероятно мало благодарила Орла. Как мало... мало... ценила его. А теперь, когда его души тут нет, нигде нет, ни за травой, ни за кустом, ни за деревом... Теперь, почему лишь теперь так больно и сильно ощущается эта важность жизни рыжего кота? Почему, когда он был жив, нельзя было сказать ему заветные три слова? Почему нельзя было его поблагодарить тогда, когда он мог услышать, мышиный помет?! Почему нельзя повернуть время напротив, чтобы исправить все? Каждый час, каждый миг, каждый вздох! Уберечь всех! Пожертвовать никчемной своей жизнью ради жизни других?"
Бесшумный вопль боли поднялся ввысь, растворяясь в воздухе скорби, и угас.
Берег ручья возник перед кошкой столь неожиданно, что она стушевалась, возвращаясь в реальность. Лучехвостая хотела было помочь, но, открыв рот, закрыла, побоявшись родным предложить помощь. С режущей душу мыслью, кошка преодолела ручей, чтобы с каменным взглядом ждать остальных.
"Так глупо, да? Никогда не смогу этого сделать."
Ждала, обнимала себя хвостом, укрывала от боли, от мыслей, не могла с этим справиться, дрожала, кромсала мысли на куски, старалась не смотреть на тела, старалась не думать, но все равно смотрела завороженным пустым взглядом, истлевая как догорающий кусочек угля у двуногих... Догорала и она.
"Такая высокомерная всегда, такая гордая и важная, неспособная на любовь, словно боится... И такая слабая сейчас, такая побитая болью, горечью, словно захлебнувшийся отчаяньем котенок. И все равно такая невозможно сильная, даже сейчас не может никак сломаться. Словно дерево. Словно даже если под лапами не будет твердой почвы, ты, Кристальная Звезда, будешь стоять. Какая же ты слабая. Какая же ты сильная. Как же... Как же... Я тебя не могу вынести. Всем своим сердцем. Сейчас, когда смотрю и вижу, мне хочется не видеть. Ты ломаешься? Тебе помогут. А мне никто не помог. Я сама. Интересно, откажешь ли ты в помощи? Справишься сама? Смотри не утони, не дрогни, ты еще нужна племени, но нужна ли другим?"
Лучехвостая отвернулась, сжав зубы. И как бы сильно отношения не были натянуты, пестрая переживала. Только не смела и думать о том, что ей действительно не хочется видеть мать такой... страдающей. И одновременно хотелось утопить в боли, чтобы наконец увидеть эту агонию.  Но ее не будет, ведь так? Так. Не должно быть. Лучехвостая считала Кристальную Звезду сильной кошкой. Отрицала, но считала. Всегда. И в эти минуты слабости черного тела, за взглядом карих бесчувственных очей на мгновение открылось беспокойство. А что, а что если правда сломается? Сломается и не встанет? Она ведь любила Орла, любила...
Отдельно от всех, отдельно от всего мира, пестрая кошка шагала вместе с соплеменниками. Она молчаливо сидела в стороне, когда для тел выкапывали ямы. Хотелось... плакать. Хотелось попросить, чтобы они не закапывали тело, чтобы оставили... Ну вдруг, вдруг он сейчас поднимется? Вдруг случится чудо и мертвые оживут? Почему у него не было девять жизней? Лучехвостая призналась сама себе, что с радостью б отдала свою жизнь в обмен на чудо. Пусть он восстанет, пусть они будут счастливы. Но, простите, разве чудеса смогут посетить их лес? Никогда.
"Почему тела не исчезают, как сияние светлячков в глубокой ночи? Почему тела остаются, а души безмолвно уходят, провожаемые умершими предками? Почему уходят, не попрощавшись, уходят, не сказав ни слова, не шепнув на ухо хотя бы смысла жить без себя? Почему оставляют бесчувственное тело, чтобы смотреть и страдать, смотреть и видеть всего лишь ничтожное тело без души, что я когда-то обнимала, прижимала к себе? Холодное безмолвное тело без души, кому оно нужно? Зачем смотреть, страдать? Почему оно просто не исчезает бесследно, как белоснежный легкий снег? Почему тела - остаток души? Почему тело без души не живет? Почему мы должны смотреть? Почему мы должны реветь над холодным телом, если это не та душа, которую мы любили. Это всего лишь холодное тело, что когда-то было невероятно теплым, тело, у которого билось сердце, тело, которое так тепло и нежно урчало... Которое говорило мне, как любит меня... Почему оно не исчезает, почему мы должны своими лапами прятать его от взора души с небес?..."
