Перепел, чувствуя, как теплое ощущение в груди, похожее на удовлетворение сделанным благом для всего их многочисленного племени, кинул в небольшую кучу целых четыре мышки. Четвертая, правда, была настолько тощей, что, наверное, не убежала бы даже от котенка и, к тому же, поймана была у самого входа в лагерь, так что, видимо, была совсем старой и выжавшей из ума, но рыжего это не особо волновало – пища есть пища. Он охотился с самого утра и был полностью доволен результатом. Для поздней зимы такой крупный улов – вполне себе прилично. Мыши только начали просыпаться от спячки – да и то сказать, далеко не все – и копаться в земле в поисках пропитания, но даже после такого долгого сна, подталкиваемые голодом, они всё ещё были слишком пугливыми и не отходили далеко от своих норок, поэтому изловить их было делом трудным. Ещё двоих он упустил, раздосадовано клацнув зубами прямо у самого входа в их жилище. Он даже попытался было раскопать его, но через пару минут бросил это занятие - земля сильно промерзла и ещё до сих пор не оттаяла, так что копание было сравнимо с царапаньем по камню. Ничего хорошо из царапанья по камню, кстати, не выходит – только когти пообломаешь.

Быстро облизнувшись и не переставая радостно урчать, он скользнул взглядом по поляне в поисках кого-нибудь, с кем можно поделиться этим чувством и с кем он сейчас сможет отдохнуть. Но не просто поваляться на поляне, обсуждая прошедший день, его достоинства и недостатки, кто сколько дичи наловил, есть ли нарушители, кто с кем сошелся и так далее, а именно отдохнуть в понятии Перепела. Что значит выползти с поляны и прогуляться по вечерним равнинам, любуясь красивым закатом и болтая, правда, на те же темы, на которые можно было поболтать и в лагере. Но, видимо, есть для него какая-то разница в обстановке. С одной стороны переполненный лагерь, где от шумных разговоров и незатухающего смеха нельзя нигде спрятаться, где твои слова может услышать каждый мимо проходящий. А с другой – бескрайние равнины или луга, берег молчаливого озера или журчащий ручей, где нет лишних ушей, и где твой смех – единственное, что разносится по холмам. Гораздо более благоприятная обстановка для откровенных разговоров, не правда ли? Там даже как-то дышится легче из-за отсутствия болтающей толпы, словно коты в лагере забирают у тебя весь кислород, оставляя задыхаться словами.

Взор его остановился на лежавшей с полуприкрытыми глазами Смех – черно-белой подруги детства, с которой они не раз уже гуляли вместе, оставляя суету за плечами. И сейчас как раз тот день, когда ему снова нужно было побыть наедине с кем-то, кому он полностью и безоговорочно доверял. Таких котов было очень и очень мало. Точнее всего двое – эта юная воительница и, конечно же, родной братец. Но, согласитесь, если выбор будет между прогулкой с братом и прогулкой с молодой особой противоположного пола, то предпочтительнее тут будет явно второй вариант.

- Смех, - как можно незаметнее приблизившись, он неожиданно появился возле подруги, наклонился к иссиня-черному хвосту и легонько дернул за него, - эй, Смех, солнышко, вставай, - Перепел прошел ещё чуть в перед и ткнул её носом в плечо, заставляя пошевелиться, - пойдем прогуляемся, пока окончательно не стемнело. - Он вдруг резко поднял голову и весело оскалился, сверкая глазами и продолжая говорить уже с мурчаще-урчащими, глубокими по звуку нотками. - Если это заставит тебя встать, то можешь считать этот поход свиданием, - такие слова могла бы всерьез воспринять любая другая кошка, но только не эта желтоглазая особа. Ведь они обменивались подобными фразочками, откровенно смахивающими на флирт, по сотню раз на дню, иногда вводя в ступор остальных соплеменников, проходящих мимо и слышавших подобных характер их разговора, учитывая, что парой они так и не стали. Но в этом был весь Перепел. В этом была вся Смех.

