Пока Чернопёрый самозабвенно болтал, постепенно теряя всякий контроль над содержанием беседы, Ледник пытался вставить пару слов в разговор – не без успеха. Просто Грозовой воин чересчур увлёкся, чтобы в данный момент воспринимать ответы оруженосца.  Единственное, что прорвалось сквозь поток едва связанных мыслей – попытка Ледника оправдаться за происшествие на Совете.
«Извиняться за такое?  - искренне удивился чёрный кот. - Может, скоро ещё и за зевки на Совете заставят стыдить?»
Ученик явно старался понять, к чему клонит воин, и не понимал. Всё шло по плану, придуманному за полминуты до этого – выведение из равновесия какой-то пустой болтовнёй, потом вопрос по делу и тактическое отступление. Когда же пришло время вопроса по делу, Ледник отреагировал намного более бурно, чем того ожидал Чернопёрый.  Оруженосец на секунду застыл, ошарашенный словами соплеменника, и, как показалось чёрному коту, его взгляд означал: «С чего ты решил?»
«Всё время забываю, что говорю с учеником, - подумал кот. – Ну если уж ты буравишь кого-то убийственными взглядами, может, хотя бы делай это не каждые пять секунд! Очевидно же!»
Когда же держащаяся лишь на честном слове безумная теория Чернопёрого (в которую он сам не очень-то верил, но не сказать о ней не мог) была представлена на обозрение Ледника, ученик оказался действительно шокирован.
«Значит, всё же сомневается, что всё чисто да гладко. Вот если бы Каменница была помягче характером, в жизни бы этого не сказал, а тут…»
- … Что я думаю? Ты всерьёз что ли спрашиваешь? – негромко сказал Ледник, и по тону голоса оруженосца даже Грозовому воину стало ясно – тут уже перебор с нагнетанием.
- Эй, я просто думаю вслух! – нахмурился Чернопёрый, отмахнув в сторону хвостом. – Я что, кого-то обвиняю? Уши разуй! Я только говорю, что у нашей Каменницы такой нрав, что даже Север понимает, что она родную бабушку сожрёт. И мне это очень не нравится.
«Он что, решил, что я имею в виду смерть Серой Кометы? Ну бред же. Вот так начнёшь жаловаться на несносных соплеменников, и только хуже сделаешь
- Короче, всё, выше нос, - кое-как решил Чернопёрый сгладить неожиданный эффект своей теории. - Бывай!
Настроение ухудшилось ещё больше. Ледник был вычеркнут из списка тех, с кем можно было свободно болтать – ученик ещё слишком сильно переживает, чтобы воспринимать бесконечный поток шуток и бессмыслицы.
«Драться хочется,  - мрачно подумал Чернопёрый, наворачивая круги по поляне. – Хоть с кем-нибудь. Ненавижу чувствовать себя виноватым. А ведь я и не виноват, что этот Ледник вечно всё принимает на свой счёт!».

*разрыв*

Если бы Можжевельнику сказали ещё несколько лун назад, что он сможет с кем-то ужиться или хотя бы общаться на постоянной основе без желания закатить глаза или назвать мысленно собеседника мышеголовым-надоедливым - он бы не поверил и только фыркнул бы себе в усы. Слишком уж мало было в племени тех, кто не задавал странных вопросов и не смотрел на него так, словно пытался пожалеть.

А сейчас Звёздное племя послало ему Морошколапу, и, может, она иногда могла перепутать травы по неопытности, но пока от этого никто не умер. Со всеми случается.

В какой-то момент Можжевельник поймал себя на том, что стал улыбаться немного чаще.

Он учил Морошколапу строго и в то же время без лишнего давления, позволяя временами отдыхать от бесконечного изучения растений. И ощутил искреннюю гордость, когда в его отсутствие ученица самостоятельно разобралась с поранившим на охоте лапу воином.

Сухое "молодец", произнесённое молодым целителем, от него звучало как наиысшая форма похвалы.

Грозовое племя постепенно залечивало свои раны. Первое время Можжевельник незаметно приглядывал за Ледником, когда выдавалась свободная минутка, чтобы понять, нужна ли ему помощь; поговорить по душам, конечно, с оруженосцем он бы не смог, зато постараться подобрать нужные травы было вполне в его силах. Однако Ледник либо в самом деле начинал привыкать, либо умело делал такой вид... так или иначе, настырно лезть в душу к другим котам было совсем не в правилах Можжевельника.

- Надеюсь, тебе понравится на твоём первом Совете, - напутствовал он Морошколапу за несколько минут до того, как Алозвёзд скомандовал выходить. И уже знакомым жестом потрепал её кончиком хвоста по уху.

Можно было, конечно, начать напоминать о правилах поведения во время собрания всех племён, но ученица в последнее время выглядела более уставшей, чем обычно, и Можжевельник с неожиданной даже для самого себя тактичностью решил не давить лишний раз.

Уж во что, а в благоразумие своей подопечной он верил.

→Остров Советов

Черноперый мгновенно отмахивается, схмурив брови в недоумении:

— Эй, я просто думаю вслух! — и Ледник чувствует себя идиотом — конечно, никто всерьез о таком не думает. Глупо с его стороны так пугаться.... наверное, — Я что, кого-то обвиняю? Уши разуй! Я только говорю, что у нашей Каменницы такой нрав, что даже Север понимает, что она родную бабушку сожрёт. И мне это очень не нравится.