Хотелось проливать слезы, но она не смела.
- Здесь есть кто-то! - надрывный злой звук. Кристальная Звезда. Лучехвостая вскинула голову, смахнув слезы. Никого не было. Все это поняли. Или, быть может, поймали себя на мысли, что тут осталась душа его? Старшая дочь его зажмурилась, отвернув голову от тела. Не может быть такого, не может и не будет. Она не верит больше в эти сказки. Тело не оживет, не поднимется, душа не прошепчет последних слов. Никогда.
"Глупцы, кто верит в сказки."
- Знаете... - и на надрыве нота, и на последнем вздохе голоса стон. И взгляд совсем уже не жив. Хочется качать головой и укрывать собою, убаюкивать... И отрицать столь жалостливые мысли. Хоть на надрыве туда-сюда. И ненавидеть, и любить. Лучехвостая порывалась утешить мать, которую никогда не простит простила, но не хотела боялась.
- Все эти луны я пыталась убедить себя и окружающих в том, что я имею право называться матерью, - тихо, почти не слышно, неразборчиво, спотыкаясь в словах...  - А на самом деле, я только вчера поняла, насколько на самом деле вы мне дороги...
Те слова, от которых глаза вновь наполнились слезами, захотелось рвануть и обнять эту душу, маму, но вместо этого пестрая в нерешительности замерла. Те слова, которые так давно хотелось услышать. Вновь. Еще. Хотелось утонуть в добрых словах. Хотелось наполнить всю жизнь добром и нежностью, миром и любовью. Вернуться в прошлое, разбросать в их жизни открытую любовь друг к другу, помирить при первой ссоре навсегда... Это были те слова, за которые никогда не простит, потому что в нужный момент они не были сказаны. Тогда, когда так нужно было. Тогда, когда с таким трепетом сердце ждало и метало, ожидая похвали и любви...  И хотелось сейчас, как маленький котенок, растерять все свои шестьдесят лун и прижаться к боку матери, чтобы ощутить себя любимой, как ощущала себя любимой Орлом и Ураганом. И пусть бывали в прошлом мирные мгновенья, когда, казалось бы, хотелось верить, что это самые лучшие отношения между ними, все равно, бывало после этого и то, что не хотелось вспоминать, столько ненависти в каждом брошенном слове...
- Ты самая лучшая мама на свете, - взметнувшись к матери, Ласточка прошептала эти добрые слова, которые, наверное, когда-то всем им хотелось произнести... Только вот Лучехвостая, наполненная незабытой ревностью, не могла произнести эти слова, не могла и не согласиться с ними. Зверобой переглянулся с ней, а затем и с Миндалем. В его глазах читались слова: "давай же", но нет. Никогда не дрогнет обманутое сердце, никогда не признает это раненая в детстве душа, не наученная взрослой жизни за эти проклятые шестьдесят лун. Лучехвостая сидела, словно прикованная. И соврать бы, если бы она не хотела прижаться к родным котам, кошкам, но не могла собою разрушит это маленькое скорбное счастье. Не могла своим прикосновением, своими грязными ненавистными мыслями разрушит это мимолетное мгновение. Хотелось обнять, закричать, что это все неправда правда, дать волю чувствам... Детская обида, травма, которая не была никогда забыта, не давала... простить и забыть.
- Мы семья. Самая крепкая семья. Я люблю вас, - обняв семью, присоединился Зверобой, оглушая неверующие уши урчанием. Лучехвостая, не веря ни глазам, ни ушам, застыла. Почему... Почему, мышиный помет, нельзя было раньше это сделать, когда все были живы? Когда все нуждались в этих целебных словах, когда так нужно было... сказать?  И сейчас, сейчас это все кажется янтароглазой воительнице полным бредом. Не может быть самая крепкая семья такой! Не может! Не может самая лучшая мама на свете быть такой... Кошка - да. Мать - нет. Мать, это другое. Это когда любит, когда обнимает, когда живет детьми, с детьми, когда ради них все, а не выбирает свое племя, а не выбирает быть сильной, скалой, защитой всему их роду и всем их друзьям?...
