- Великие предки, - Огонек выдохнул облачко морозного пара вместе с этими словами, оглядывая поляну. Видимо, последняя луна Голых деревьев решила преподнести им свой заключительный сюрприз, засыпав всю поляну снегом. Рыжий котик впервые видел столько снега разом, он ведь всего луну – даже чуть меньше – назад стал оруженосцем, а до этого глубоко в лес он не уходил, поэтому и не видел старых заснеженных до самых краев оврагов, а на поляне никогда такого количества не выпадало. Поэтому сегодня для него день открытий начался уже с самого утра. Хотя, судя по тому, как спокойно к этому отнеслись старшие коты, такое иногда случалось, и ничего удивительно в этом не было. Но желтоглазый все же никак не мог признать это «обычным явлением». С полминуты он просто разглядывал местность, щуря глаза от сверкавших на солнце снежинок, а потом, когда сзади уже начали напирать остальные просыпавшиеся ученики, он немного неловко выбрался из обители, периодически проваливаясь то одной лапой, то другой, погружая их чуть ли не до плеча или бедра (в зависимости от того, задняя или передняя часть уходила под слой недофирна).

На сегодняшнее утро его задание было немного скучноватым – сменить подстилки в палатке старейшин. Ещё вчера вечером Настурция кивнула ему на кучу зеленого растения, которое натаскали остальные, и приказала с утра разобраться с этим. И чем быстрее он справится, тем быстрее они отправятся на тренировку. А посему, щелкнув на прощание брата по носу, он направился по сугробам к назначенной цели. Это было задание не из легких, ведь полукровка был значительнее тяжелее и массивнее обычных Теневых котов из-за чего и проваливался в два раза чаще них. Краем глаза он заметил отправляющихся за своими наставниками родственников: легколапую Вьюнок, у которой с этим особых проблем не возникло, и такого же «речного» Аконита, разрезавшего сугробы, что твой ледокол. Заинтересовано подняв уши, рыжий тоже решил не противиться своей природе, стараясь пройти по тонкому насту, а попросту пропилить себе путь до кучи мха, а потом и до палатки старейшин. И когда Огонек  перестал пародировать предков со стороны матери, дело пошло гораздо быстрее: через минуту он уже был на месте. Правда, «место» уже было занято.

- Здорово, - веселый оскал в сторону сидящего на его кучке растений котенка (то, что тот сидел без матери, совершенно не смущало бастарда, сбегавшего от собственной родительницы бесчисленное количество раз и считавшего такие приключения в прядке вещей), - ты же Погремушка, да? Я помню, как ты родился. Сын Изумрудной, верно? Хорошая кошка. Она сидела с нами, когда Зимушка уходила размять лапы, ты помнишь? – легкий наклон головы, улыбка стала чуть поменьше. Его совершенно не смущало то, что раньше они с этим котенком и словом не перекидывались. Просто подойти и заговорить с кем-то – это не было для него большой проблемой. – Эй, малыш, мне мох нужен. Для палатки старейшин. Настурция решила, что я рабочая лошадка этого племени, - тихое и притворно-недовольное фырканье, - но она пока спит. Ходила в вечерний патруль, а он задержался до ночи.

Отредактировано Огонек (2016-03-16 16:50:13)

Малыш ничего не ответил ему во время его тирады, иногда, правда, фыркал и качал головой, словно нахождение рядом этого рыжего весельчака давило ему на нервы. Впрочем, так и было, но вот только попробуйте убедить в этом самовлюбленного засранца, уверенного в собственной неотразимости и незаменимости. В лучшем случае получите лишь полный недоумения и недоверия взгляд и уверенное «нечего подобного, я чудо, идите лесом, сэр». В худшем – насмешливо снисходительный взгляд а-ля «чтож, ничего, зайчик, подрастешь – поймешь, а пока жуй свою мышку и молчи в тряпочку, неверный». И даже не надейтесь, что он поверит Вам хотя бы на ус. Его эгоцентризм непоколебим и неприступен, как Великая китайская стена с китайцами через каждые мять метров.