— Мне это тоже не нравится, — честно роняет он в воздухе, неприязненно шевельнув усами. Его почти неприкрытая враждебность к Каменнице в последнее время подкрепляется также и тем, что ее присутствие на посте глашатая Ледника невыразимо коробит — что-то свербит у него между ребер, когтями скребется внутри, а голос в затылке шепчет о том, что она не должна там быть; пусть даже никто не поспорит, что воительница из нее более чем ответственная и трудолюбивая и бла-бла-бла-бла, каким там еще должен быть глашатай племени. Юноша очень четко помнит свои ощущения, когда ему сообщили об этой новости — все внутри как-то странно перевернулось, и на Алозвезда почему-то закралась обида, которую Ледник, впрочем, гонит от себя и по сей день — ибо наставнику своему он верит, и верит в его решения, пусть даже не всегда понимает (для него не в новинку), — Б-р-р. Воображает из себя невесть что.

"Кстати, а ведь Кристальная Звезда была ее бабушкой," — думает он между прочим, но тут же отпускает эту мысль, неуверенный, что с ней делать.

Черноперый тем временем решает свернуть беседу, и, как-то скомкано попрощавшись, удаляется по своим делам. Ледник наблюдает его мечущийся в воздухе хвост, пребывая в знакомом для себя состоянии легкого недоумения, пока на поляну не ступает Диковинка, орошенная привычной для нее жизнерадостностью. В воздух поднимается аромат свежепойманной дичи, и желудок его дает спазм — он толком не может вспомнить, обедал ли после дневной тренировки.

Старейшины с королевами были осмотрительно накормлены еще перед отходом на Совет, так что Ледник без зазрений совести выбирает из заметно опустевшей под вечер кучи взъерошенную сороку, и, оглядевшись, берет курс на отдыхающую у входа в палатку Глушину.

(Быть одному почему-то сегодня не хочется.)

— Расф-фелим? — не удосужившись освободить пасть от своей ноши, а морду — от лезущих в нее перьев, предлагает Ледник по прибытию, и плюхается рядом с Глушиной, не особо ожидая ответа.

"Как обычно она от всех прячется," — чья бы, впрочем, птичка чирикала.

Перемотка---->
Север был рад, что его не взяли на Совет. В последнее время от большой толпы у него начинала болеть голова, а единственное слышащее ухо сворачивалось в трубочку, потому что все фразы перемешивались в голове и превращались в вязкую трясину.
Последняя луна была достаточно продуктивной в плане обучения с Шиповинкой, и кошечка делала большие успехи. Когда Алозвёзд огласил список тех, кто идёт на Совет, ученица явно просияла, и слышное её было даже Северу. Он фыркнул в усы и улыбнулся, вспоминая свой собственный Совет. Помнится, они сбежали с него вместе с Мшистой. Ну, или почти сбежали... Им бы ещё немного времени, и они могли бы скрыться с чужих глаз, оставшись наедине. С Мшистой...
Улыбка начала угасать, а выражение морды мрачнело. В голове прозвучали собственные слова: "Наверное, смерть от падения со скалы – лучшая смерть". Глупец, какой же глупец... В последнее время ему часто снилось, как он сам падает вниз, в пропасть, и неважно, с Небесного ли дуба, на который когда-то любил взбираться, или с обрыва.
Он с котячества любил высоту и ощущение полёта, которое не имел возможности испытать. Поэтому много фантазировал, взбирался так высоко, как только мог, особо не заботясь о безопасности. Если его и ждал конец, то только такой. Почему на его месте оказалась Серая Комета? Почему судьба, почему Звёздные предки, так решили? И почему во снах он всегда один?..
Лучшие крылья у двухцветных и трёхцветных котов, да? Хотелось надеяться, что Серая Комета их получила. В смерть Грозохвостки он до сих пор не верил. Оставалось мало котов, кому он вообще мог доверять, а тем более, доверить единственное, что у него осталось — Ледника.
Кот медленно моргнул.
Все начали расходиться, и перед тем, как Шиповинка скрылась с поляны, Север наконец опомнился и нагнал кошечку, чтобы бодро, как только смог, боднуть её в бок и сказать:
— Удачи на своём Совете. Ты заслужила. Только помни о правилах и старайся не наступать никому на хвосты. Коты этого почему-то не любят, но всегда только способствуют, — он улыбнулся ей вслед и, проводив взглядом остальных, облегчённо вздохнул, поворачиваясь к поляне, на которой почти никого не осталось.
Ему хотелось подойти к Леднику, но он заметил, что тот сейчас разговаривал с Чернопёрым. Точнее, разговаривал по большей части последний, а Ледник беспомощно жался и пытался вставить что-то в ответ. В груди поднималось негодование и раздражение на воина. Видеть сына зашуганным и притихшим стало уже привычно, но всё ещё больно. Хотелось уберечь его от всех бед и приставучих воителей, которые заставляли его чувствовать себя некомфортно. Возможно, Север сам был таким же ранее: приставучим, громким, активным, чересчур болтливым, но сейчас это не повод давать Чернопёрому поблажку.
Когда тот отошёл и стал наматывать круги по поляне, Север двинулся следом, внешнее держась спокойно. Ледник отошёл к куче с добычей, которую недавно пополнила Диковинка (белоснежный сделал себе мысленную заметку поговорить с ней позже), поэтому волноваться было больше нечего.
— Чернопёрый, — коротко позвал он воина, — Под хвост что-то попало? — прозвучало грубо, но Север с улыбкой мотнул головой, — Просто ты мечешься из стороны в сторону, как раненный дрозд. Тебе скучно, потому что не взяли на Совет?
Взгляд его был предостерегающе холоден.