Конечно же, в первый раз подруга отказала ему, подтекстом послав куда подальше и недовольно повернувшись спиной. Но настойчивость (или упрямство?) – одно из главных качеств Пела. Он знал нужные слова, знал, что если он начнет «игру», сделает первый ход, то чернохвостая уже не сможет не ответить на этот выпад. Не сможет не поддержать начавшее раскрываться театральное действие с ними в главных ролях. И как только он произнес последнюю фразу, один из пламенно-желтых глазищ распахнулся, деланно округляясь в первоклассно разыгранном изумлении, зрачок резко сузился в тонкую-претонкую полоску, а сам глаз на секунду превратился из кошачьего в совиный, заставив его весело ухмыльнуться этому зрелищу. И, не снимая веселый оскал с морды, он чуть отодвинулся, давая ей больше места, когда кошка начала подниматься на лапы, тяжело опуская плечи и голову. Спать, видимо, все ещё хотелось, но интерес к «свиданию» явно пересиливал желание упасть и снова провалиться в объятия к Морфею. Это приятно отзывалось в душе Перепела, словно эта кошка делала что-то против своих желаний ради него. Хотя, может быть, оно так и было, но он предпочел не развивать эту мысль. Отчасти потому, что его прервали: воительница вдруг оказалась совсем близко, её дыхание опалило белую щеку, а шепот с придыхание заставил локатор резко дернуться в сторону, спасаясь, словно как от огня. Ему показалось, или сердце его пропустило удар, когда юница мимолетно коснулась его морды носом? Скорее всего, показалось. Это же просто Смех. Просто Смех. Её мелодичный, переливчатый хохот медом полился ему в уши, а белый лоб столкнулся с плечом юноши, заставляя его присоединиться к ней, задорно фыркая. Все, о чем он мог бы подумать ещё секунду назад, тут же забылось. Может, дай ему вселенная чуть больше времени подумать над тем, что он вдруг почувствовал, он бы пришел к какому-то логическому заключению, но пока все это вылетело из его головы, определившись как «мысли глупые, из которых можно сделать только выводы ложные».

- Ммм, - он чуть наклонил голову, разглядывая чернохвостую, - сходим к зарослям утесника, посмотрим на виды? Или спустимся к самому берегу, проверим как там наше озеро? Или, может быть, побегаем по равнинам? – с каждым предложением он подходил к ней все ближе и ближе, решив поддержать игру, которую сам и начал. – Сегодня выбор за тобой, - эти слова опалили её уши, он уже подошел так близко, что кошке, бывшей ниже него, пришлось задирать голову, чуть ли не утыкаясь носом в его нос, смотря снизу вверх. А Перепел стоял на месте, бегая глазами с одного желтого глаза на другой, усиленно пряча веселье для реалистичности происходящего. Он и не помнил, когда эта особа смогла подобраться к нему так близко. И дело не в физическом расстоянии, когда между ними и мышь не могла проскочить, а в характере их отношений, который говорил о полном доверии и взаимопонимании с обеих сторон. Ещё в детстве Перепел решил никого к себе не подпускать, чтобы не больно было потом терять. Но Смех... Как могла случиться такая промашка? Как эта белоснежная воительница проникла к нему душу, хотя он и ожесточенно охранял все подходы к ней? Но ей все же это удалось на самых последних лунных его ученичества. Четыре или даже пять месяцев назад они впервые начали проявлять зачатки таких вот отношений. Там словечко, здесь движение. И так, потихоньку, они выбрались на тот уровень, на котором находились сейчас. По лагерю одно время ходил слух о том, что они были вместе, но и он постепенно утих, так как особого прорыва в их «паре» не наблюдалось. Соплеменники постепенно начали смиряться с такой близостью членов их клана. А они никогда не смущались, помогая вечерами друг другу с умыванием, утром иногда принося завтрак ещё спящему другу в палатку. Это была верхняя грань дружеских отношений. Более близкими друзьями уже невозможно было стать, следующая ступень – влюбленность, но оба воителя не спешили переходить за огненную линию, скача на самом краю. Словно дальше был обрыв и не один из них не решался проверить, что же там, за границей дружбы. Их устраивала и такая связь. Вот только не всегда чувства зависели от желания их хозяев. Один неловкий шаг, стоит только краем хвоста перемахнуть за черту и тебя затянет с головой, затаскивая все глубже и глубже. И неизвестно что может стать таким толчком. А может, толчок уже произошел, но они ошибочно принимали любовь за приятельскую симпатию? Или ему только предстоит произойти? Но поймут ли они тогда, как кардинально поменяла пойму река их чувств? Или продолжат считать это просто «передружбой»? Или же он не произойдет никогда. И их судьба останется недописанной, будто бы автор жизней бросил перо, отойдя за чашечкой горячего шоколада. Вот только у них времени не так много, как у всевышнего. Его горячий шоколад может кипеть всю их жизнь, которая, в отличии от напитка, так и не закипит.