А сейчас... Подойти, обнять или остаться? Остаться, отвести взгляд. Чужая. Не с вами. Простите, но нет. Лучехвостая молчаливо выдержала этот прилив нежности, хотя, если бы она только могла отречься от своих древних обид и странного страха, она бы обняла. Заплакала, обняла, сказала бы, как любит, сказала бы, как горит ее сердце от любви, что скрывалось так давно, как ярко горят глаза теплом и счастьем, что наконец обрела семью... О которой с самого детства так сильно и ярко мечтала. Но даже создать свою не вышло. Ураган мертв. И это - тоже не семья. Орел мертв.
"Душа моя для вас мертва уже давно."

Говорила ли Ласточка искренне? Да. Во-первых, как ни крути, мама в ее жизни одна. Она не смотрела на королев, вылизывающих своих котят, завистливо - нет. Она проходила мимо этих бесхребетных изнеженных котят с гордой осанкой, говоря всем своим видом, что когда вас будут посвящать в оруженосцы, я уже стану Предводителем. Плюс, так уж повезло, у нее было два любимых брата всё детство и юность. Они соперничали, но всегда по доброму. Кто сколько мышек принес, кто быстрее добежал до границы и прочее. Во-вторых, попытайтесь прикинуть, как соединить главенство и семью. Ты - Предвадитель, ты грозный, тебя боится и уважает всё племя, но утютю котятки. Нет. Ласточка видела, или искала, но находила малейшие признаки материнской заботы. И она хочет воспитать котят также, не домашними котятами, а знающими суровости жизни воинами.
- Мы семья. Самая крепкая семья. Я люблю вас, - кошка заурчала на материнском плече, блаженно закрыв глаза, после чего выпрямилась и заглянула в янтарные глаза матери.
- Прости меня, Ласточка... С тех пор, как я взяла тебя себе в ученицы, я все силы бросала на то, чтобы сделать из тебя воительницу, похожую на себя, не понимая тебя в том, что ты можешь стать ещё и хорошей матерью,  и это труд не меньший,чем служение своему племени.. - проковорила взрослая черная кошка с хрипотцой, не свойственной ей прежде. Кошка позволила себе секундную заминку. Она всегда хотела быть воительницей, а не королевой. Нет, серьезно. Просто ее судьба решила поиздеваться, что сначала Мастер выводит из колеи, потом хочется вернуться в жизненный поток, вкусить чувство любви, заботы, семьи... и пуф. Все хорошо. Все хорошо, потому что есть Бородист. И котята. И братья. И мама. Знаете, если думать, что все плохо, все так и будет. Мысли материальны. Не надо убиваться по умершим, не надо предлагать им свою жизнь. Это не исправить. Надо просто говорить все живым, чтобы ни о чем не жалеть. Прижаться к родному боку, забыв о разногласиях. Поддержать семью.
- Я еще стану лучшей воительницей, будь уверена, - ровно сказала кошка со смешливыми нотками, дабы как-то развеять атмосферу.
- А ведь кроме вас, у меня никого не осталось,- тут кошка вздрогнула и прижала уши, почувствовав, как встает шерсть на загривке. Жуткие слова. И, это звучит не особо утешительно, поэтому осталось в голове Ласточки - хорошо, что в таком горе она не одна. Хорошо, что есть семья. Хорошо, что эта семья все понимает и не бросает тебя в трудную минуту. А, подождите...
- Хоть слово скажи, - попросила Кристальная Звезда почти шёпотом. Кошка стиснула зубы. Хотя она стояла спиной к тому, кому обращалась мать, Ласточка точно знала, что говорит Предводительница не с Миндалем. Эта особь выбесила ее еще в лагере, когда не приняла ее искренний порыв быть близко с сестрой, что сейчас хочется отмывать свою шерсть от столь грязной персоны. Лучехвостая.
Кошка медленно повернулась к сестре. Ее прожигающий взгляд был совершенно далек от взгляда Зверобоя, который относся к сестре с пониманием. Нет, сейчас кошка готова была вцепится в шею трёхцветной кошки. Да, у них были перепалки. Но не было столько негатива за один день.