И Погремушка не был исключением. Рыжий видел, как малыш набрал воздуха, видимо собираясь начать громко возмущаться и вопить. Огонек даже приготовился зажать уши, чтобы не слышать возмущенного писка, но тут вдруг эта мелочь спрыгнула и кучи и, раздраженно клацнув зубами прямо рядом с лапой полукровки, которую он неприязненно и поспешно одернул, бросил на оруженосца злой, колючий взгляд, полный какой-то свой, особенной далеко не детской ненавистью. Детская ненависть заставляет сердце сжиматься в приступе жалости и сожаления, заставляет слезы наворачиваться на глаза, а душу болеть. Эта же ненависть ничего такого не дала. Она просто... была. Будь этот котик постарше, он ещё мог бы что-либо сделать, но в таком возрасте он может злиться только молча. Что, в свою очередь, жутко выбешивало Огонька. Мало того, что ему чуть пальцы не оттяпали, так ещё и сделали это в полной тишине, сопровождая все это откровенной нелюбовью. Какой удар по его самолюбию.

- Эй, ты что творишь? Куда ты? – он возмущенно перегородил мальцу дорогу, хорошенькое дельце – его совершенно не восхваляют и даже не любят. – Разве мама тебя не учила, что кусаться нельзя? – он склонил голову набок, вопросительно изогнув хвост. Это не была издевка, он вообще не умел издеваться. Э то был нормальный, среднестатистический вопрос, так как лисенок до сих пор помнил, как отчитывала его Зимушка, когда он решил, что её хвост – отличный имитатор добычи. Особенно если лишь слегка подрагивает во сне. Поэтому теперь желтоглазый решил, что Изумрудная просто-напросто не объяснила своему сыну такие простые правила. Может быть, была слишком занята, а может, Погремушка просто сбежал во время одного из объяснений. В любом случае, он должен это знать. Но чтобы его хоть чему-то научить (он не сомневался, что подходит на роль «учителя» как нельзя лучше), надо его для начала разговорить. Поэтому Огонек, вспомнив опыт с Когтишкой, которого он попусту надоел до такой степени, что тот к нему привязался - это было воистину настоящим искусством, которое можно только унаследовать (Огненный подозревал, что во всем виновата Орлица) – решил действовать по той же схеме. Вот только Погремушка даже близко не походил на бурого ученика...

Малец совершенно нагло кивнул, подтверждая сказанное рыжим оруженосцем (а может и нет, кто его знает – он же молчит!), а затем и не менее демонстративно зевнул, разевая пасть вовсю и потягиваясь. Огонек изумленно уставился на маленького мерзавца, стараясь понять, что с ним такое не так. Если бы он хоть что сказал – другое дело, а так и не поймешь его, не умеет же бастард читать мысли. Хотя было бы неплохо. Впрочем, ему не очень хотелось знать, что думает о нем Жабозвезд или, не дай предки, Аспид. В любом случае, это неосуществимо. А значит, понять сына Изумрудной он пока не мог, усиленно пытаясь определить что-нибудь по его мордочке. Но он вам не проницательный полосатый Аконит, уж он бы чего-нибудь да догадался, но не Огонек со своей толстокожестью. Поэтому для рыжего оставался один путь ему известный. Проигнорировав шипение котенка, ведь что могут сделать ему такие крохотные зубки, он в два скачка вновь догнал его, перекрывая путь.

- Подожди, я же сказал, что это для старейшин, - он наклонил к нему голову, заинтересованно поблескивая глазами. – Почему ты все время молчишь? Скажи хоть что-нибудь, - он быстро облизнулся, вновь поднимая голову вверх и смотря Погремушку уже с высоты своего роста. Несмотря на то, что этот котик явно с легкостью отхапал себе главенство в семье (стоило лишь посмотреть, как шарахнулся от этой кучи его брат), для оруженосца он не был опасен, особенно, по мнению Огонька, для такого, как он. Прошедшего огонь и воду, медные и деревянные трубы и все-все на свете. Сражение и победа над той лисицей только утвердили пошатнувшуюся было уверенность в собственной неотразимости и непобедимости. Но, раз уж даже псовая хищница бежала от него, поджав свой куцый хвост, значит все ему нипочем, все ему по плечу. И пусть кто-нибудь попробует оспорить это.