Он почувствовал холодное прикосновения носа и слегка вздрогнул. Он неожиданности ли или от внезапной близости – понять трудно, ведь Смех отпрянула так же быстро, как и приблизилась, не дав ему полностью все прочувствовать. Впрочем, он и не особо хотел. Сейчас их дружба держится только на том, что они совершенно не задумываются о собственных чувствах, игнорируя напряжение, возникавшее порой, когда они находились так близко, что можно было слышать сердцебиения друг друга. Игнорируя искорки электричества, от которых потрескивала шерсть, словно перед грозой, словно перед штормом. Штормом и бурей в их душах. Но они не пускали его туда, ходя вокруг да около, крутясь вокруг, кружась, словно коты перед битвой. Битвой сердца и разума. Порой один из них выскакивал в центр, заманивал второго, но отходил быстрее, чем ему успевали ответить. И, живя на краю, они играли с огнем своих чувств, рискуя потушить его или разжечь до такой степени, что он спалит их дотла. Сожжет изнутри, но, сгорая, они будут куда ближе, чем сейчас, несмотря на пару мышиных усиков, их разделявших. Оставалось только пойти на риск. Но это, черт возьми, была далеко не в правилах Перепела. Он никогда не рисковал понапрасну. Никогда не переходил ту грань, которая отделят смелость от безрассудства. С такими вещами он плясал на черте обрыва так же, как плясал вместе со Смех на уступе их... любви?

Он послушно пошел следом за ней, чувствуя, как черный кончик хвоста щекочет ему подбородок, тянет, манит за собой. Сейчас очередь Смех. Её очередь выходить в центр круга и зазывать сероглазого. И он, конечно же, ответит ей. Но слишком поздно – веселый, смеющийся взгляд ярко-желтых глаз снова скроется в темноте, окружавшей их собственную окружность. Кроме неё существовало множество других зон, где скакали Солнцесвет и Цветочный Ветер, Дикозвезд и Мечтающая, но нигде не была такого накала, таких горячих от долгого неиспользования чувств. Они растили их много лун, добавляя по чуть-чуть, по одной искорке, и сейчас этот дракон, выращенный в неволе, стремится вырваться на свободу, поглотив и Перепела, и Смех. Они будут держать его в узде сколько смогут, но потом вырвется. Они всегда вырываются. И тогда им уже никуда не деться. Но не сегодня. Сегодня они снова испытывают на прочность ту легкую пленку, отделяющую их друг от друга. Лед на озере уже, наверное, растаял. Но ледяная стенка, толщиной уже не больше кошачьего уса, разделяющая их, все ещё держится.

- Возможно, - он поднял голову к небесам, втягивая в легкие морозный воздух, - хотя я не думаю. Скорее всего, он лишь слегка подтаял, - Пел перехватил направленный на него взгляд желтых глаз, отвечая на тщательно спрятаный в них интерес легкой улыбкой. Он сам знал этот взгляд. Он смотрел на неё точно также, когда думал, что она не видит. – Но, на твоем месте, я бы не стал рисковать, проверяя его на прочность, - рыжий никогда не рискует. Он делает что-то, только если уверен в своем успехе. Но со Смех... ему придется когда-нибудь рискнуть, сломать свои стереотипы, как она ежедневно ломает свои, потихоньку осознавая, что к этому воителю её влечет чуточку больше, чем к тому бурому оруженосцу, провожающим её влюбленными уже лун пять – не меньше.

- Идем. Сегодня твое желание – закон, - улыбка на секунду стала чуть нежнее, но спустя мгновение он отвернулся, обгоняя подругу, и тем самым возглавляя их поход. Ох, знал бы он тогда, как дорого ему обойдется эта фраза, когда чернохвостая внезапно захочет пройтись по льду. Он, конечно же, не разрешит ей. Но, предки ему свидетели, она ещё припомнит ему эту фразочку, кажущуюся сейчас такой невинной.