-Она не скажет, - все также ровным тоном сказала Ласточка. Момент испорчен. Даже не смогла проводить отца по чести. Всё то у этой, казалось бы, совершенно взрослой кошки через пятую точку. Ласточка никогда не понимала характер Лучехвостой... Особенно сейчас. Она пыталась, правда пыталась. Но слишком много лун разницы не дает ей это сделать. На начало следующей речи в глазах двухцветной читалась открытая обида. - Она забыла кошачий. Иначе как объяснить то, что она ведет себя, как дворовая псина - не ответить на искренний порыв сестры в такой день, это ладно, даже не посмотреть в глаза матери при таких словах и не проводить отца по чести, даже не заморачивать лапы об его могилу... - на последнем слове кошка всхлипнула и отвернулась от трёхцветной. Она не хотела, чтобы та видела ее слезы. Это слёзы гибели отца. Это касается ее семьи. Сейчас это не касалось Лучехвостой. Ласточка знала, кем был Орел в жизни Лучехвостой. И потому она тем более не понимала, почему она так ведет себя. - Если бы не Диковинка, я бы думала, что у тебя нет сердца, - тихо закончила кошка, не взглянув более на сестру. Забавно. Она хотела быть такой же гордой, как Лучехвостая в детстве. Но это не та гордость, которая заставляет биться за свое племя, которое испытываешь, когда воспитал гениального оруженосца... Это капризы. Капризы старой маразматички. Которая со смертью Урагана должна понимать Кристальную Звезду лучше всех присутствующих.
Жаль, что Ласточка не знала о внутренней борьбе Лучехвостой. И о ее мыслях.

Отредактировано Ласточка (2017-07-05 17:33:19)

- Прости меня, Ласточка...
"Прости меня, Лучехвостая."
Лучехвостая с тихим вздохом в мыслях повторила ту фразу, которую хотела услышать еще раз. С тех давних времен... Но, вскинув голову, кошка лишь вздрогнула, убиваемая эмоциями. Но не сама ли она выбрала этот путь, не могла отпустить то, что давно уже могло перестать насиловать душу? То, что давно следовало забыть, простить, растворить в памяти, словно страшный сон. Кристальная Звезда всегда хотела из своих детей, учеников воспитать нечто великое, лучшее и сильное. Как жаль, что они нуждались не только в силе, но и в любви матери. Или только Лучехвостая не смогла справиться с этим? Не смогла пройти испытание воли. Не без ревности в глазах смотрела она, но это была не та злая ненависть, а скорее грустное и бездонное сожаление, что Кристальная Звезда говорит не с ней. И все же в такой момент, пусть и ревнивый, кошка могла бы улыбнуться тому, что семья вместе, ведь все же это случилось... спустя столько долгих лун. И умиление от слов матери не прошли мимо пестрой, хоть она и не изменилась в выражении морды. Что бы они подумали, если бы она внезапно мягко улыбнулась? Да ежи полетят, земля треснет, прежде чем кошка сможет не побояться своей улыбки. Своих проснувшихся чувств, даже если душа мертва.
- А ведь кроме вас, у меня никого не осталось, - и со страхом поднимая взгляд на свою старшую дочь, мяукнула Кристальная Звезда таким голосом, словно только сейчас осознала ту самую истину, без которой раньше было жить как по ежам ходить. Но смотрела мать так, словно пестрая была невообразимым чудовищем в страшных кошмарах, так, словно сейчас та набросится и разорвет их души в клочья. Кареглазой стало еще больнее. Лучехвостая не хотела быть чудовищем в глазах родных, не хотела быть тем, кто вызывает страх. Больше не хотела. Напротив, сейчас, в такой атмосфере, когда глаза едва ли не слезились от чувств и ненависти к себе, кошка так хотела переписать всю историю... или хотя бы набраться сил обнять свою семью...
"Это так страшно."
Страшно от одной мысли проявить нежность и получить отказ, страшно резко измениться, поменять свое мнение... Простить? Передумать, переписать все чувства... Обнять дрожащей лапой...