- Я никогда не замечал, чтобы ты с кем-нибудь играл или общался. Поговори хоть со мной, - конечно же, желтоглазый считал себя центром Вселенной, и что именно с ним и должен заговорить нелюдимый малыш. Но при этом помыслы у него были совершенно безобидные и добродушные, - со мной же можно поговорить, - он постарался улыбнуться как можно более обаятельней, чуть помахивая огромным пушистым хвостом. Вообще-то ему наверняка в скором времени прилетит от Настурции, но кого это, черт возьми, волнует, когда с тобой так обращаются? Центр земли, пуп Вселенной, помните? Все просто обязаны любить его, что бы он ни натворил. Испортил мышку, сломал палатку, разрушил лагерь - неважно! - он все равно остается самим очарованием. По его мнению, конечно же.

Огонек не акцентировал особого внимания на том, что Погремушка вдруг отступил на шаг. Он считал это вполне приемлемой реакцией при скорой капитуляции (ведь он считал, что этот котенок быстро сдастся перед его очарованием). Да и был полукровка довольно крупных размеров, догнав на пару с Аконитом несколько старших оруженосцев, которые так гордились своим ростом перед более мелкими представителями вроде Вьюнок. Но на братьев не лезли, понимая, что вскоре будут ниже этих здоровяков, обещающих вымахать в могучих и опасных противников. Именно поэтому котик был уверен в том, что испуг – совершенно нормальная на него реакция при создании контакта с совсем маленьким котенком (немного странное у него представление об отношениях и дружбе, но да не будем пока обращаться на это внимания).

Но когда этот нахаленок отрицательно покачал головой на его предложение о взаимодействии, желтые глаза вспыхнули искренним непониманием и удивлением. С какого перепуга он вдруг так уверенно и резко отказывается от возможности поболтать с ним, солнышком сего племени? Он, может, и вякнул бы что-нибудь возмущенное, но тут к ним совершенно неожиданно подлетел Случай – полуслепой братец Погремушки – и, повалив своего родственничка на землю, завопил, смело смотря прямо на оруженосца и мутно отсвечивая глазами. Рыжий юноша очень внимательно выслушал нового участника этой небольшой сцены и обеспокоенно обернулся на Изумрудную, перехватывая её взгляд. Он понятия не имел, как отреагирует мать на то, что полукровка в таком тоне общается с её сыночком (последнее время лисенок, понабравшись опыта от брата, все-таки иногда замечал, как не нравится порою окружающим его поведение, хотя и усиленно игнорировал это). А затем, улыбнувшись ей как можно милее и приветственно помахав хвостом, мол, «простите, миледи, буду куда осторожней, можете расслабиться – никакой драмы и трагедии», вернул взор на Случая, и оскал превратился в насмешливо-снисходительный.

- Все он умеет, - заинтересованный взгляд в сторону Погремушки, глаза превратились в две щелочки, - просто не хочет, упрямится, - непонятное выражение скользнуло по его морде. Будь они в каком-нибудь фильме ужасов или триллере, после последовала бы фраза из серии «но мы-то его заставим». Хотя выражение это исчезло также быстро, как и появилось, а черты вновь разгладились, улыбка вернулась на привычное место, а хвост начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, выдавая интерес и внутреннее возбуждение. – Даю тебе последний шанс, друг, - он наклонил лобастую голову, шкурой чувствуя прожигающий взгляд Изумрудной и немного пустоватый Случая, ведь поза все-таки была слегка угрожающей – понабрался он всякой гадости от Когтишки, - заговори со мной или... – резко вскидывает голову, а желтые глаза вдруг вспыхивают солнечным светом, таким миролюбиво-опасным, готовым принять в свои объятия любого или спалить весь лес к чертям, создав пожар такой же яркий, как и его шерстка. – Вовек от тебя не отстану, предупреждаю сразу, - улыбка хитрющая, задорная, но в глазах неожиданно не заметишь ни тени былого дружелюбия, лишь прохладное, упрямое желание заполучить уважение очередного ненавидящего его соплеменника. Зачем? Да просто из прихоти.