→ Берег озера

Хитрющую улыбку Смех он не заметил, отвернувшись от подруги без задней мысли и возглавив их небольшое шествие к озеру. Он не заметил даже, что его неловкая забота ей была не очень приятна. Так что по родным, продуваемыми ветрами равнинам он бежал легко и беззаботно, едва касаясь лапами земли и кожей чувствуя присутствие кошки за спиной. Почему-то они всегда отправлялись гулять под самый вечер, словно и не понимали, что с утра им рано вставать, поэтому стоило бы хорошенько выспаться. Но в заходящем солнце было что-то магическое, что-то мистическое, что манило двух котов будто бы огромный кроваво-красный магнит. Хотя нет, «кровавый» было, пожалуй, не самым лучшим эпитетом. Алый, ярко-алый, по мере приближения к ободку становящийся желтоватым. Такой алый, каким цвели маки на полях. Видели ли вы когда-нибудь великолепие макового поля, этих раскинувшихся широт, полностью покрытых этими цветами? Если нет, то вы не поймете этого желания бежать сквозь такое поле, касаясь стебельков шерстью, опуская иногда морду, чтобы полностью скрыться под кумачовым пологом. Здесь такая же логика: пока не попробуешь – не поймешь.

Постепенно они подбирались к самому озеру, и с каждым шагов Перепел все больше щурился, стараясь разглядеть приближающую гладь воды, толщу льда или его островки, потрескавшиеся на причудливые многоугольники. И вскоре ему это удалось. На его удивлению, оно ещё было сковано льдом, таким прозрачным, что диву даешься – все-все видно. И такой цвет, что у Пела не хватало слов для его описания. Васильковый? Лазурный? Таусиновый? Ляпис-лазурь? Кобальтовый? Хотя он даже таких слов, пожалуй, и не знал. Так что выбор для определения у него был очень небольшой, и он предпочел остановиться на цвете неба в белую ночь. Такое недотемно-синее. Не слишком светлое, но и не слишком темное. Ведь, несмотря на глубину, которая углубляла оттенок, оно сверху было покрыто белесым слоем льда да инея и все «старания» воды сходили на «нет». И все же, это было действительно красиво: по поверхности уже начали расходиться трещины, но лед пока не тронулся, поэтому они контрастно выделялись на общем фоне, словно их кто-то прочертил серебряным карандашом.

Пока он стоял, раскрывши рот и пытаясь определиться с подходящими прилагательными для выражения своих мыслей и эмоций, чернохвостая зараза уже полезла на замерший водоем, аккуратно ставя лапы на скользкую поверхность.

- Ну Сме-е-ех, - в голосе не было разочарования или удивления, ведь подсознательно рыжий был просто уверен в том, что бесбашенная кошка полезет на лед, несмотря на все его предупреждения, - провалишься – не буду вытаскивать, – угроза так себе, она не возымела эффекта то ли потому, что воительница была уверена в прочности настила, то ли потому, что она была также уверена в благородности Перепела, который непременно полезет её вызволять.

А пока желтоглазая медленно переставляла конечности, радостно сверкая глазами и восхищенно глядя на друга, постепенно сероглазый расслабился. Опуская поднятые в непроизвольном рефлексе плечи и расслабляя мышцы лап, удивляясь тому, как они были напряжены. И вскоре он уже вовсю улыбался, подойдя к самому краю и наблюдая за резвящейся воительницей. И вроде бы ничего не предвещало неприятностей, как вдруг она чуть не навернулась, автоматически впиваясь в лед коготками, от которых веером разошлись микроскопические трещины, пока не опасные для здоровья, просто не способные проломиться так сильно, чтобы в образовавшуюся запруду упал кот. Для этого они должные ещё сильно подрасти, поэтому Пел пока не волновался, весело поблескивая зелено-голубыми глазами.

- Смотри-ка, кто-то сегодня съел лишка? Как думаешь, может последний кролик был лишним? - он заурчал, стараясь скрыть рвавшийся наружу хохот. - Аккуратней, Смех, фигурку-то подпортишь, - очи сощурились в два узкие полоски, оскал расползся до самых ушей, а воздух, не вышедший вместе со взрывом шуточно-ехидного хихиканья, которое он старательно пытался держать внутри, был словно спрессованным, дерущим горло и грудную клетку – долго Перепел так не выдержит.