- Хоть слово скажи, - не то попросила, не то потребовала черная кошка. В глазах читались такие странные чувства... сожаление об упущенном, мольба о словах... Прощении? Возможно. У пестрой защемило сердце, когда она услышала этот хриплый голос, адресованный себе. По телу будто бы прошла дрожь, хвост нервно дернулся. Сказать? Но что...? Сказать, как больно, как тяжело, как рвется сердце у взрослой, наученной... жизнью? Разве? Сказать... Сказать, что любит? Что прощает? Как сказать эти добрые красивые слова, что она так мало говорила сама своей дочери, идя по той же тропе с Кристальной Звездой? Как подобрать верные, искренние слова, которые так давно хотели вырваться наружу и окрасить эту жизнь в нечто более радостное, чем есть. Боялась. Не могла измениться. Но, может, если прикрыть глаза, если очистить душу, то правильные и верные слова придут, расскажут все, отопрут все запертые двери...? Это ведь семья, ее родная семья. Миндаль, что когда-то с ней, с ней, такой вредной колючкой Лучехвостой пел печальную песню, Зверобой, что всегда пытался разрядить все ссоры миром и терпением. Ласточка, что иногда смела проявить добрые порывы чувств. И ведь это все было для нее, не зря, для нее одной такое отношение! Такое... Слишком поздно воительница разглядела то добро, что несли ей другие, то добро, что даровали ей. Ту скрытую любовь, что она не видела от Кристальной Звезды! Но она была, ведь была, и в таком многом проявлялась, что как она, старшая воительница, не смогла спустя целых шестьдесят лун понять и заметить эту невероятно нужную ей любовь?  И только Лучехвостая открыла рот, чтобы сказать дрожащее от всего сердца "я люблю вас", сказать то, что лишь сейчас осознала, что сейчас стало таким особенно важным... Ласточка не выдержала.
- Она не скажет, - ровным, холодным тоном произнесла младшая сестра. Лучехвостая перевела взгляд на нее и лишь сейчас заметила ту ненависть в глазах, которая была адресована ей. Ей. Ей. Воительница сглотнула. И вмиг стало холодно, и вмиг завыл душераздирающий вопль в душе. Словно в холодной воде топили. Даше дышать стало труднее. Хотелось ответить, что она скажет, сейчас, подождите, нет, нет, она не плохая... Выражение морды кошки стало страдающем, на надрыве.
- Она забыла кошачий. Иначе как объяснить то, что она ведет себя, как дворовая псина - не ответить на искренний порыв сестры в такой день, это ладно, даже не посмотреть в глаза матери при таких словах и не проводить отца по чести, даже не заморачивать лапы об его могилу...
Так едко и так знакомо... И в самом деле, это так больно, так невыносимо... Словно носом во все ошибки, что так старалась забыть и опустить. Эти слова, пусть были не более едкие, чем порой вылетали из пасти пестрой, ранили. Рвали душу так больно, так неосторожно, что это можно было сравнить с пожаром на своей шерсти, с укусом здоровой дворняги... И нет, даже это не могло сравниться. Не могло. Это была другая боль, невыносимая, невероятная, хотелось заткнуть уши и кричать от боли осознаний, как она противна в их глазах.
"Замолчи! Замолчи! За-мол-чи! З а м о л ч и ! "
Но Лучехвостая молчала, отчего-то улыбаясь. Улыбалась, потому что это была такая правда, и она была так согласна с ней, что просто тянула губы в тяжелой улыбке. Но рта не могла открыть, не могла выдавить и толику звука, словно бы язык отсох совсем, как и проклятая мерзкая душа. Все ведь так. Так, как говорит Ласточка, так, как думают о ней все. Она такая. Она такая отвратительная.
- Если бы не Диковинка, я бы думала, что у тебя нет сердца.
- У меня его нет, - все также глупо улыбаясь, отозвалась Лучехвостая. Пожалуй, это правда. Ведь если бы оно было, все было бы совсем иначе. Тогда бы она с Диковинкой была бы лучшей подругой, а не той, которая с трудом может припомнить, сколько той лун. Пестрая вздохнула и задрала голову наверх. Небо отвечало невыносимой тишиной. Но слезы, слава Предкам, не вытекли из глаз, а ведь это было совсем близко... Ведь это так больно, признавать свое ничтожество. Зверобой присел у могилы отца. Лучехвостая смотрела на него, пытаясь за время, отданное ей, все же выжать из себя хоть какие-нибудь слова, хотя после слов Ласточки хотелось лишь уйти и скинуться со скалы. И это было вполне возможно, если бы пестрой не хотелось все же вымолвить несколько добрых искренних слов. Потому что они все смогли, а она - нет.
- Прошлое не имеет никакого значения, - сказал наконец Зверобой, поняв, что его старшая сестра не может ничего сказать. - Потому что мы не такие, какими были вчера, луну назад или сезон. Мы живем сейчас, а прошлое пеленой застилает нам глаза! Мы слепые как котята.
И это были такие верные слова, что Лучехвостая незаметно кивнула ему, ведь всю, всю жизнь она жила прошлыми обидами, не смотря в настоящее, не учась настоящему. Лишь прошлой любовью. Прошлой обидой. Прошедшей законченной историей.
- Лучехвостая… Иди сюда, - и протянул лапу. Протянул лапу так, как давно мечтала она о чей-то протянутой ей лапе, чтобы уцепиться и не упасть никогда вновь. И Зверобой это сделал, словно бы почувствовал, в чем она нуждается. В нем словно бы говорил Орел. Такой похожий.... Невероятно. Почему пестрая заметила это лишь сейчас...? – Не бойся и не упрямься. Просто сделай то, что хочет твое сердце. Позволь ему стать твоим проводником…
Из-за слез ей казалось, будто бы позади Зверобоя стоит Орел. Выдумка это или нет, кошка знать не хотела. Она сглотнула слезы и улыбнулась доброй искренной улыбкой. И наконец сделала шаг вперед. Нетвердый, неосторожный, неловкий, словно котенок... Но шаг! Как невообразимо он велик и как ничтожно мал. Лучехвостая двигалась к семье и наконец раскрыла рот.
- Всю свою жизнь я была слабой и не могла простить обиды, что застилала мне глаза. Мне хотелось той самой крепкой семьи, которую я видела в других семьях. Только вот... - Лучехвостая подняла взгляд на Кристальную Звезду. - Только вот я никогда не понимала, что мы - и есть пример крепкой семьи. Мне стыдно подумать об этом лишь сейчас, но... Ты, мама, всю свою жизнь спасала меня, Ласточку, Зверобоя, Миндаля и все племя, давала всем, всем кров и еду. Ты никогда не бросала нас, ты была рядом, укрывала и защищала, хоть и была для меня невероятно далеко. Но ты старалась, чтобы мы все выросли крепкими и прекрасными воинами, и, поверь, твои заслуги были не напрасны. Племя довольно тобой, мы все должны быть довольны твоей работой. Ты сильная, невероятно сильная кошка, и я тобой всегда, всегда восхищалась. Ты, как бы тебе ни было больно, мужественно сражалась со всеми проблемами и неприятностями. Ты невероятна, я восхищена. Моей главной ошибкой было то, что я требовала от тебя любви к себе, хотя даже и не догадывалась, как много, невероятно много ты делаешь. Я хотела простых объятий, в то время как ты своими силами защищала всех наших друзей, всю нашу семью от гибели. И тебе это удавалось на протяжении многих лун, ведь ты жила  настоящим. А я прошлым. Смерть Урагана, я помню ее как сейчас. И я не могла и не могу двигаться вперед, когда... Когда нет никого, кто мог бы просто меня прижать к себе, крепко-крепко, - на этой ноте голос у кошки окончательно задрожал, но она продолжала, боясь, что если остановится, то не сможет вновь открыть рот. - Но я поняла, только что, сейчас, что ты, да и вы все, тоже нуждаетесь в этом незаменимом тепле. Когда просто нужно обнять. Когда просто нужно сказать теплое слово, от которого становится так тепло и хорошо на душе, что, кажется, ты сможешь все. И знаете, мы сильные, раз мы все здесь и сейчас. Мы сильные. Мы справимся. Мы сможем. Орел так долго нас объединял, чтобы, когда пришло его время, мы могли бы оставаться близкими друг другу жизнями, могли оставаться незаменимой семьей... Я люблю вас. Какими бы вы ни были. Как бы глубоко, как я, не заблуждались. Я приду на помощь, я стану тем, кто подарит то тепло, я стану той, кто научится говорить добрые, хорошие слова.
Простила.
Отпустила.
Высказалась.
И коснулась лбом лба матери, закрыв глаза.